"Yes-no" or a memorable new year's eve.

Миша и Дима дома празднуют Новый год и как ни странно, вдвоём. Даже Малина умудрился выпить, праздник ведь, пару раз в год можно выпить больше пары бутылок пива. Вообще-то, он собирался вообще не пить, а постримить, впрочем, что он и делал, но после боя курантов, они закончили стрим, скинув все на усталость и оставшиеся дела. — Слушай, а давай… Давай, раз наступает Новый год, расскажем всё-всё-всё, что никогда друг другу не говорили? — в голову пьяного Миши и не такие идеи приходили, поэтому просто рассказать секреты, можно счесть разве что чудом, — Как в игре «Да-Нет», там… — Давай, — Дима чуть улыбнулся, понимая, что пока оба парня вполне трезвые и идеи относительно адекватные, — я знаю правила, ты спрашиваешь меня, я должен ответить, не говоря «да» и «нет», потом вопрос от меня, а если скажу, то снова спрашиваешь ты, да? — В точку. Я первый. — он чуть прищурился, прикусив губу, придумывая вопрос, — Ты когда-нибудь возбуждался из-за детей? Малинов одарил друга взглядом, а-ля, «ты долбоёб?», но честно ответил. — Когда мне было пятнадцать, а той девочке тринадцать, считается? Миша пробормотал что-то похожее на «Наверное» и допил оставшееся в стакане виски, поняв, что не очень верно сформулировал вопрос, но он был уже задан, так что все честно. — Моя очередь. Помнишь, пару месяцев назад ты начинал встречаться с Алисой? Рыжая такая. Кудрявая. Так вот, это было серьёзно? — Ну. Только с моей стороны. При последней встрече она сказала, что приехала в Питер на полгода и не собиралась оставаться жить дальше, а со мной была, чтобы не скучно было. — парень пожал плечами, поджав губы. Дима промолчал, приобняв друга за плечи. Хотел бы что-то сказать, как-то помочь другу отвлечься от грустных мыслей, да и услышав интонацию рассказчика, мгновенно пожалел о том, что задал этот вопрос. — Я принесу ещё и вопрос будет моим, — оповестил Миша, выходя из комнаты. Ждать долго не пришлось, и после хлопка дверью кухонного шкафчика, он вернулся, — Я тогда очень грустил и начал писать песни, постоянно гуляя, ну, с тобой, чтобы отвлечься, получилось и я быстро отошёл. Поэтому не было момента, где я впал в депрессию и трепал тебе нервы этим. А теперь я, — Совергон разлил по стаканам коньяк, заранее придумав вопрос, который интересует многих людей, что неудивительно, — Ты врал мне? — Много раз, — помедлив из-за смущения, ответил Дима, ощущая, что щёки начинают гореть. Неожиданно для обоих, он продолжил, хоть мог и не делать этого, потому что, в принципе, ответил, но решил, что будет нечестно, что Миша рассказал ему больше, чем требовалось, а он умолчит детали, — Например, когда сказал, что не обижаюсь на то, что вы с Дианой пошли гулять, забыв про то, что обещали потусить со мной… Вообще, в целом, я никогда не вру, только по мелочам, чтобы не расстраивать тебя. — Прости, мне до сих пор стыдно, что я забыл про это… В таком тоне игра продолжалась час, пока они не допили ещё одну бутылку и здравые мысли затуманились алкоголем. Впрочем, тогда все и началось. Миша в шутку спросил: «Хочешь снять футболку?», вопрошаемый смутился, но, помолчав, ответил «да», на большее не хватило сил. Будь он трезвым, он бы отшутился, но три бутылки высокоградусного алкоголя помешали этому. — Ты проиграл, — не менее смутившись, констатировал шутник. Второй снял футболку и вскинул брови, поджав губы. — Верно, значит, вопрос снова твой… Игра начала набирать обороты и у пьяного Михи страх заменяется лёгким возбуждением от внезапного интереса к игре. — Не хочешь ли ты… Сесть рядом со мной? — лицо первого озаряет улыбка ребёнка, который осознал, что игра всё-таки интересная. — Да, — снова ответил он, поняв, чего добивается друг. Он сел почти вплотную к первому, оба чувствовали сильнейшее смущение и наслаждение, — ох, ты снова выиграл, ещё один твой вопрос. Остававшееся смущение и неловкость куда-то пропали, осталось только радостное волнение. Прикрыв глаза и улыбаясь уголками губ, Миша спросил: — А не хочешь ли ты… Меня? Дима молчал, переложив руку парня на своё колено, что заставило его открыть глаза и посмотреть на него. Секунды хватило, чтобы прочитать в его взгляде ответ. — Давай, — проговорил он, чуть слышно, но Миша понял слова по движениям губ, — пойдем со мной. Я проиграл трижды… Я нуждаюсь в утешении, в поддержке друга… — Хорошо… я утешу тебя. Итак, слова были сказаны, было поздно что-то менять. — Ты сам решил, — прошептал Дима, — но предупреждаю, твоя очередь наступит не скоро, потому что утешения я ждал уже давно и меня не так-то просто удовлетворить. Восторг сменился чем-то вроде паники, что чуть отрезвило парня. Пожалуй, не стоило задавать Малине столь рискованных вопросов. Пожалуй, можно было продолжать в более… безопасном русле. — Я могу изменить решение? — Нет. Парень мгновенно сгреб лёгкого Мишу в охапку и понес в свою комнату. Из-за не столь мускулистого тела все же было трудно разглядеть путь, но каждый сантиметр в их квартире давно изучен, поэтому он догадался. И без того бледная кожа казалась совершенно белой в свете ярких ламп. Впервые Миша задумался, что Дима может быть мужественным и… красивым, если захочет чего-то. — Здесь, — выдохнул он, закрывая за собой дверь, — тебе ведь нравится моя кровать. Голос Димы одновременно дразнящий и невыразимо чувственный. Но Мишу охватил безотчетный страх. Одно дело — играть с этим человеком в детские игры, завлекать его, совсем другое — заниматься с ним любовью. А что, если он разочаруется? Что, если не получит настоящего удовольствия? Скорее всего, он не сможет дать ему всей полноты ощущений… Миша понял, что хоть раньше он и занимался сексом, но исключительно с девушками, а о парнях речь шла только в шутках. Он попытался выскользнуть из его объятий. Но Малинов ловким движением опустил его на кровать. — Я думал, ты окажешься храбрее, — произнёс он, нависая над Мишей. Он лежал, беспомощно глядя снизу вверх в неожиданно позеленевшие глаза. От привычных голубых осталось всего ничего. — Нет… Храбрость вся кончилась. Дима сверкнул улыбкой — и с беззастенчивой лёгкостью подвинул его так, что теперь их бедра соприкасались. Смятое одеяло давило в спину, а откинутая ранее подушка показалась нужной. — Значит, придётся мне научить тебя ещё и храбрости. Ещё и храбрости, содрогнувшись подумал Миша. Чему же ещё? Дима медлил, наслаждался каждым моментом, потому что он и вправду долго ждал этого утешения. А Миша нервничал, он боялся непредсказуемости от друга, боялся того, что его ожидает. Друга? Всё ещё? Да… Латентный гей. Упертый. Отрицающий. В этом весь Миша. Малина наклонился к лицу Михи, которому оставалось только удивляться происходящему. Дима поцеловал испуганного Совергона. Нежно. Страстно. Аккуратно. Дико. Сказать, что обоим им или хотя бы одному это не нравилось, значит, солгать. А это только начало, только приличные прелюдии. Дима усмехается, прикосновениями ощущая, как быстро нагревается поверхность тела партнёра. Футболка отлетела на кресло. — Мы только начали, а ты уже будто кончил, ей богу, ребёнок, — Малинов смеётся, почти сразу продолжая начатое дело. А Мише не до смеха. Слишком стыдно, слишком близко, слишком быстро. Слишком, слишком, слишком… Дима, едва касаясь, провел пальцами вдоль тощего тела Миши, быстро перехватив обе руки, которые и держать-то не нужно было. Ему нравилось это послушание. Возможно, впервые этот вредный комочек упёртости и ироничной самовлюбленности не пререкался с ним. Возможно, в последний. Но что будет утром? Они протрезвеют. Им придётся что-то решать, потому что Мише напомнит об этой ночи ноющий анал. И почему Дима не переживает об этом? Просто наслаждается моментом, утром они что-нибудь решат, но это утром. А сейчас главное — удовлетворение. Сдавливая руки парня, Малина снова поцеловал его. Языки вновь исполняют танец нежности и страсти, в котором Миха стал уступать намного меньше, он даже не останавливался, не пытался. Прерывая идиллию, Дима резко оторвался от губ Миши, сразу же спускаясь ниже, вдоль живота. Разгорячённое дыхание приятно обжигало кожу, а мимолётные поцелуи будто оставляли клеймо на каждом месте, где их бросили. Напряженный низ живота, прикосновения которые едва ли не вырывали из парня стоны, но он держался. Старался. Дима, как мог аккуратно, стянул с Миши штаны, одновременно с боксёрками. Парень улыбнулся, заметив их схожесть с детскими. — Я убью тебя, если продолжишь смеяться, — прерываемая тяжелыми вздохами фраза вернула Малину к реальности. Он снова опустился, поднимая игривый взгляд на Мишу, который уже, кажется, ненавидел его. Дима первый раз, совершенно случайно, коснулся члена Совера и он сразу же громко промычал, зарываясь в одеяло, чтобы заглушить стоны. Нежные и аккуратные движения ладонью заставляли Мишу смущаться. Малина немного больше наклонился и стал нежно водить языком по головке, от чего любовник таки достал до подушки и старался подавить сильное возбуждение. Дима постарался взять орган полностью, но парень не выдержал и, помогая ему, схватил за волосы и, притянув к себе, вошёл органом во всю длину. От чего тот недовольно промычал. Ему это всё нравилось, но ещё пару движений и он кончил бы, но парень вовремя остановился. — Но-но-но, мы ещё не заканчиваем! — наигранно-обиженным тоном констатировал факт Дима. Миша стоит на четвереньках. Для удержания равновесия он переносит вес с рук назад на своего партнера, медленно трется о Диму. Умелая месть за его медлительность. Сам же Дима встал на колени сзади и крепко держит его за бедра. Темноволосый откинул, промокшую и противно прилипшую челку, внезапно перестав двигаться. Подумал, что так будет менее больно. Дима, поняв, что Миша готовится ко входу, раскрыл, чудом приготовленный заранее презерватив, умело натянув его на себя. — Готов? —чуть охрипший от возбуждения голос показался Мише на долю секунды чужим, незнакомым, но он сразу же покачал головой, зажмурившись. Дима провел ладонью по его спине, медленно начав входить. Тихо, аккуратно, заботливо. Совергон жалобно стонет, прикусывая одеяло, слёзы невольно скатываются по щекам. Малина остановился, поглаживая по спине страдающего. Бережно, как мог, Малинов продолжает движение вперед. Миша стонет тише, уже отпустил бедное одеяло. Медленные движения ускоряются, тяжелое дыхание становится громче. Малина кусает губы, а Совер, забыв о приличии, стонет, даже не пытаясь заглушить себя. Слишком громко, слишком приятно. Снова слишком. Малина уже не ограничивает себя в движениях и, как настоящий собственник, по максимуму исследует руками тело Миши. Предмет исследования что-то бормочет, пытаясь составить самое простое предложение, но мысли, при малейшей попытке, разбиваются, как тарелки об асфальт. Дима ускоряется, наклоняясь к уху Михи. — Либо ты сейчас кончаешь, либо будешь заканчивать сам, — усилившаяся хрипота, возбуждение, отрывистые слова, горячее дыхание в который раз обжигает. Миша кончает, резко выдыхая, следом за ним расслабляется Дима, давая себе волю. Малинов ложиться на кровать, чуть обнимая выпавшего из реальности Мишу. Утром они будут, смущаясь, убираться, разбираться со всем, думать, что им теперь делать. Утром им придется страдать от головной, и не только, боли. Но это всё утром, а сейчас ночь и измотанные парни лежат, обнимая друг друга, после ночи, которую вряд ли забудут.