***
Ты спрячешь опять за очками обиду. Махнешь на прощание спокойная с виду. Конечно ему ни к чему эти сцены. Так проще, так легче, уйти нет проблемы. А где-то внутри все кричит. И бешено так стучит. И врядли когда-то простит.
До номера она идет, прячась под солнечными очками. Потому что если она их снимет — разревется, как девочка — школьница. Дверь с грохотом захлопнулась, Моррисон влетела в номер, и распахнула настежь окно, холодный ветер коснулся ее разгоряченных щек, и растрепал рыжие короткие волосы. Все так хорошо начиналось… Но это было в последний раз, это должно было стать точкой. «Почему в Калифорнии так холодно?» — Дженнифер поежилась, обхватив руками плечи, но от окна не отошла. Она злилась, она была обижена на весь мир, на себя, что, прежде всего всегда ставила карьеру на первое место, а уж только потом личную жизнь, она злилась на него, за то, что умеет так искренне и чисто улыбаться, за то, что может позволить так просто положить голову ей на плечо. Она не понимала, что творится в его душе, и отдала бы все, чтобы знать это, чтобы позволить себе быть с ним чуть дольше, чтобы не думать о последствиях, каждый раз находясь слишком близко с ним. Это была их небольшая драма. В прошлый раз она старалась держаться чуть холоднее, и это почти получилось, пока их взгляды случайно не встретились. И все вспыхнуло снова. В этот раз, они имели право. Имели же? Они же друзья, черт возьми. Да какие они друзья? Мысли роились в ее голове, она терла виски. У друзей не колотится бешено сердце, у друзей не холодеют руки при встрече и не горит лицо. Эта панель была заключительной в этом году, она знала, что мероприятие должно стать особенным, Моррисон готовилась, как перед свиданием, выбирая платье, не спала ночью, практически. Они не встретились в аэропорту, ей даже стало немного обидно, Колин приехал почти перед самым началом, даже толком не смыв подводку Крюка. Он только посмотрел на нее, и сердце пропустило удар. Он только улыбнулся, и у нее чуть не затряслись колени. Зрители в зале шумели, кричали, встреча была очень жаркой. А потом, посыпались вопросы, сейчас они повторялись только на одну тему «Будущие дети Эммы и Киллиана», « Имена детей» и «Планы на будущее» Дженнифер любила свою работу, но, как и любой другой человек, она уставала. В один момент Колин толкнул ее, легонько локтем в бок, подмигнул, и она положила голову ему на плечо. И стало тихо, на мгновение, но она ощутила невероятное тепло, свет, покой. Замерло все вокруг, потускнели вспышки камер, приглушенно звучали аплодисменты. Только стук его сердца, только его дыхание и сильное плечо. Предел есть всему, и их дружбе тоже должен был наступить предел. Нет, не так… Дружбы между мужчиной и женщиной не бывает. Всегда найдется что-то, что ее портит или возвышает. А она уже не могла дружить, ей хотелось счастья, ей хотелось не пустой квартиры с Авой на диванчике, ей хотелось, как и любой другой женщине уютного дома, и запаха кухни, хотелось ужинов в ресторанах на двоих, нет, она любила свою работу, и будь она хоть сто тысяч раз феминисткой, ей хотелось счастья, такого как… Как Колин. Вот он сейчас, сидит, улыбается, отвечает на вопросы, теребит микрофон, изредка смотрит на нее. И она не может не улыбнуться, не может не вставить пару слов и отчаянно хочет прикоснуться к нему. А мысли все бегут потоком, и все по кругу. Встречи, люди, поклонники, взгляды, чтоб никто не видел. Потом вечер. Номер отеля, разговоры до утра, поцелуи и прощание. Иногда прощание слишком горячее, на разрыв и на осколки, до безумия. Она вся отдается ему, а он принимает, стараясь не винить себя, и не дай бог упомянуть Хелен… Иначе вина их спалит. Сейчас Моррисон одна. И ему не нужно видеть ее такой. Такой усталой и такой расстроенной. Ему не нужно устраивать сцен, только больше накрутит. Но, и бежать от себя нельзя.Гадаешь на картах и веришь пророчествам. Страшнее всего для тебя одиночество. В твоем дневнике не хватает последних страниц.
***
В последний раз он курил за несколько лет до женитьбы, потом курил на съемках «Хранилища 24», когда родился Эван, он бросил. Сейчас ему мучительно хотелось курить снова, чтобы прожечь легкие насквозь, до хрипа. Может быть, поможет, но… — Дженнифер, открой дверь — Колин стучал в дверь, топтался в коридоре — Я знаю, что ты там, мне нужно поговорить. — Он прислонился спиной к двери, и выдохнул, он мог поклясться, что Моррисон тихонько подошла с противоположной стороны, и так же устало прислонилась спиной к двери. — Открой дверь или я выломаю ее — Проговорил Колин. — Не выломаешь — Глухо и дрожащим голосом, ответила Джен, ему показалось, что она улыбнулась, но какой-то очень усталой улыбкой. — Да что случилось? Все было хорошо. Ты неважно себя чувствуешь? Тебя кто-то обидел, наговорил глупостей? Ты же сильнее всего этого…- Колин снова дернул ручку двери. — Я в порядке. — Ответила Моррисон. — Открой, пожалуйста. Не прячься от меня, ты же помнишь «опора и поддержка» — Колин не думал ни о чем другом, как о том, что должен ее выслушать. — Если я открою, то мы все испортим. — Нечего портить, нечего… Дженни. — Это я виновата, не нужно было позволять себе такого, не нужно было этих объятий, не нужно было… — Ты думаешь дело в этом? В том, что ты положила голову мне на плечо, в том, что мы обнялись. И еще немного и мы бы смогли поцеловаться там, перед всеми? А все, что было между нами до этого, Моррисон? Я думаю об этом постоянно, открой мне дверь. Я не хочу орать на весь коридор. Ты нужна мне. Сегодня, сейчас. Всегда — он уже прошептал эти слова. — Я не хочу нас мучать. Между ними повисла тишина. Звенящая, вязкая, как дым… Тишина проникала в их сердца, приглушая сердцебиение. О’Донохью с силой стукнул кулаком по двери, выругался, и ушел. Моррисон вздрогнула, и, прислушиваясь к его шагам, сползла по стене, беззвучно заплакала. Их драма, их личная драма. » А он сегодня грубый, он обижен, он не понимает, наверное, …Но он тоже мне нужен. Счастье, как Колин. Нужен.» Городок маленький, его никто не знает, поэтому он натянул кепку и надел очки, он бродил по улицам, кусая губы и думал, думал… Он написал пару смс жене, позвонил ей, поговорил с Эваном. Он зашел в бар и сел за стойку. Выпил он не много, выкурил после долгого перерыва всего парку сигарет. Посидев в баре, еще немного времени он решил вернуться к ней. Не отступая и не дав ей снова закрыть перед ним дверь…Зависло в дыму молчание. Стоишь на краю отчаяния. Всего один шаг, все как-то не так. И окна скрипят голодными взглядами. И мысли летят, отравлены ядами.
Полночь. Она проспала почти весь день, после его ухода, звонила друзьям и знакомым, работала на планшете, заказывала билеты на рейс домой. Потом собирала вещи. Смотрела на часы, и ждала. Она ждала его. Потому что он как-то неправильно ушел. Она проснулась от стука в дверь, сонная, зареванная она открыла и замерла. Буквально. — Что с тобой? — Шепотом спросила она и сморгнула слезу. О’Донохью в кожаной куртке и футболке, прислонился к дверному косяку и поднял на нее покрасневшие глаза. Молчание. Запах сигарет и вина. — Ты пил? Боже Колин, ты же практически не пьешь. — Впусти. Если не впустишь, я уйду навсегда. Дженнифер испугалась, она хотела закрыть дверь, но нельзя. Его синие глаза потемнели, он был сейчас реально готов на все. И снести дверь и реально уйти и не вернуться. Сердце колотилось в груди. — Я люблю тебя, Моррисон, пойми ты это уже, наконец. Я люблю тебя до разрыва сердца. Дженнифер ахает и Донохью толкает ее в номер. Дверь снова с грохотом захлопнута, в открытое окно врывается ветер, Колин прижимает ее к стене, от чего та ударяется головой, шипит на него, вцепившись в кожу куртки. Он жадно и очень грубо впивается в ее губы, до хруста до стона, она не может сопротивляться, она плачет, но не от страха, а от того что он признался. Пусть так. Пусть так грубо. Его руки блуждают по ее спине, его губы жадно исследую ее рот, она отвечает и все вокруг взрывается тысячей осколков, потому что она хотела его такого, сейчас, сегодня всегда. На пол летит его куртка, потом футболка, пальцы Моррисон путаются в его волосах на груди, руки Колина трясутся, но он срывает с нее блузку, потом лифчик, опускаясь поцелуями, ниже прикусывает сосок, она кричит, впиваясь ногтями в его плечи. Колин сжимает ее бедра, Дженнифер чувствует его возбуждение, она уже горит, она умоляет. Они не замечают, как оказываются на кровати, они вообще ничего не видят и не слышат, кроме бешеного биения сердец, кроме сбившегося дыхания.От тоски — вдребезги с мечтами рваными. От тоски — вдребезги; снегами талыми. От тоски — вдребезги с мечтами рваными. От тоски — вдребезги; снегами талыми.
Обнаженная Моррсон, прижимается к нему, запрокидывает голову назад, он целует ее в шею, что-то шепчет, и они взрываются друг в друге. Безумно, страстно. — Больше никогда не пей, и никогда не уходи от меня.- Дженнифер лежит на кровати, на животе, его пальцы лениво рисуют узоры на ее спине. Он счастлив. Он безумен и счастлив. — Не уйду. И знаешь, что… — Не продолжай. Я не хочу думать о будущем. Я и так чуть не разлетелась от тоски на тысячу осколков. А я скучаю. Всегда. И то, что было сегодня, то, что было на встрече с поклонниками, Колин, это все мы, это мы, как есть. И ничто и никто этого не отнимет. Я просто думала об этом. Прости за то, что не впустила, тебя утром. Я испугалась. — Не бойся. Донохью прижимает ее к себе, она разворачивается и утыкаяется лицом в его плечо. — С тобой не боюсь. — Когда ты улетаешь? — Через несколько часов. — Значит, у нас еще есть время. — Да… Она опоздает на рейс, он опоздает на съемки, не позвонит жене, пропустит важную встречу. И только днем следующего дня они расстанутся. В этом их счастье, хрупкое, отчаянное, дымное. Но счастье. В этом ее счастье, как его глаза, как его улыбка и поцелуи. Счастье, как Колин.