Алкоголь и поступок

теплый денек, радующий солнцем. правда, оно медленно садится, ведь вечер. Ашер пребывал уже второй день в гостях у кузена, отдыхая от домашних конфликтов, но в то же время нервничая из-за камеры в руках Максвелла, ведя себя странно из-за существа, преследующего его. нельзя было вот просто так взять и рассказать о Тощем, ведь брат не поймет, сочтет за сумасшедшего, также и о начинающейся депрессии ничего нельзя было говорить, чтобы не получить лишних проблем. вот только Ной видел, что гость ведет себя странно, и ради расслабления предложил выпить, доставая бутылку дорогого виски. они сидели в гостиной, распивая алкоголь. в стакане восемнадцатилетнего совсем немного, чего не скажешь о старшем двоюродном брате, плеснувшим себе явно лишнего, но парень не беспокоился из-за этого, зная, что его родственник имел особую любовь к обжигающей горло жидкости. оставалось только наблюдать за тем, как в него вливается стакан за стаканом, иногда кидая взгляд на свой и понимая, что в нем оставалось одинаковое количество Джека, пить-то не очень и хотелось. убрав стакан на стол, Майло комфортней устроился на диване, забираясь с ногами и о чем-то думая своем, вселенском, гипнотизируя стеклянный сосуд, который сам поставил на деревянную поверхность. из дум вывела теплая ладонь еврея, оказавшаяся какого-то черта уже под футболкой и на талии, а также нарушение личного пространства, так как наглец дышал перегаром рядом с шеей, опаляя кожу тяжелым и жарким дыханием. будь эти двое парой, это могло бы быть и приятным, но они лишь кузены. тем более, Ашера пугала подобная близость, из-за чего по спине пробежались мурашки, и он попытался отодвинуть алкоголика от себя. увы, безрезультатно. — Ма-айло,~ — сладко протянул Ноа, губами дотрагиваясь до манящей шеи, в этот же момент оставляя на ней укус. сын Мэри вздрогнул, пискнув от неприятного ощущения и пробуя отстранить брата от себя во второй раз. также безрезультатно. — Ной, пожалуйста, перестань… ты перепил. прошу, отодвинься. — голос жертвы Коллектива был тише обычного, дрожал от ужаса и выступивших слез. одна проклятая бутылка в мгновение превратила его жизнь в еще больший Ад, а самого близкого человека и прекрасного друга — в похотливое животное. конечно, были надежды, что он одумается, но сразу погибли, как только рука поднялась выше, к ребрам, поглаживая их. по щекам предательски потекли кристальные капли, пока хозяина их одолевали боль и страх. — разве я тебе не нравлюсь? милый, не бойся, я не обижу. тебе даже будет приятно, поверь.~ — мольбы проигнорированы. положение, в котором они находились, изменилось. Максвелл прижал Ашера к мягкой обивке мебели, оказываясь сверху, задирая черную футболку и облизывая губы, голодным взглядом пожирая соблазнительное тело. он провел ладонью с грудной клетки до края джинс, шумно выдыхая, наклоняясь к ключицам, принимаясь кусать их. сероглазый прикрыл лицо руками, беззвучно рыдая, позволяя делать со своим телом, что захочет кареглазый, выбора-то не было, ведь он слабее, не сможет дать отпор. еврей отреагировал на это сразу же, убирая руки кузена от его заплаканного лица, вытягивая из своих джинс ремень и затягивая его на хрупких запястьях. остатки совести кричали на него, материли, просили одуматься, иначе будет жалеть о своем поступке до конца своих дней, но алкаш послал ее как можно дальше, стаскивая нижнюю одежду с бельем с самоубийцы, а затем лишая себя футболки и расстегивая ширинку с пуговицей, поскольку было достаточно тесно от одного вида беспомощного младшего. — ты прекрасен, Майло. — прошептал Ной на ухо без пяти минут жертве изнасилования, оглаживая внутренние стороны бедер. от этих слов парень дернулся, словно от удара, отворачивая голову в другую сторону, давясь слезами. и все казалось еще терпимым, до момента вторжения внутрь. кузен совсем не позаботился ни о смазке, ни о подготовке, просто подтаскивая к себе ближе, закидывая ноги на бедра и одним толчком входя внутрь полностью. ребенок Эгоистки вскрикнул, изгибаясь от разрывающей боли, стараясь отстраниться, на что его насильник зашипел, вжимая обратно в диван свою жертву, отдаваясь инстинктами и начиная двигаться быстро, что выходило очень просто из-за крови. Майло кричал, дергаясь от кошмарных ощущений, захлебываясь своими слезами. боль сильно била по нервам, психике, заставляя сорвать голос. на шею легли родные ладони, сжимая ее, а сверху послышалось удовлетворенное рычание. ритм усилился. Ашер задыхался, хрипло рыдая, почти теряя сознание. внезапно доступ к кислороду вернулся, а с ним накрыла волна понимания, что бессмысленно лить слезы, да в целом, все уже бессмысленно. без того серые глаза стали совершенно тусклыми, а на лице появилось глубокое безразличие к тому, что творилось. мысли сосредоточились на ожидании скорого конца мук. так и случилось. пару толчков, еврей изливается внутрь, кусая шею, заглушая свой довольный стон. отдышавшись, он снял ремень с рук младшего брата и вышел, кратко целуя в лоб. — люблю тебя. — устало сообщил Максвелл со счастливой и пьяной улыбкой, укладываясь рядом, крепко прижимая к себе и засыпая. бухло и секс вымотали его. — я тоже… — в сорванном голосе не было теплых тех чувств, не было ничего, как и в стеклянных очах. изнасилованный выбрался из мерзких ему объятьев, заменяя себя подушкой, и на подкашивающихся ногах добрался до ванной, приводя себя в порядок и вновь начиная рыдать, с отвращением после долгого душа смотря в зеркало. в первый раз захотелось попросить помощи у тех, кто был врагами, попросить Обсервера убить его, ведь с осознанием того, что насиловал человек, которому он доверял больше всего, с которым связано столько светлых моментов, просто невозможно жить. Ашер уходит из помещения, ощущая, как его покидают остатки слез. на скорую руку одевается и уходит собирать вещи, остаток ночи сидя в обнимку с чемоданом и моля прийти к нему Наблюдателя и Администратора. первому можно было бы поплакаться, а второй убил бы. утро. птички поют, цветы распускаются. Майло поднимается с пола, направляясь прочь из дома, но его ловят в объятия, теплые и крепкие, родные, причиняющие дикую боль страшно раненной душе, и он не смотрит на бывшего близкого друга, вызывая у него недоумение, поскольку тот ничего не помнит. — я уезжаю. увидимся потом. позвоню, как долечу. — произносит с натянутой улыбкой суицидник и выбирается из объятьев, покидая дом, зная, что его вышли проводить. они больше не созванивались. мисс Ашер не узнает своего сына, как только тот возвращается назад. во-первых, обычно ее ребенок на месяц уезжал, во-вторых, выглядел парень совершенно убито, словно не в гости, а на похороны ездил. так и было. на своих похороны. два года Мэри пробует понять, что стало с Майло, пытается помочь, водит к врачу, покупает лекарства. ее впервые так беспокоит состояние дитя, и не зря. в один прекрасный день женщина возвращается домой, и находит чадо мертвым в своей спальне, а вокруг него таблетки. и ребенку понятно, что он покончил с собой, но не оставил ни записки, ни объяснения, бросая мать в не понимании. правда, спустя месяц она начинает догадываться, что могло произойти там, вспоминая, что тот, к кому ездил Ашер, ярый любитель алкоголя с отсутствием ответственности и почти мертвой совестью. при появлении личного дневника правда раскрывается, подтверждая страхи и догадки, меняя отношение к родственнику. конечно, уже ничего не доказать, не подать в суд за изнасилование, и Мэри с ненавистью смотрит на Ноа, когда они встречаются на кладбище. — ты хоть осознаешь, что все произошло из-за тебя, алкаш проклятый? — словно яд выплескивает она. её начинает потряхивать от переполняющей злости, и женщина протягивает руку к волосам молодого человека, хватаясь за них и притягивая к своему лицу ближе, шипя змей. — это ты, ублюдок, виноват в его смерти. — Мэри, твоя психика совсем покачнулась после смерти сына? о чем ты говоришь, если я любил его точно также, как ты? — шатен морщится от боли, но не смеет отстранятся, осознавая, что сейчас это только ухудшит ситуацию. — скорее, твоя совесть окончательно сдохла от такого количества алкоголя. ты изнасиловал его, мерзкий подонок, воспользовался слабостью. только попробуй еще раз сказать, что любишь Майло, я тебя на месте прикончу. причинил ему невыносимую боль, а на следующий день ничего не вспомнил или сделал вид, словно ничего не помнишь, а он все эти два года даже в отражение в чашке на себя не мог смотреть. — блондинка отпустила чужую шевелюру, отвешивая звонкую и сильную пощечину. — не появляйся больше здесь. — и после этих слов мать погибшего ушла. после удара по щеке память о содеянном вернулась, вернулось все, что затерялось в пьяном разуме: тот образ Ашера, заплаканного, кричащего. жизнь вылила не только ведро ледяной воды на память Максвелла, но и следом помои. он схватился за голову, падая на колени, забывая, как дышать, от осознания, что это не плод воображения, не игра нетрезвого разума, а долбанная реальность, что он сделал это, мать его. он просто грубой силой взял горячо любимого брата, морально убивая, заставляя кошмарно страдать. вот только все это пришло слишком поздно, и ничего не изменить, не вернуть того, кто опустился до уровня мокрицы, покидая не лучшим вариантом эту игру без возможности вернуться. по возвращению домой, Ной выбросил все бутылки в уличный бак, обещая себе больше никогда не пить, но как жить без алкоголя после горькой правды? именно поэтому данное себе обещание обнулилось, оставляя еврея до конца его дней в пустом доме наедине с бутылкой и различными воспоминаниями, прекрасными, каждый раз обрывавшимися кусками рокового дня.