Процент

Великолепный внук Ягге сидел на диване в общей гостиной, жевал ватрушку и листал очередной каталог. Сейчас, когда вокруг никого не было, комната воспринималась им как собственная, только не захламленная русалочьей чешуей и насадками, и тем приятнее была идея эту неосвоенную территорию ими захламить. В реальность его вернул звук, который в идеальную картину мира не вписывался — за колонной кто-то печально и настойчиво хлюпал носом. За ней оказался белобрысый первокурсник, трогательно ушастый, с треугольной челочкой на лбу. В кулаке он комкал какую-то бумажку и им же размазывал слезы по щекам. — Ты чего ревешь? Мальчишка всхлипнул: — Я н-не реву… — похоже, он тоже был уверен, что в гостиной один. — Точно не ты? — усомнился Ягун. — Дыы-да… — Наверное, это я. Да, скорее всего, — Ягун так живо изобразил, насколько светлая мысль посетила его, что первокурсник не удержался от смешка. — Что там у тебя стряслось? Какая беда может быть у первака? Безглазый ужас напугал, соседа плохого подселили, Зуби сглазила? Чуть помявшись, мальчишка протянул листок. Разгладив его ладонью, Ягун пробежал взглядом по строчкам. — Да он совсем рехнулся? — рявкнул он, потрясая кулаком. — В Дубодаме я такие проценты видел! А ты куда смотрел? — он опустил глаза на перепуганного первокурсника, который влип в колонну и только молча икал. — Тридцать процентов в сутки! На последней фразе малой опять начал кривить рожицу, все четче осознавая, что дело плохо. Ягун усилием воли заткнулся и начал соображать. Из тех, кто мог бы сейчас помочь, были Таня, Лоткова, маечник и, как ни странно, Гломов. Тяжелую артиллерию в лице своей бабуси Ягун решил пока не впутывать. Гломов отпадал по той причине, что битье наглой морды Семь-Пень-Дыра никак не отменяло расписку, которая наверняка лежала в потайном сундучке. Маечник торчал где-то у Тарараха, и выманить его оттуда было непросто. Последний раз прикинув ставки, Ягун решил, что грузить свою пассию ревущими детьми и финансами еще рановато, и, ухватив мальчишку за костлявое запястье, поволок к Гроттер. Таню они нашли, как и ожидал Ягун, у драконбольного ангара. Даже спустя час после тренировки, уже сменив форму на свитер и джинсы, она задержалась издали поглядеть, как Соловей тренирует новеньких. Некоторые из них до сих пор стеснялись лишнего внимания, падая с летательных предметов чаще любой нормы. — Ягун? Что, в смысле… кто это и что случилось? — Таня недоуменно уставилась на мальчишек. Хотя Ягуна в сравнении с мелким первокурсником стоило бы звать дядей. — Скажи мне, знаток мира лопухоидов, когда такие юные умы осознают слово «процент»? — Ягун отечески хлопнул спутника по макушке. — Ну… — Таня задумалась, — в пятом классе, например. Потом изобретают калькулятор. А что? — То, что это дарование… как тебя? Гриша? Так вот, младой Григорий понятия не имеет, как это все работает и сколько он теперь должен нашему милому Дыру! — Утихни, Ягун, недавно у тебя самого образования было два класса и Исчезающий этаж, — Таня погладила Гошу по плечу. — Что-нибудь придумаем. Много? — Неделя прошла, — вздохнул Гриша. — Дела… — Таня почесала в затылке. — Но бить — не вариант. Не исключат, конечно, но неприятностей будет навалом. Если надавить на жалость… — Мамочка моя бабуся, куда давить? Скажите мне точные координаты, я Пельменника попрошу! — загорелся Ягун. — Слушай, а может, сами заплатим? А нам уже потом, без всяких процентов. — Да понимаешь, Тань, — смутился Ягун, ероша затылок, — я тут одну штучку заказал в каталоге… — Эх ты, пылесос, — Таня покачала головой. — Но у меня тоже столько нет. — Зато у Дыра всегда есть, — Ягун зло хлопнул ладонью по кулаку. Дыр любил деньги и не любил с ними расставаться, поэтому у него постоянно водились и мозоли, и дырки от бублика. — Ну, Робин Гуд, отнять и поделить — это не выхо… — Выход! — вдруг подскочил Ягун. — И даже не отнять, я сделаю так, что он их сам отдаст. Зовите меня Робин Яг, верные соратники! — он схватил Танин контрабас и с кличем «Дева Татиан и монах Гриш, время выступать!» потрусил к замку. Лихо вышагивать с такой ношей было непросто. Когда все втроем вернулись в гостиную, Ягун оставил свиту в стороне и панибратски брякнулся на диван рядом с Семь-Пень-Дыром. — Дыр, а Дыр? — Чего тебе? — Пень никогда не стремился к излишне тесному контакту, особенно в те минуты, когда что-то строчил у себя в ежедневнике. — А знаешь загадку? Мне бабуся загадала, — похвастался Баб-Ягун. Пень не ответил, но приподнял бровь. — Вот карандаш, — Ягун жестом фокусника извлек его из нагрудного кармана. — Маленький, грызеный, но такой родной. Он служил мне верой и… — Ягун, короче. Ты мне его продать пытаешься? — Как можно, это фамильная ценность, — деланно оскорбился тот. — Побольше уважения к маленькому карандашику. Он особенный. Спорим, что ты его даже перешагнуть не сможешь? — На что спорим? — Ну не знаю… Дырок на десять, — Ягун решил не ходить ва-банк. Семь-Пень-Дыр хмыкнул. Взял карандаш в руку, покрутил, выпустил красную искру — отдал назад. Захлопнув ежедневник, он стал приподниматься с дивана. — К Шурасику не обращаться, — резво уточнил Ягун. Пень разочарованно сел обратно. — На три. — Сомневаешься, насколько ты умный? — Ягун сказал это погромче, чтобы слышали второкурсники у камина — основная клиентская база Дыра. Первые стипендии утекали из их пальцев, как вода. — На пять. Таня с Гришей взволнованно следили за торгом. Наконец оппоненты сошлись на семи, этого было мало, но уже что-то. — Договорились, — Семь-Пень-Дыр протянул Ягуну руку, но не успел тот коснуться ее, как за спинами раздался голос Гробыни: — А что это вы здесь делаете? О, Ягунчик, ты опять эту фишку с карандашом у стенки крутишь? А про слона уже спрашивал? С легким смешком Дыр отдернул руку и издевательски пожал плечами. Баб-Ягун уставился на Склепову с плохо скрываемой ненавистью. — Ой, ну извини, Ягунчик, — Гробыня продефилировала мимо и скрылась в коридоре. Таня почувствовала, как вздрогнули плечи мальчишки, и сгребла его в охапку, обнимая. Сама она не слишком полагалась на простенькую загадку, равно как и на то, что Пня можно будет развести на вторую. — Робин Яг не сдается, — мрачно заявил Ягун, возвращаясь к ним. — Приходи сюда завтра, обездоленный пейзанин, и я верну тебе твое золото… — Из монахов уже разжаловали? — улыбнулась Таня. — Да вон, опять глаза на мокром месте, какой из него монах? И благородный разбойник тоже не очень. — Но завтра долг будет еще больше, — пожаловался несостоявшийся монах. — Ты слышишь это, дева Татиан? Он начинает шевелить мозгой, а не только ниточкой, которая уши соединяет. — Чья бы корова мычала, — отмахнулась Таня. — У тебя есть план или просто воздух сотрясаешь? — Есть, — вдруг посерьезнел Ягун. — Так что вали спать, мыслитель, а мы с верной соратницей подумаем. Может, к нам и Малыша Джона шальным ветром от Тарараха занесет. На следующее утро Гриша нервно грыз ногти за той же колонной, за которой его в прошлый раз нашел Ягун. Благородный разбойник не отличался пунктуальностью, да и выглядел изрядно заспанным, но зато тащил в руках какой-то деревянный ящичек. — Что это? — Гриша заинтересованно потянулся к нему. Ягун прочистил горло. — Да вот, какой-то купидончик конфет с ликером объелся и в ров уронил! — театральным шепотом оповестил он половину гостиной. — Не знаю, что там, но интересно! — уточнил он для всех остальных. Остаток дня Ягун с Таней обсуждали, как открыть шкатулку и что делать, если в ней окажется нечто ценное. «Что-то хозяин не объявляется», — сетовал Баб-Ягун, едва не заламывая руки. Слово «ценность» не могло ускользнуть от цепких ушей Семь-Пень-Дыра, пусть и предназначалось не для них. Поэтому, когда вечером Таня с Ягуном пришли к нему в комнату, он не сильно удивился. — Да вот, все открыть не можем. Заклинания перепробовали… — Таня развела руками. — Может, тиной забился? — А просто секирой рубануть — жалко, вдруг там что… — Вам бы все рубануть, — Дыр выхватил у Ягуна ящик и начал осматривать. Таня следила за ним с плохо скрываемым интересом: она полночи пихала в замок всякую дрянь, которую они потом в две искры сделали невидимой. Похоже, сложность замка окончательно убедила Дыра, что просто так ящик бы закрывать не стали. Еще раз ощупав его и едва ли не обнюхав, он выпустил сканирующую красную искру и подытожил: — Скорее всего, там ничего стоящего. — Думаешь? — Таня чуть наклонила голову. — Да почти уверен. Тут открывать дольше, — Дыр равнодушно отодвинул ящичек, однако руки с него не снял. — Впрочем, я могу отнести его одному знакомому на Лысую гору, он такие замки… хм, — он благоразумно умолк. — Конечно, ты отнесешь, а нам потом скажешь, что там были старый носок и овсяная печенька, — возразил Ягун. — Где наши гарантии? Или пошли к твоему знакомому вместе! — Конечно, разбежался, — Семь-Пень-Дыр сощурился. — Но в твоих словах есть резон… Я могу эту коробку у вас просто купить, идет? Скажем, за… десять дырок от бублика? Ягун покосился на Таню. Та помотала головой. — Ты оценил ее дороже моего фамильного карандашика, — Ягун покровительственно похлопал Дыра по плечу, отчего тот отполз в сторону вместе с коробкой. — Я ценю этот жест. Но если там что-то неимоверно прекрасное или… — Ягун, — Дыр скривился. — Двенадцать дырок. — Пятнадцать. — За кота в мешке? Тринадцать. — А я суеверный! Четырнадцать! — Чума с тобой, только не ори. Тебя даже на поле слышно, — Пень стремительно набросал бумажку о передаче 14 (четырнадцати) д.о.б. из рук в руки в обмен на ящик деревянный, коричневый (1 шт.) с неустановленным содержимым. Отдельно он подчеркнул строчку, где Ягун и Таня полностью, окончательно и бесповоротно отказывались от прав на все, что могло найтись внутри. Парни пожали друг другу руки, и Пень тут же начал выпроваживать гостей. Гости не сопротивлялись. — Что, как оно? — Гриша едва не подпрыгивал от нетерпения. — Держи, — Ягун отсчитал ему сумму долга. — Хотя вот еще твой первоначальный взнос, подарок от доброго Робина Яга, который в очередной раз обманул шерифа Семьпеньдырского… не без помощи славной девы Татиан, конечно, — поправился он, получив тычок в бок. — Кстати, а на что ты собирался его потратить? Гриша застенчиво пошевелил ушами: — Там в каталоге было написано, что если в бак пылесоса добавить… Ягун просиял. Осознание того, что где-то на первом курсе завелся его маленький лопоухий клон, наполняло его вселенским счастьем. — По коням, друзья, по коням, — Таня предупреждающе махнула рукой. — Судя по звуку, шериф пытается трясти свой трофей. Будет обидно, если печенька раскрошится.