Наперегонки

Он еще продолжает в том же духе, и меня это и правда злит, но одновременно и смешно: один из величайших магов, а ведет себя как мальчишка. Может быть, потому что с Лордом при его подобном поведении я это веселье себе позволить не могу. Злость же Давида дает мне ключ к нему, и я чувствую себя хозяином положения. Поэтому просто продолжаю слушать его жалкое бухтение, пока он не выдыхается. Выдыхается и смотрит зло и растерянно – ждал реакции и не дождался, и что делать, как перейти к тому, что ему нужно (а я, кажется, догадываюсь, что ему нужно), совершенно не знает теперь. - Репаро его взяло? – интересуюсь, кивая на стол. - Нет. Облик вещей и трансфигурация из кучи мусора. - Исчезнет? - Нет. Ты можешь сказать Альбусу, что я у тебя, если твоя подозрительность все еще в верхней части шкалы, - говорит он с нервным смешком. – Я подожду. В другой раз я не стал бы этого делать: и так все ясно, но сейчас мне хочется уесть и его, и Альбуса. Я прохожу в дом, оставляю дверь открытой, но пишу записку, беру ее в рот и, засунувшись в камин, выдуваю ее в пустую Альбусову гостиную. Когда я вылезаю обратно, Давид стоит посередине комнаты. Заваливаю его на стол, сшибая вазочку с цветами, заботливо поставленную Донки, и вбиваюсь в него. Да, мщу одновременно и Альбусу – жаль, что я не увижу выражения его лица, когда его чертов маленький соглядатай доложит ему об этом, и Давиду - и за сон, и за все его далеко идущие планы по самоубийству, и за «был в хорошей компании». Хотя последний не то чтобы возражал. И еще, наверное, Цитрону за то, что он меня подчинил – ведь не самому же себе мстить за то, что я тогда был уничтожен расставанием с Ромулу и поведением Альбуса и у меня отшибло мозги. Потом, в комнате у себя собираюсь переодеться все-таки в домашнюю мантию и смотрюсь в зеркало – о да, я тот еще красавчик, дорогущие шмотки натянул, а волосы как висели паклей, так и висят. Впрочем, надо признать, что в дорогущих шмотках мой вид все-таки немного лучше. Да и Давид сюда явно не внешностью любоваться моей пришел. Иду в ванную, снимаю все и ныряю под теплые струи, голову мою так тщательно, как только могу. Может, и вправду можно найти какой-то состав, который поддерживал бы волосы в сносном состоянии каждый день? А если не найду, изобрести. Вряд ли долгие эксперименты понадобятся, а средство потом можно запатентовать: наверняка оно будет нарасхват. Я уже готов выйти из душа, когда ко мне вламывается Давид. Впрочем, как вламывается – можно подумать, что я дверь случайно на что-то посильнее Коллопортуса не запер. Вламывается, сбрасывает одежду, садится на корточки и берет в рот. Тело у него – хоть статую лепи, но подумать о том, как жалок я на его фоне, не успеваю. Приводит меня к оргазму и снова сосет. И улыбка такая уверенная – о да, тут он точно в своей «стихии», даст мне не сто, а тысячу очков вперед. Перехватываю инициативу, нагибаю к раковине и снова трахаю. Выплескивается с надрывным стоном, снова садится на корточки и снова берет в рот. Даже спрашивать не хочу, об очищающих подумал ли. Кончаю ему на лицо, он жадно ловит капли, и потом, уже после того, как я наконец сполоснулся и оделся в домашнюю мантию, мне приходит в голову, что он между «свиданиями» со мной успел что-то натворить. Но я ему не исповедник, так что расспрашивать не собираюсь – если захочет, расскажет сам. Ну а если нет, то на «нет», как говорится, и суда нет. После мы сидим на диване и пьем. Я – чай с восстанавливающим бальзамом, Давид – вино из запасов деда, мистер Квинн уселся на подлокотник с его стороны – ему очень хотелось быть угрожающим, но он налетался за день, так что едва пошла вторая минута нашего с Давидом разговора, как грач засунул клюв под перья и захрапел. - Европейские неприкасаемые, - рассказывает Давид. - «Каготы»* – от окситанского слова «дерьмо». Впрочем, у них есть и другие названия. «Аготы», «капоты», «гезитаны», и еще с десяток. Кто они такие и почему их внезапно отделили от остальных магов и магглов – никто не знает. Это не особый этнос вроде цыган или евреев, они говорят на тех же диалектах, что и маги, живущие в той же местности. Большая часть профессий для них была недоступна. Но из них получались прекрасные строители, целители и зельевары, и есть регионы, где каготы полностью сосредоточили эти профессии в своих руках. В Гаскони, например, не найти акушерку или строителя не из каготов. И это при том, что они считались нечистыми, кое-где даже прокаженными, и прикосновение кагота к обычному магу или магглу за пределами целительских нужд каралось смертью. В каких-то местах им разрешалось бывать в церквях, только для них они сами же делали отдельный низкий вход – чтоб кланялись, сидели за особой перегородкой, отдельная чаша для святой воды, причастие им подавали на особой вилке. Им нельзя было ходить босиком, касаться перил лестниц и мостов, нельзя было брать воду из общественных колодцев – для них воду наливали в отдельный грязный резервуар. Если они нарушали эти условия, им отрубали руки, ноги или голову. В Бретани есть собор, на стене которого висит отрубленная рука кагота, который залез в общую чашу со святой водой. - Католики? – уточняю я. - О, протестанты их так же гнали, - усмехается Давид. – В начале четырнадцатого века случилась небольшая вспышка чумы, и в ней обвинили каготов – якобы они отравили колодцы. После этого французский король Филипп V разрешил их убивать без суда и следствия, по факту существования. «А что-то родственное с каготами у меня есть». - В шестнадцатом-семнадцатом веках, еще до Статута, были эдикты и папы, и короля Франции об их защите и равноправии, и даже деньги на это выделялись, но деньги все осели в карманах по дороге, и эдикты каготам нисколько не помогли. По внешности каготы очень разные, - продолжает Давид. - Некоторые отличаются карликовостью, приплюснутым лицом и отсутствием мочек ушей. Некоторых же не отличить от обычных французов и испанцев. В Гаскони самыми красивыми колдуньями считаются именно женщины из каготов. Считалось, что каготы прокляты, однако перед Статутом их обследовали и не нашли никаких внешних следов проклятий. Предполагалось, что Статут определит их исключающий статус, поскольку маги-каготы жили вперемешку с магглами, а без магов выживание маглов-каготов с учетом продолжающихся гонений на местах ставилось под угрозу. – Но не определил? – догадываюсь. - Не определил. Но, поскольку, они и так были вне закона, дополнительные санкции к ним никто не применял. Магглы-каготы получили равноправие в 19 веке, еще сто лет у них заняло смешаться с толпой магглов-некаготов. Что касается магов, то Франция недавно принялась исправлять упущенное, хотя официально о гонениях на каготов по-прежнему не говорится, а в Испании их до сих официально даже не существует. - Откуда ты о них знаешь? Связи с зельеварами? - Нет. Они предпочитают не связываться с обычными магами и, как правило, работают в одиночку. Я даже не слышал, чтобы они создавали какие-то объединения. А вот медики в большом количестве ассимилировались и за ними гоняются все больницы мира. У Карла работают двое – это редкая удача. Гжегож с ними общается, он мне многое о них рассказал. Но впервые я о них услышал от Ника и Пернелль. Ник едва пережил некоторые события четырнадцатого века, связанные с ними, только благодаря своим хорошим отношениям с парочкой каготов. Они очень сильные колдуны, Северус. И для твоего Лорда, несомненно, лакомый кусок. То, что их гнали и постоянно ставили на грань выживания, привело к тому, что они объединили усилия по созданию новых заклинаний. Некоторые заклинания, которыми мы пользуемся в повседневной жизни, были созданы каготами, хотя потом другие волшебники и приписали эти заслуги себе. Агуаменти, например. Про то, что им запрещали доступ к чистой воде, я тебе уже рассказывал. Проветривающие чары, чтобы в пещерах на болотах был свежий воздух. Расширяющие чары. Вмещать целый дом в одну маленькую комнату тоже придумали они. Они разрабатывали средства связи друг с другом и средства перемещения между общинами, зелья и заклинания маскировки. Ну и конечно, когда их принялись уничтожать, они не остались в долгу. Множество интересных смертельных долгосрочных проклятий – их рук дело. Болотная гниль, например. Ты знаешь, что такое асмодия? – внезапно интересуется он. - Черная пыль? Да, имел с ней дело. - Тоже их изобретение. Ее и добывали только во французских болотах. До того, как их разрешили убивать, они жили на выселках. После того, как Филип V обвинил их в том, что они вызвали чуму, как всегда, нашлось достаточное количество магов-добровольцев. Общины, которые не смогли дать отпор и бежать, были уничтожены. Другие сильно проредили. Каготов спасло только то, что массово они были наголову выше тех, кто пришел за ними. Обустроившись на новом месте, в болотах, и обнаружив свойства черной пыли, они решили, что чем больше их противников умрет, тем лучше. Они же придумали к ней антидот. Я думаю, ты знаешь, что тогда случилось. - Выкосило две трети Европы? - вспоминаю я давний разговор с Марией Инессой. - Верно. Возможно, они не остановились бы, но запасы черной пыли кончились. В любом случае, каготы добились того, что от них почти отстали. Где-то - потому что всем резко стало не до них. Где-то – потому, что они лечили заболевших и часть успешно вылечивали. Причем о том, что они действительно стали причиной эпидемии середины века, до сих пор неизвестно. Ник знал об этом, потому что продолжал поддерживать связи с каготами на протяжении веков. Его родители спрятали семью акушерки, которая помогла появиться на свет Нику, а эта семья была очень влиятельной в общине, и после, во время эпидемии, она позаботилась об антидоте для Ника и его близких. Он намекал, что некоторые алхимические рецепты получил непосредственно от каготской общины. - И ты полагаешь, это что-то связанное с камнем? Рецепт создания камня? - Я не думаю, что именно рецепт создания, но думаю, что это было что-то, что натолкнуло его на главные идеи. Какие-нибудь рецепты эссенций долголетия. Каготы-маги – сплошь долгожители и здоровьем весьма крепки. Хотя казалось бы: плохие условия, близкородственные браки, поскольку им запрещалось жениться и выходить замуж за обычных магов под страхом смерти. Им запрещали заниматься животноводством и сельским хозяйством, сбором грибов и ягод в лесах, разрешали заниматься только рыболовством, и это сильно обедняло их рацион. Однако что сейчас, что во времена гонений, каготов умирало сильно меньше, чем обычных магов, они продолжали успешно размножаться, а число магов, перешагнувших двухсотлетний рубеж, зашкаливало. Судя по заметкам Ника, некоторым магам, с которыми он общался, было лет четыреста, не меньше. Он замолкает и несколько минут просто потягивает вино. Я беру инициативу в свои руки. - Объясни мне одну вещь, пожалуйста. Как вообще получилось так, что камень оказался в одном месте, а рецепт его создания – в другом? И ясно же, что история про камень ворона, хотя, как я понимаю, Карлу она очень нравится, – редкостная чушь. Давид вздыхает. - Предок Карла, а заодно и мой, был среди первых девятнадцати и был близким другом Ника, человеком, которому тот полностью доверял, - поясняет он. - Когда возникли трения в тусовке, Ник доверил ему передержать камень у себя, а за это как раз договорился с каготами о постройке Рабштейна. Чего Ник не знал, полагаю, так это того, что этот так называемый друг еще и рецепт скопировал. Думаю, что он пытался его воспроизвести, потому что погиб при несчастном случае в алхимической лаборатории. Ник, хотя к тому времени они сильно разошлись, очень горевал. После этого в семье Мареков алхимией никто не занимался до Карла, и никто, соответственно, и понятия не имел, что за рецепт им достался. Карл его обнаружил и расшифровал, когда наконец дал себе труда разобраться с завалами бумаг в замке. А было это уже после смерти Ника. Можешь представить мое состояние, когда оказалось, что не только камень не уничтожен, но еще и рецепт есть. А Ника нет. Да уж. Наверное, действительно могу представить. Но не буду. И даже сердиться на этого оболтуса больше не могу. - Скучаешь по нему? – спрашиваю. Хотя все и так ясно. - Очень! – вырывается у него. Потом добавляет категорично: - Я не привык без него жить. В общем-то, это было очевидно, только до меня не доходило, как всегда. Если его связь с Ником хотя бы вполовину такая сильная, как у меня с Цитроном, представляю, как его сейчас должно тянуть на ту сторону. И глупо этому даже пытаться противостоять. А, между тем, бутылка закончилась. - Еще? Третий раз беру его в подвале – уперся ладонями в стену и ногу одну поставил на скрипящий табурет, которому давно пора на покой. Стонет так сочно, что и мертвого бы завело. Неплохо, в принципе, для конца дня. Возвращаемся – он сел в кресло, смотрим друг на друга. - Я доделывал дела, - говорит. – Я, конечно, постараюсь выжить, но не жди от меня слишком многого. Об обещании, полагаю, ему бессмысленно напоминать. Давид слегка наклоняется ко мне. - У Ника было столько эликсира, что он мог прожить еще много, много столетий. Вместе с Пернелль. И со мной, если уж на то пошло. Но в камне слишком много жизни, Северус. Его невозможно уничтожить просто так. В огне он не горит. Ник опускал его даже в жерло вулкана. И вообще очень многое пробовал. Меч Гриффиндора, например. Который очень много что может уничтожить. Клык василиска. Пока не понял, что ему нужно вернуться к изначальному рецепту. Что нужен… Он тянет паузу, и я не даю труда себе выдержать: - Реверс? - Реверс. Как видишь, рецепт оказался рабочим. Вот только жертвы Ника и Пернелль со всеми будущими столетиями не хватило, чтобы довести дело до конца. - И ты теперь налопался эликсира и собираешься повторить это? - Да. Поэтому если запаса моих будущих столетий хватит, чтобы уничтожить камень – я выживу. Если нет, то нет. Другого пути нет, Северус, и ты должен это понять. - Ничего я тебе не должен, - огрызаюсь. - Ну, Дамблдору. Кому-то же ты так сильно должен, раз во все это влез. - А вот это уже никаким боком не твое дело! - Разумеется, Северус, не мое. Но и моя жизнь – не твое. И в этот момент я понимаю, что я действительно его привязал. Каким-то образом смог - может быть, роль ведущего перехватил в разделенном сне и морально оказался сильней? И он пообещал войти в ритуал только в том случае, если будет знать, что выживет, и нарушить обещание не может. И сейчас не права утверждает – отпустить просит. И если я его не отпущу, то и не будет никакого ритуала и не пожертвует он собой. Мерлин, но могу ли я поступить так по отношению к Альбусу? По отношению ко всему магическому миру, черт возьми? По отношению к Лили? Если камень останется в том виде, в котором он сейчас, Лорд рано или поздно до него доберется. Четыре осколка в одно целое он точно когда-нибудь с его способностями соберет. Даже если ему в призрачном виде придется существовать еще сотни лет. Он вон всего за тринадцать лет способ возродиться нашел. При этом со своей настойчивостью множество способов испробовал. - Делай что хочешь, - говорю. Ненавижу себя и говорю. Давид молчит. И мерзко, что он же знал, что я не смогу его не отпустить. Еще и соблазнял ради этого, а я… Он подходит к столу, наливает вина мне и себе. Приносит. Я пью. Отправляет бокал обратно и садится ко мне на колени. - Ты зря носишь мантии, - говорит. – Телу нужен воздух. Тебе идут рубашки. - Особенно с коротким рукавом, - фыркаю. - И с коротким рукавом, - подтверждает серьезно. – Я дам тебе одно маскирующее заклинание. Им пользовались маги-рабы еще в Римской Империи, когда сбегали от хозяев. - Ну спасибо! Но он перекрывает мою злость поцелуем, умелые язык и руки делают свое дело, и за несколько минут его интенсивных стараний я остываю. - Так что там с каготами? – спрашиваю, когда мне удается восстановить статус кво и я возвращаюсь к чаю, а он к вину. - Каготы сейчас существуют в основном в трех видах, - с готовностью откликается он. - Первый - это молодежь. Во Франции во искупление грехов перед каготами недавно была принята программа государственной адаптации. Как ты, возможно, знаешь, обучение в Сорбонне бесплатное для всех, но стипендию получает не каждый. Каготам же выплачивают повышенную стипендию всем, в том числе испанцам. Прогульщиков не отчисляют и возятся с ними до последнего, аттестуют тоже весьма снисходительно. Поэтому большая часть молодежи предпочла покинуть общины и раствориться в толпе обычной молодежи. Ее после веков угнетения интересуют только удовольствия и ей нет никакого дела до чужой борьбы. Второй вид – это некоторые семьи, которые отделились от общины еще два столетия назад, после первой волны отмены дискриминационных законов, а то и раньше, и рассеялись по всей Европе. Они, как правило, живут особняком, не в магических кварталах городов и не в магических деревнях, а в отдельно стоящих домах где-нибудь рядом с маггловскими местечками, подальше и от обычных магов, и от общины. С деньгами у них тоже обычно все в порядке. Они хорошо знают свое дело, заказов у них полно, наука их интересует, а контакты с миром, помимо работы, не очень. Как и то, подает им кто-то руку, или не подает. Они с такими магами просто не будут общаться вне работы. На политическую борьбу им тоже плевать. Если условия их проживания как-то ухудшатся, они переселятся в другую страну и будут заниматься выбранным делом – вот и все. - А третий? - А третий – общины, в большинстве из которых живут маги, передающие обиду на преследователей из поколения в поколение. Не католики, не протестанты - темные маги, которые общаются с демонами низшего порядка, в ритуалах приносят в жертву детей, даже младенцев, и знакомы с проклятиями получше, чем твои приятели пожиратели. Маги, которые хотят не то что равного положения – они хотят отомстить. Как минимум тем семьям, которые принимали непосредственное участие в их гонениях. Ради чего им примыкать к Альбусу? Твой Лорд наверняка пообещает им желаемое. И в его силах дать его – в том случае, если он получит власть. - Однако к Гриндевальду они не примкнули, - замечаю я. - Потому что он зашел к ним с неправильной стороны. В каготских общинах тогда еще были магглы. Но сейчас почти все магглы-каготы покинули совместные общины. Маггловский прогресс сделал свое дело. Еще одна трудность – ты будешь слишком на виду с такой миссией с учетом того, что надо разговаривать со множеством магов. В одних общинах есть иерархия, но в других – самоуправление. - Ты считаешь, что оборотное не решит проблему? - Я считаю, что это очень опасно. И я бы высказал все Альбусу, если бы мог его найти. Но с некоторых пор он исчезает из башни, стоит мне там появиться. - Ты его ненавидишь? – догадываюсь я. - А мне есть его за что любить? – огрызается он. – Разумеется, не настолько, чтобы навредить ему. В конце концов, это было решение Ника. Дамблдор его силком не тянул. - И ты обижен на Ника за то, что он не остался жить ради тебя, - констатирую. - Как будто это имеет значение! – возражает он. – Как будто вообще что-то имеет значение. Ну не сегодня я сдохну – так через сотню-другую лет. И ты тоже. - Это твоя мотивация? – не удерживаюсь. – Здесь ничего нет, так, может, там что-то? - И там ничего нет, - говорит зло. - А про параллельные миры ты знаешь что-нибудь? - То, что не стоит туда ходить, - отрезает он. - Почему? - Потому что! – отвечает резко. Потом смягчает тон и объясняет: - Ты принадлежишь этому миру. Тебе может здесь быть как угодно ужасно, но там, даже если ты счастлив, ты всегда чувствуешь, что мир не твой. А это, поверь, еще хуже. И то, что ты можешь найти там тех, кто умер здесь, не даст тебе ни радости, ни спокойствия. Я пил примерно год после того, как там побывал. Поэтому если ты когда-нибудь встанешь одной ногой на пороге, последуй моему совету – воздержись. Что-нибудь еще? - Ты знаешь что-нибудь про Вердье? - Зельевары? Тебе все сразу интересны или кто-то конкретный? - Тот, который мне нужен, - из Люксембурга. - Они все из Люксембурга. Маго-маггловская каготская семья из каготов второго типа. Маги-зельевары и магглы-химики. Во главе семейного зельеварческого бизнеса стоят два брата – Рауль и Теодор. Рауль отличается мягким спокойным характером, про второго… ходят разные слухи. В том числе, что у него слишком много учеников. - Что это значит? – не понимаю я. - Что он их покупает с определенными целями. Не знаю, правда ли это, только его учеников принято слегка презирать. Несмотря на то, что, несомненно, он хороший учитель и они знают свое дело достаточно для того, чтобы выиграть национальный конкурс по зельеварению во Франции или Чехии. Уверен, ты представляешь, что это за уровень. В любом случае, если тебе нужен союзник среди каготов, то Вердье тебе не подойдет – он оборвал связи с другими семьями столетия назад. Когда я его выпроваживаю, Давид уже было собирается активировать портключ – и вдруг замирает: - Северус? - Ну что такое? – нетерпеливо спрашиваю я, чувствуя, что начинаю нервничать: ведь должна прийти Мария Инесса, а я не хочу, чтобы они друг друга видели. По крайней мере сейчас. - Не ешь в домах каготов орехов, - предостерегает Давид. - Я вообще ничего не ем в чужих домах. - Вот и молодец. Но к орехам даже не прикасайся. - А что с ними не так? - Я слышал, что это одна из каготских примочек, - поясняет Давид. Кладет руку на портключ и, прежде чем исчезнуть с моих глаз, сердито повторяет: – Просто не прикасайся и все! ---------------------------------------------- *Если что, каготы действительно существовали в реальном мире и рассказ Давида полон реальных фактов о них. Их гнали, убивали, отрубленная рука кагота висела на стене собора в Бретани, и еще много всего позорного. Несмотря на то, что каготы были уравнены в правах с французами и испанцами еще в 19 веке, в 50-х годах XX века в Наварре был скандал по поводу брака между каготом и обычным человеком.