Громоотводчики

Как спится тем, кто всё решил, Кому весь этот мир послушен, Кто с миром это сотворил, Почему вам не видно того же, что мне? Я вижу белые лица И хрупкий иней на ресницах. Не думать, не шевелиться, Не верить, не сожалеть. Каждую ночь я вижу мёртвых людей — Страшную цену бесполезных побед… Северный Флот, «Каждую ночь»

      В кулаке пойманной птичкой билось тепло. Дину нравилось ощущение огня в ладони. Но сейчас было не время стоять и наслаждаться крупицей магии, танцующей в кулаке. И не время для покоя.       Дину казалось, что это время никогда не придёт.       Температура кулона чуть изменилась, и через секунду Дин услышал тихое:       — Я думал, престарелые романтики будут грызть тебя до вечера.       — Я тоже так думал. — Дин опустился на скамью и прижался спиной к стене здания городского совета. Снежинки, похожие на бриллиантовые слёзы, падали на голову и плечи. Заливали его хрусталём.       Дин врал — он не думал о сегодняшней встрече вообще. Она не могла принести ничего неожиданного. Не нужно иметь сотню экстрасенсов под рукой, чтобы предугадать, как всё будет. Старики из «Дуны», опытные маги и крепкие хозяйственники, будут ратовать за возвращение старых порядков и введение некоторых привилегий для героев войны. Возможно, даже торговаться. Старики любят торговаться. И понятный, надёжный, привычный старый мир они любят тоже.       «Сфера» изначально выступала за устранение традиций старой знати и введение полдесятка всяких совещательных органов, которые вроде как должны были уравновешивать силы в новом мире, а по факту — ругаться друг с другом. Советы городов, торговые советы, военные советы, совет остатков старой знати — Дин больше не задавался вопросом, почему Рею в своё время не нравились эти креативные ребята-подпольщики. Они оборзели в край.       «Острия морока» вряд ли имели какую-то конкретную цель, и потому сразу бы требований не выдвинули. Такой была их тактика и в борьбе с Молниями тоже: пустить пыль в глаза, примыкая то к одной стороне, то к другой, выслушать все мнения. Узнать, кто чего хотел и насколько можно было понаглеть. Вынудить совет победителей разойтись ни с чем, чтобы собраться снова через несколько дней. Дин не сомневался: на следующей встрече Шаммеран Лланар, представляющий «Острия», выдвинет им такой букет требований, что спор перерастёт в скандал, а уж тот растянется до глубокой ночи.       Всё было так скучно и предсказуемо, что можно было с чистой совестью засыпать на своём месте в одном кругу с другими главами подпольщиков.       Дин хотел выгнать их всех ещё до начала дурацкого собрания, но не мог. На совет победителей смотрел весь мир. А «Феникс» должен был показать уже не стальные перья, а мягкий пух. Выразить благодарность тем, кто пришёл на их финальную игру и вытянул подыхающих от ран и усталости магов в самую последнюю секунду.       Дин терпел их. Кивал, улыбался бледно. Сулил то нововведения, то сохранение базовых устоев мира старого, рухнувшего, сожжённого дотла. Обменивался обещаниями и лёгкими, как летучие паутинки, завуалированными угрозами.       Пока что.       Старики снова ввязывались в опасную игру со ставкой во влияние, в вес в мире новом, только проклёвывающемся из припорошенной пеплом земли. Вот только Дин уже научился в неё играть и правила знал как никто другой.       Когда-то Рей сказал, что Дин не готов побеждать, потому что для него существовали вещи и люди, что были важнее триумфа. Хватаясь за них, пытаясь сохранить, он пропускал тактические шаги, позволял противнику наращивать преимущество и приходить к финишу первым. Наверное, брат был прав. Рей всегда и во всём оказывался прав, в конце концов. Вот только теперь, потеряв вообще всё, Дину ничего, кроме этой самой победы, не оставалось. И те, кто считали, что Дроссвел уже в политике получил всё и даже больше, что он «поиграл и ему хватит», очень и очень ошибались.       Правда, пока что они этого ещё не знали. Уж слишком старательно Дин улыбался и поддакивал всё время, что длился совет.       — Тебя забрать?       На кончик носа осела снежинка.       Дин открыл глаза и задумчиво погладил амулет у себя на шее.       — Нет. Нет, Марк, спасибо. Нужно… ещё кое-что сделать.       Если энергетик и хотел что-то спросить, он задавил это в себе. Произошедшее облило их всех кислотой, обезобразило, стёрло многие черты. Из Марка, например, конец их бесславной эпохи бесследно стёр и намёк на любопытство. Он ни разу не спросил, какую позицию будет отстаивать Дин в совете победителей, за какую идею ратовать. Он не задал даже, казалось бы, самого важного — какой мир они начнут строить теперь.       — Лучше не знать, — говорил Марк, старательно отводя взгляд. — Лучше вообще ничего не знать. Просто скажи, что нужно делать, и я это сделаю.       Дин кивал. Пусть не знает. Это уже ничего не меняло. Они пересекли финишную прямую. То, что происходило сейчас, уже не могло называться стремлением вперёд. Осколки «Громоотвода» продолжали двигаться по инерции, за счёт того импульса, который придал им ещё Рей. Они шли, потому что по-другому не умели, потому что привыкли — так.       Пробивать стены головами. Ломать ноги на камнях. Ползти, подтягиваясь на одних пальцах и выплёвывая куски лёгких на дорогу. Громоотводчики же.       Дин не чувствовал себя громоотводчиком. И Дроссвелом. Если подумать, он и собой-то остался только формально. Случившееся, то самое, о чём в их кругах никогда не заговаривали, и его превратило в прогоревший обломок чего-то яркого и летнего.       Иногда его преследовали фантомные боли. Острые, пробивающие внутренности и вырывающие сухие хрипы, они стали верными спутниками когда-то Синего Феникса на том участке пути, что был залит кровью по щиколотку.       Иногда, просыпаясь ещё до рассвета во время фазы глубокого медленного сна, той самой, после которой нельзя даже вспомнить кошмар, только знать, что он был, и обливаться потом, Дин лежал в кровати и первые несколько минут не помнил, как вставать. Были то сонные параличи или что-то иное, Дин не знал. Но каждый раз, слушая собственное оглушительное сердцебиение и глядя в расписанный языками пламени потолок, он чувствовал отголоски боли в спине. Как будто там, где-то между позвоночными пластинами, застряли осколки льда, вытащить которые не удалось и не удастся.       Мелла, конечно, говорила другое.       — Это психосоматика. Пройдёт, Дин. Когда-нибудь пройдёт.       Дин верил ей. Он многое знал о фантомных болях. Пусть теперь покалеченная в детстве рука почти не привлекала внимания по сравнению со всем остальным. С ощущением вечного холода в позвоночнике и обыкновением нервно вздрагивать от непривычного одиночества, воцарившегося в тот момент, когда лопнула ментальная связь с его побратимом.       Дин верил в исцеление. Даже на сожжённой земле сотни лет спустя снова могла вырасти трава.       Хотя эти слова, слова поддержки, одинаковые до последней буквы, Мелла говорила всем без исключения. Всем, кто спустя месяцы всё ещё продолжал баюкать давно исцелённые руки и ноги, кто хватался за голову и кричал от несуществующей боли от вспышки света, и даже тем, кто до сих пор боялся колдовать.       Фениксы с перебитыми, перебинтованными крыльями, с обтрёпанными перьями и стёртыми когтями иногда слетались в скрытое от всего мира гнездо, чтобы ещё хоть раз, ненадолго, почувствовать себя в безопасности. Дин не возражал. Он не закрыл путь в тайное поместье Дроссвелов ни для одного из них, прекрасно понимая: ещё не скоро наступит то время, когда бывшие подпольщики привыкнут к огромному миру, от которого они прятались раньше, и перестанут при любом намёке на опасность прятаться за алыми стенами.       Он сам так и не отучился прятаться за ними и за барьером. Любая вылазка в возрождающийся Артаскей отдавалась тупой болью за грудиной. Выходить было тоскливо и пепельно. Потом стало ещё и страшно. В тот момент, когда Дин, телепортируясь туда, начал мысленно считать: «Здесь, на этой улице, погибла Ликкой. Вон там не стало Норрокая. Феннар сложил голову южнее, в том дворе…»       Дин не мог вспомнить города, что не смотрел бы на него глазами хотя бы одного покойника. И счёт этот был бесконечным. Бесконечным, как усталость Дина, навалившаяся в тот самый момент, как он понял, что они всё-таки победили; как инерция, что увлекала его дальше по этой странной и выгоревшей жизни.       Он существовал на автомате. Не замечал большинство простых действий, которые раньше доставляли радость и казались значимыми событиями. Порталы и знакомства, города и лица, решения и новая борьба, пока бескровная — всё это протекало мимо него, подхваченное потоком холодного ветра подкрадывающейся зимы.       Никогда прежде Дин не пожимал бы плечами, спроси его кто об ощущениях от победы.       Никогда прежде он бы не делал всё «просто потому что так нужно», без задора, без души.       Раньше перед возвращением в родной дом он бы волновался, нервничал и непременно забыл бы что-нибудь важное. Теперь было всё равно. Наплевать ему было и на дело, ради которого он телепортировался на другой край мира. Хотя раньше он бы... Впрочем, какая разница, что он бы сделал раньше?       Теперь, пробираясь сквозь русоволосую степь к первому поместью Дроссвелов, Дин чувствовал лишь усталость, фантомную боль чуть ниже лопаток да смутное желание, чтобы всё это побыстрее закончилось.       Дом внутри и снаружи был… Дин огляделся. Пыльным. И немного заброшенным. Под стать хозяину. Впрочем, какая разница? Дин поймал себя на мысли, которой… Нет, не боялся, а которая причиняла лёгкий дискомфорт, как попавший в обувь камень.       Ему было всё равно.       Движение справа.       Старик Лаффер смотрел мутными белёсыми глазами и, кажется, готов был склониться в полупоклоне. Дин помотал головой.       — Без церемоний. У меня непозволительно много времени, но я не хочу его тратить на эти мерзкие любезности.       — Вы устали. — В глазах-призраках старого экстрасенса бродили отголоски тайн, до которых Дину не было дела, и тени времён, что уже не вернуть. Дроссвелу не нравилось в них смотреть когда-то. Теперь же он выдерживал любые взгляды. Лаффер вздохнул. — Не хотите даже отдохнуть в родном доме?       Говорить о былом не хотелось. Дин и сам помнил, как мальчишкой он катался вот с этих перил; что за той картиной был переход, по которому Рей попадал на кухню, чтобы разжиться чем-нибудь вкусным. Механизм перехода, хитроумный и тонкий, был давно сломан, но почему-то приходил в движение по слову старшего брата. Дом ли его любил, или это была всего лишь магия Дроссвелов, право Главы семьи? Дин мог бы проверить, но он не хотел.       Он не хотел ловить за полы призраков детства, что носились по широким залитым солнцем коридорам. Они умерли. Сгорели. А подбирать дрожащими пальцами жирный чёрный пепел надоело тоже. Если бы не один нюанс, Дин никогда не вернулся бы сюда. И Лаффер это знал.       — Как он? — негромко спросил Дин, поворачиваясь туда, где, за десятком дверей, чудилось биение жизни в этом огромном мёртвом доме. Туда, где обитал, так сказать, тот самый нюанс.       Лаффер нахмурился и покачал головой. Не одобрял. С самого начала не одобрял, но слушался, на удивление. Хотя, сколько Дин себя помнил, старик был искренне предан одному только Рею.       — Уже ходит. Если бы вы позволили пригласить к нему целителя, дело пошло бы куда быстрее. На одних зельях, без мага, много не налечишь.       — Мне некуда спешить.       — Вы могли угробить его…       — Много раньше, — равнодушно перебил Дин. Он не раздражался, но долгий разговор надоел. Спорить не хотелось, слушать наставления он устал. Так устал… — Ты прекрасно знаешь, почему я не приводил целителей. Мне не нужны были лишние проблемы с объяснениями, оправданиями и прочим.       Лаффер прищурился. Призраки придвинулись. Теперь Дин практически ощущал липкие прикосновения их молочно-белых ладоней к коже.       — А сейчас вы не боитесь этого?       Усмешка тронула губы. Она не была весёлой, скорее горькой, как лекарство. Как смирение с неизбежным. Как победа с мощным привкусом поражения.       — Сейчас я вообще ничего не боюсь. Можешь не провожать.       В путаных коридорах поместья лёгким налётом статичной магии угадывались переплетения заклинаний. Ослабляющие. Путающие. Блокирующие напрочь — чем ближе Дин подходил к нужной комнате, тем обильнее становилось их нагромождение. В их эпицентре колдовать было нельзя в принципе. Нет, не паранойя. Дин назвал бы это здравой мерой предосторожности. Он не хотел, чтобы старика Лаффера обижали. Даже если тот, кто теоретически мог обидеть, и лежал месяц в постели, лишь недавно сумев встать на ноги.       Заклятья пали с этой части поместья лишь единожды. Во время того самого боя, когда всё рухнуло, когда выхода не оставалось. Тогда Дин рискнул, надеясь, что его манёвр мог сработать. Что Вил, снова почувствовав возможность колдовать, вызвал бы Деенора и Эрелин, попросил помощи, заставил ошибиться.       План сработал, но этого всё равно оказалось недостаточно.       Щелчок очередной двери, закрывшейся за спиной.       Комната большая, но тёмная. Все шторы закрыты наглухо, а магические огни не горели. Источником света служил только круглый камин у дальней стены, к которому жались узкая кровать и несколько кресел. Только эта часть комнаты выглядела обжитой. Там же, где стоял Дин, на мебели угадывался тонкий слой пыли.       — Как самочувствие, Вил?       Звон.       Какой-то стакан упал на пол и прокатился по деревянным половицам.       Шипение. Яростное шипение человека или зверя, который готов кинуться даже на превосходящего соперника. Мгновение назад этот маг сидел в каком-то из кресел у камина, невидимый от двери, и вот уже стоял перед Дином, вцепившись в воротник его кофты.       — Самочувствие?!       Злость придавала сил, это правда. Уж кто, как не огневик, мог рассказать об этом? Но чудес она совершить не могла. Пальцы экстрасенса дрожали и сам он дрожал, как будто такая нагрузка стала для него непривычна и давила, давила на скелет, заставляя выдерживать дополнительную тяжесть.       Отсутствие нормального лечения не красило этого мага. Он похудел. Из-под одежд Вила пауком выбирался ожог, захлёстывающий подбородок и часть щеки. Волосы, которые традиционалисты Ористаллы не обрезали никогда, частично обгорели. Вил не позволил обстричь их даже теперь, пусть это и делало его похожим на жертву пожара. Голос как будто надломился ещё сильнее, стал тихим и шелестящим, словно плач погибающих листьев под ногами. Только глаза горели яростным лазурным пламенем, почти как у Деенора.       — Ты спрашиваешь, как моё самочувствие, Дроссвел? — Слова были почти не слышны, а вот угроза в них почему-то так и кричала. Дин не реагировал, продолжая рассматривать дрожащие пальцы, что давно уже не светились магией в этой изолированной ото всех потоков комнате. — Ты запираешь меня здесь, истребляешь мою семью, разрушаешь всё, что мы делали, а теперь приходишь и спрашиваешь, как моё самочувствие?!       Если бы были силы, Вил бы его сейчас встряхнул за ворот. А секунду спустя — ударил бы головой о стену. Будь при экстрасенсе силы магические, Дин бы и вовсе уже не дышал. Но сейчас Вил едва стоял, а его слова были воплем отчаяния, брошенным в никуда. Это было предсказуемо и скучно.       — Вил.       Хватка чужих пальцев стала сильнее. Едва-едва.       Дин флегматично задумался, пытался ли Вил его задушить, или это он так хотел удержаться на ногах.       — Я же чувствую. У тебя на руках — кровь Эр. Твой проклятый ручной энергетик угробил Дея. Решил добить и меня тоже? Наконец-то.       Дин не хотел его перебивать. Это утомляло, а он и так смертельно устал. Поэтому он заговорил лишь когда экстрасенс замолк сам:       — Нет. Хотя тут уж как пойдёт. Это худший вариант из возможных. Я надеюсь на иное развитие событий.       Лихорадочно, нездорово блестящие голубые глаза сощурились.       — Озвучь.       — Хочу предложить тебе сделку. Мне нужна помощь.       Отсветы огня бросали на кожу Ористалла нежное оранжевые мазки и глубокие чёрные тени, добавляя болезненности осунувшемуся лицу. Лицу, на котором прямо сейчас читалось неподдельное изумление.       — Дин, скажи честно, ты пришёл сюда поиздеваться? — Молодой пророк гневно отдёрнул руку и тут же пошатнулся, но устоял. С усилием, конечно. Устойчивости в нём было примерно столько же, сколько в стуле с тремя сломанными ножками. Рано или поздно он должен был рухнуть. Скорее, конечно, рано. Дин знал это. Дин вёл обратный отсчёт. — Назови хоть одну причину, по которой я должен тебе помогать.       Десять, девять…       — Могу назвать с полдесятка. Но основная заключается в том, — в тот самый миг, когда Вил пошатнулся снова, уже заметнее, Дроссвел шагнул вперёд и придержал его под локоть, помогая сначала переждать приступ слабости, а затем выпрямиться. Вил напряжённо и недоверчиво смотрел на него, как на гильотину над своей шеей, которая вроде как заклинила, но всё же в любой момент могла передумать и избавить его от головы. — Основная заключается в том, Вил, что мы с тобой всегда хотели одного и того же. И теперь я надеюсь этого добиться.       Восемь.       Ярость в глазах Ористалла сменялась опаской, отчаяние — интересом, а удивление… Впрочем, оно оставалось самим собой. Только сам Дин как чувствовал апатию и усталость, так и застрял в них на дни и недели.       Семь.       Хотелось поскорее закончить этот разговор и вернуться. Вернуться домой.       Шесть, пять, четыре… Как долго он молчал.       А потом Вил вдруг улыбнулся. Три.       — Впервые на моей памяти ты говоришь о своих желаниях. До этого было только «Рей хочет» и «Рей надеется». О его мотивах я слышал слишком много. Чего хочешь ты?       Два…       — Я хочу, — Дин кивком указал на ожог Вила, — чтобы этого больше не повторялось. Я хочу, чтобы ничего из того, что мы пережили, не повторилось никогда. Чтобы никто больше не смел затевать таких игр, что угробят миллионы. Чтобы люди перестали терять семьи. Чтобы никто больше не дрался за чужие навязанные идеалы. Мы с тобой — мы потеряли достаточно. И мы должны стать последним поколением, что испытает такое.       Вил опирался на его руку всё тяжелее, как будто его клонили к земле полученные раны, груз нелёгких знаний, даже сами слова Дина. Дроссвел молча повёл его обратно к креслам.       Один.       Враждебности больше не было.       — Говоришь как закоренелый идеалист, Дин. Твоего желания недостаточно, чтобы остановить войны.       Он привычным движением схватился за спинку кресла и даже не сел, а перетёк в него. Упал беззвучно, как и всегда.       Тень человека.       Тень былого себя.       Дину нужен был этот маг. Его ум. Его сила. Его поддержка, чего уж там.       — А если к моему желанию добавить твоё? — Дин опустился в кресло напротив. Огонь больше не тянулся к нему, и это ранило… бы, если бы не стало настолько всё равно. — Ведь я знаю, ты больше всего на свете хотел именно мира. Семья, покой и тихое будущее на много столетий вперёд — вот то, что тебе нужно, а никак не слава, не влияние Дома. — Заметив, что экстрасенс собирался что-то сказать, Дин повысил голос. — А если к нашему желанию добавить такое удачное время? Старого мира уже нет, он сожжён, разрушен. Его нужно строить заново, так почему бы не сделать его таким, чтобы ни одна мразь не сумела преступить правила? Ты и я, силы наших Домов, Марк, который уже победил невозможное на моих глазах… Мы сможем, Вил. Втроём — сможем. Мир, который мы обеспечим, не разрушат ни при нас, ни при наших детях и внуках. Соглашайся. Соглашайся, и я в ту же секунду освобожу тебя. Тебя вылечат. Ты сможешь вернуться к семье. Дей и Эр мертвы, да, но ведь у тебя жена и дочка. Думай, Вил. Думай о них.       На лице экстрасенса промелькнуло недоумение.       — Ты ведь не угрожаешь мне ими? Дин? Ты не опустился бы до такого.       — Ни в коем случае. Я не собираюсь тебе угрожать вообще. Просто обрисовываю перспективы. Никаких уговоров. Никакого времени на раздумья. Есть только два варианта простых ответов, со мной ты или нет. Ты должен сказать это сейчас.       Вил чуть подался вперёд, как будто старался проникнуть взглядом за завесу будущего или мыслью — в разум Дина.       — Ты обрисовал не все перспективы. Что будет, если я скажу, что не желаю работать с тем, кто перебил почти всю мою семью?       Дин пожал плечами.       — Убью тебя. Не сходя с этого места. У нас обоих здесь заблокирована магия, но ты же на ногах не стоишь. Мне даже напрягаться не придётся. Это, кстати, к лучшему, потому что за день я вымотался и не хотел бы уставать ещё сильнее, гоняясь за тобой.       Тихое потрескивание дров заполнило паузу, сделав её почти домашней. Вил откинулся на спинку кресла. Он демонстрировал расслабленность, но Дин видел, как он был внимателен и собран, как ловил каждый взгляд, цепляясь за детали.       — А ты изменился, Дин, — наконец тихо сказал он, грустно улыбаясь.       — Ты даже не догадываешься, насколько.       — Явно недостаточно, чтобы поступать так с бывшими друзьями. — Отстранённо, неуверенно, словно под седативными препаратами, Дин удивлялся ему. Вил, измученный, уставший, надломленный точно посередине — он всё равно выглядел живым. Энергичным. Готовым действовать. В голубых глазах горел тот самый интерес, которого Дроссвел не чувствовал в себе. Интерес… И лёгкая хитринка. — А если я всё-таки попрошу время на раздумья?       Дин прикрыл глаза. Веки всё время казались ему чересчур тяжёлыми, а мир вокруг — слишком отвратительным, чтобы ради него прилагать усилия и держать глаза открытыми. Да ещё и спина, Сила её изничтожь, снова отзывалась на дыхание уже почти привычной болью.       — Сколько?       Внимательный взгляд Вила ощущался всей кожей, как неприятный отвлекающий фактор, вырывающий Дина из сонного оцепенения.       — Ты ведь не дашь мне больше получаса, — наконец снова сказал Вил, и Дин кивнул, не размыкая век.       Дин ненавидел экстрасенсов. За их самоуверенность, за презрение к людям, чуть скромнее одаренным недюжинными умами. За манеру никому не доверять и рьяно охранять свои тайны. За гадкую привычку никогда и ни у кого не просить помощи. За, пожалуй, самую извращённую форму высокомерия из всех, что была доступна людям…       Дин ненавидел экстрасенсов.       Но отвык он уже жить без такого вот самоуверенного и всезнающего за плечом.       Спину сводило такой болью, как будто осколки льда в позвоночнике Дина начали вращаться, наматывая на себя и перерезая нервные окончания.       — Тогда хоть расскажи мне, что происходит там. Снаружи.       — Снаружи хаос. Люди отлавливают недобитков Молний. — Со стороны экстрасенса послышалось лёгкое шебуршание. Дин флегматично подумал о том, что такие слова Вилу могли быть неприятны, а потом забыл эту мысль, как всё, что отвлекало его, расталкивало, будило. — Народ не знает, праздновать ему, бунтовать или оплакивать своих. Артаскей лежит в руинах. По нему как будто цунами прогарцевало. «Дуна», «Сфера» и «Острия морока» жаждут то ли перемен, то ли реставрации мира, то ли просто выгоды. Они — ну и мы с ними, — это же теперь совет победителей. Они вытянули последнюю драку в тот момент, когда мы уже бежали. Так сказать, переломили ход битвы. На тот момент у ваших уже не осталось прямых лидеров, и тот факт, что к нам пришло подкрепление, вас сломил окончательно. И вот теперь эти подпольщики, как спасители, на одном уровне с нами для всех вокруг. Мы все — новая элита, новая опора, новый… Я забыл слово. Наплевать.       — Ты не рассказал, где наши базы? — В голосе Вила слышалось удивление.       — Рассказал. Почти обо всех. Про главную — нет. Я же помню, кто там остался.       — Скорее, тебе на руку было оставить её и мою семью целыми, чтобы на меня влиять. Ты научился грязно играть, Дин.       — И видеть выгоду. — Дроссвел открыл глаза. С усилием. Усталость была липкой, душной и жаркой.       Как-то Дин спрашивал Ала, как тот чувствует чистую силу. Что ему представлялось, когда волны магии проходили сквозь тело и душу. В тот момент землянин улыбался и отвечал: «Кровь, огонь и вино».       Дин не понимал этого образа. Сам он чувствовал совсем другое. Вот только теперь, когда возмущение силы всё висло и висло в воздухе, как тяжёлое облако, а всё тело сковывало иррациональной усталостью, своё состояние Дин описывал примерно теми же словами. Он как будто отравился алкоголем, хотя не пил, не пил ни капли. Лоб горел, мир казался смазанным, душным и нечётким, и приходилось напрягать всё тело, каждую его клеточку, чтобы сделать твёрдый, хоть сколько-нибудь уверенный шаг, а не свалиться где-нибудь в уголке, прижимая руки ко рту.       Для падений и слабости было не время. И Дин прилагал усилия. Вся его жизнь превратилась в одно сплошное усилие непонятно для чего.       — Сейчас все играют довольно грязно. А выгоды видят даже чересчур много. — Дин задумался, куда ему девать руки. Раньше он принялся бы играться огненным шариком, чтобы немного отвлечься от неприятных мыслей, но теперь… Теперь собственное тело казалось слишком громоздким. Оно плохо вписывалось в окружающую действительность. Да ещё и эта глупая, надуманная, непрекращающаяся боль пониже лопаток! Дин с трудом понимал значение слова «психосоматика», но вполне уверенно ненавидел его. — Сейчас всем хочется покоя. Привычности. Есть, конечно, те, кому подавай нововведения, земную демократию и народный контроль, но таких меньшинство. И почти все они — в этой прогрессивной «Сфере». Все остальные мечтают, что мы возродим старые порядки, и при этом стараются урвать побольше. Знаешь, они снова хотят то счастливое радужное время, когда все думали, что, если закрыть глаза на проблему, она обидится и уйдёт. То время, где налаженная экономика, где у всех лидеров подполья бизнес, который, собственно, и помог это подолье учредить. Ну и, конечно, те, кто поопытнее, уже настаивают на том, что нужно собрать ещё один совет, или комиссию, в общем, что-то дикое и смешное, и начать расследование по поводу дефицита Силы. Просили меня возглавить, «у меня же наверняка много наработок по этому вопросу».       Вил усмехнулся. Горько и чуть грустно — он явно оценил иронию ситуации. Но было в его изнеможённом лице что-то ещё. Дин знал этого экстрасенса достаточно хорошо, чтобы уловить это противоречие. Вил слушал и не слушал.       — Ловлю себя на мысли, что мне не интересно. — Ористалл нервно хохотнул и пожал плечами. — Вроде как должно быть важно всё то, что ты говоришь, но всё как-то… Не так. Мне как будто наплевать, чем всё это кончилось и что будет дальше. Всё пустое. Как будто…       — Как будто за то, что ты проливал кровь и готов был отдать жизнь, тебя привели в комнату, полную пустых и глупых безделушек, и предложили выбрать награду среди этого мусора, — невольно улыбнулся Дин. — Закономерное чувство. А появилось оно потому, что это не твоя война. И никогда твоей не была.       — Она и не твоя. — Вил подпёр щёку ладонью и горько улыбнулся. — Что тогда мы оба тут делаем, Дин? Почему мы? Это смешно. Судьбу мира почему-то должны решать те, кому изначально было всё равно. И всё равно до сих пор. Не хочу слушать о чужих наивных амбициях. — Экстрасенс чуть прищурился, и Дин отметил про себя, что он уже всё понял. Тоже игрок, игрок-профессионал, слишком опытный, видящий всю картину целиком, Вил понял его без слов. И осуждать не собирался. Вил вообще никого не осуждал. Он либо слушался, либо нет, чётко занимал одну сторону — или оставался в нейтралитете, и придерживался её правил, даже если не одобрял их. — Лучше расскажи о себе. Тебя что-то гнетёт.       Дин пожал плечами, на этот раз, кажется, чуть уместнее. Надо было в своё время брать у Рея уроки актёрской игры. Но нет, раньше было не интересно, раньше было муторно. Теперь приходилось постигать всё на практике. В условиях, так сказать, приближенных к боевым.       — Веришь? Я на удивление спокоен в последнее время. Адаптировался.       Внимательный, пристальный взгляд Вила скользнул по нему, а затем экстрасенс покачал головой.       — Не верю. Но я примерно догадываюсь, о чём ты так уверенно молчишь. Перенёс травму?       Дин улыбнулся.       — Спина или ноги?       — Спина. Пустое, всё срослось, — отмахнулся он и стал говорить то же, что говорил всем, кто обращал внимание на его новую привычку морщиться и хвататься за подлокотники без видимых причин. — Наша ведущая целительница — волшебница. Во всех смыслах. Поднимет на ноги любого, и никто у неё ещё не задерживался дольше положенного. — Дин подумал и добавил. — Потому что боятся. И не без причины.       Вил молчал. Он молчал большую часть своей жизни, на самом-то деле, прятался за спинами, в тенях, в складках пространства. В глаза людям не смотрел, чтобы не обращать их внимание на себя. Практически человек-невидимка.       Дин и правда не знал, почему именно с ним он так долго мог поддерживать диалог и почему вышел на откровенность именно с ним.       — Я даже, вот, с силой новой освоился, — поделился он и щёлкнул пальцами. Ничего не произошло, но Вил даже не улыбнулся, как будто ничего не заметил. Дин же, нахмурившись, усилием воли заставил поместье сбросить нагромождение сдерживающих плетений. Секунда, и энергия снова потекла по венам. Вил долго выдохнул и схватился за подлокотники, словно у него закружилась голова, а Дин с новым щелчком пустил по ладони золотые искры. — Уже не боюсь, что случайно наложу на кого-то паралич, если дотронусь.       — Стоп-магия? — вскинул брови Вил.       — Она самая. Сложная… С характером, я бы сказал. Сейчас мне кажется, что даже Призывом овладеть было проще. Убил несколько месяцев на неё. Ещё когда встать не мог, всё пытался хоть по нескольку часов с ней «поиграться». А потом меня снотворным срубало. Зато красиво. М? — Дин встряхнул руку, и, отделяясь от кожи, на пол крупным жемчугом просыпались частицы магии, закружились бело-золотым смерчем, чтобы на мгновение устлать ковёр и исчезнуть.       Стоп-магия по ощущениям была… Да никакой. Дин не чувствовал от неё ни тепла, ни холода. Только напряжение мышц, почти болезненное, отвлекающее от бытовых проблем. Сложные, незнакомые плетения незримо резались, так и норовили выскочить из пальцев, и Дину приходилось прикладывать усилия, чтобы удержать их.       Дину не нравилась эта специальность. Она не ощущалась родной и, что обиднее, разительно отличалась от той мощи, что он привык ощущать во всём теле. Но это было хоть что-то. И, стремясь угнаться хоть за этим чем-то, Дин первое время загонял себя в зале до изнеможения, пока не начал, наконец, получать результат.       Равнодушный к красоте и плетениям силы Вил только нахмурился.       — Зачем? — Дин проворонил момент, чтобы отшутиться. Экстрасенс смотрел до невозможности понимающе и тревожно. Наверное, Дин бы хотел сейчас испытать раздражение и огрызнуться на него. Но в сознании бродила привычная мысль о том, что это потребовало бы слишком много усилий. И потому он молчал. — Я же тебя знаю. Ты талантливый. И ты начинаешь тренироваться, только если выбора совсем нет.       — Ну, у меня и не было. Не хотелось оставаться беспомощным.       Вил вскинул брови, а Дин тут же остро возжелал замолчать. Но горечь и тоска — те эмоции, что не отступали ни на шаг несмотря ни на что — так и рвались на свет.       С тех пор, после всего, что случилось, Дин внезапно обнаружил, что ему не с кем стало даже поговорить. Фениксы недоверчиво и почти испуганно поводили перебитыми крыльями — мало кто мог сразу поверить, что они выжили. Мелла снова не спала, мечась между койками с разбитыми, избитыми, переломанными — Дину казалось, что она боялась однажды сесть и задуматься надо всем, что произошло, и потому не давала себе продыху.       Марк… Марк бы выслушал, в этом Дин не сомневался. Выслушал бы, помог, пожалуй, стал бы втихаря от Меллы таскать ему обезболивающее. Вот только у Марка имелись свои проблемы, с которыми энергетику нужны были помощь и поддержка. Дин решил, что не станет грузить друга с одного только взгляда в его загнанные синие глаза.       Дин не знал, как он сам выглядел со стороны. Ему было не особенно-то и интересно. Хватало предположения, что не очень. Настолько «не очень», что Марк не грузил его тоже. Они с энергетиком вообще почти не пересекались с тех самых пор. Не избегали друг друга, конечно. Напротив, Марк всё ещё жил в поместье, хотя Дин предлагал помочь ему с постройкой дома, в котором не бродили призраки огня и лета. Марк только бледно улыбался, не отвечая и, кажется, не слыша предложений, и снова уходил.       Они всё равно встречались. Как будто бы случайно пересекались по разу в день, пока это не стало настоящей традицией. Во время таких встреч Марк с Дином не говорили. То есть, конечно, поначалу каждый немного неловко пытался начать разговор, но всё это выглядело неполноценно и почти убого. В самом деле, кто мог представить картинку нелепейшую, чем попытки Марка отметить гадкую погоду? В конце концов стремление к общению пресекли оба. Это помогло. Молчаливые встречи стали душевнее.       В первую секунду оба пристально осматривали друг друга, а потом обменивались кивками. Как бы говорили: «Я жив и я держусь». Мелла почему-то в такие моменты начинала плакать, чего за ней вообще-то не водилось, и старалась уйти как можно быстрее. Дин признавал, что они с Марком, когда-то братья, когда-то — напарники, смотрелись жутко и дико в роли последних выживших, что не могли сказать друг другу и пары слов и только в гробовой тишине пили чай. Признавал он и то, что такие эпизоды должны были подавлять и его. Но почему-то от них напротив становилось легче.       Хотя это «легче» было так же далеко от полного исцеления, как Земля от Минона.       Дин не знал, почему ему захотелось высказаться впервые за столько времени и почему именно перед Вилом. Он уже давно не пытался понять мотивы их изначально странной дружбы. Он научился принимать всё это как данность. Так было проще.       — Я после травмы очнулся и понял, что даже свечу зажечь не могу. — Дин задумчиво посмотрел в камин, где плясали тонкие завитки пламени. Он чувствовал тепло. Он видел свет. Но не улавливал больше ничего: ни восторга перед любимой стихией, ни того, что всегда полыхало, жглось в груди, заставляло кровь бурлить, а магию — течь мощной, стремительной волной. Дин всем телом чувствовал, что ему хотели задать вопрос. — Нет, мне не перерубили каналы силы. Меня даже не прокляли, хотя, казалось бы… — Полностью убрать злую иронию из голоса так и не получилось. — Проблемы не только с огнём возникли. Все стихии, что когда-то слушались, всё, что я учил — как будто пропало. У меня в голове все плетения так и выстраиваются, я помню, как колдовал, что чувствовал при этом. Знаю, что сила никуда не делась, а всё равно… Не получается. Ничего не получается. Детали не хватает. Для стихийников всегда самым важным были эмоции, искренние, сильные. Вера в них, умение вызывать по собственному желанию. Доверие к себе же, если угодно. А у меня такое чувство, будто я перегорел. Искры нет, которая всё зажигала. — Дин с усилием отвёл глаза от пламени и криво усмехнулся. — Не кровь, огонь и вино, а только одна кровь. И пепел. А для стоп-магии ничего такого не надо. Она надёжная, как дубинка оказалась. Такая же… отстранённая. Она мне не нравится, но это всё, на что меня теперь хватает.       Вил наблюдал за ним, и в голубых глазах Дин видел понимание. Понимание и сочувствие. Вот только Ористалл не сказал ни слова. Его поддержка всегда была такой же, как и он сам: молчаливой, но неожиданно мощной. И за это Дин тоже был ему благодарен.       — Я не жалуюсь, — предупредил Дин всё-таки. У него не было желания оправдываться, ведь негоже победителям и новым властителям мира так трястись над своими проблемами, так искать… не сочувствия, конечно. Но участия. Тепла, раз искра в груди больше не грела, вытесненная ледяным шипом. Победителей не судят, да. Им же и не помогают: они уже и так получили свой триумф, что же ещё надо? — Знаю, когда-нибудь это исправится. Я же жив всё-таки. А то, что будет происходить дальше, чую, много поводов для проявления эмоций даст. Это просто сейчас такое. Слишком много всего случилось, вот и не получается в себя прийти. Я всё это знаю! — Снова горечь. Горечь — плохое ощущение, чувство проигравшего. Оно не подходило для огневика, привыкшего к победам, нацеленного на тотальное доминирование. А ещё — оно вытесняло все остальные. Но почему-то с самого первого дня и до сих пор с Дином было только оно. — Знаешь, мне даже не жалко ни электричество, ни металлы. Я сейчас вообще не понимаю, зачем учил их. Почти не ощущается их отсутствие. Попросили бы вообще отдать — избавился бы, честно. Но мой огонь… — Дин с усилием заставил себя не вглядываться в пылающее нутро камина. Но и взгляд на собственные руки, пустые, неспособные даже лист бумаги поджечь, удручал тоже. — Его мне жаль.       — Ладно. — Вил, пожалуй, сделал единственное, что действительно смогло приободрить бывшего стихийника. — Ладно. Я согласен тебе помочь. Если, конечно, переживу переход до твоего дома.       Дин бледно улыбнулся и молча вытащил из кармана флакончик укрепляющего. Несмотря на явную необходимость, раньше Дин запрещал Лафферу отпаивать таким их пленника. Поддерживать в молодом пророке жизнь можно было и другими лекарствами, а что до его самочувствия… Неправильно, конечно, но, зная Вила, полным сил он бы поместье вверх дном перевернул, Лаффера бы обидел, а там и до побега недалеко.       И снова не паранойя и даже не жестокость. Просто ещё одна мера предосторожности.       Глаза Вила расширились.       — Ах ты коварное…       — Стараюсь. — Дин сделал вид, что принял это за комплимент. — Мне же ещё долго в совете победителей всем головы дурить. Нужна практика. А ты пей, пей. Мне не нужно, чтобы из портала выпал твой труп. У Марка и без того в последнее время нервы не в порядке. Не хочу его пугать.       Пока экстрасенс расправлялся с флакончиком, Дин сжал в пальцах кулон. Снова ощущение тепла и огня в ладони, иллюзия магии, разгоняющая чернильную зиму вокруг.       Связь установилась сразу — ни секунды задержки. Дин понял, что его уже слушали, даже несмотря на молчание в эфире.       — Откроешь мне портал? В одну сторону. Я сейчас во втором поместье.       — Сделаю, — с непривычной для него покладистостью прошептал кулон голосом Марка, и точно напротив Дина закрутился водоворот синего портала.       Их энергетик стал сильнее, когда избавился от проклятья. Он, как когда-то легендарные азатонские кудесники, мог прокладывать пути за полмира. Особой радости по этому поводу Дин за ним, правда, не замечал. И, конечно, он знал, что пробить пространство на такое расстояние Марк всё равно не мог в одиночку. Ровно как и знал он, чью силу прямо сейчас энергетик одалживал.       — Готов?       Вил скептически посмотрел на пустой флакончик укрепляющего.       — Не в том смысле. — Дин задумчиво посмотрел на портал. — В моральном.       — Скажем так, я достаточно в норме, чтобы уклониться хотя бы один раз, когда твой друг на меня кинется, — ответил ему Вил с азартной улыбкой.       Дин правда не понимал, как можно было столь весело относиться к тому факту, что тебя возжелают убить прямо через три, две, одну…       Они шагнули в портал.       Марк сидел на полу — условности вроде приличий никогда его особенно не смущали. Мелла, такая же своевольная, но чуть более адекватная, всё-таки устроилась в кресле. Её руки, слегка светящиеся от воздушных переплетений целительной магии, массировали энергетику виски.       Боли, что преследовали Марка, не были фантомными. У энергетика иногда открывались кровотечения, как будто что-то тёмное и злое, оставшееся в нём после контакта с проклятьем, всё ещё хотело разорвать его на куски.       Первые два раза Марка едва спасли. Потом Мелла откровенно психанула, и с тех пор было уже непонятно, Марк за ней ходил, или она за Марком. Так или иначе, их теперь постоянно было… Пожалуй, трое. Марк, Мелла и набор первой помощи. Последний был убойно мощным, он купировал всё редеющие приступы на корню, и не важно, в какое время суток проклятье давало о себе знать и насколько интенсивным был новый «удар», способный за секунду вызвать сильное внутреннее кровотечение.       Несмотря ни на что, у этих двоих всё налаживалось. Марк, правда, дурил. До сих пор пребывающий в шоковом состоянии, энергетик тоже плыл по течению. Он вздрагивал от каждого звука и в ответ на любую вспышку света моментально выстраивал сложнейшие защитные чары. И, как бы это ни звучало, кое в чём Марк был убийственно спокоен, отстранён даже.       — Это проклятье не оставляет выживших, — говорил он, пожимая плечами, и глядел ещё так, будто извинялся. — Всё равно получит то, что причитается. Чего вы тогда дёргаетесь? Рано или поздно меня добьёт, и всё встанет на свои места.       Дин верил в исцеление. Он хотел надеяться на то, что однажды огонь откликнется на его призыв, что наступит день, когда он поймёт: спина больше не тревожит. Что фениксы, заскакивающие в поместье по два-три раза на неделе, научатся не прятаться в нём при первом же намёке на (чаще всего надуманную) опасность.       Марк же оптимистом никогда не был — неудивительно, что и после победы он себе не изменил. В избавление от проклятья энергетик не верил совершенно, пребывал в полной уверенности, что рано или поздно судьба его всё-таки настигнет. Да, они не общались. Нет, Дин не читал мыслей. Но он и без этого понимал: Марк прекрасно знал, что может попросту не проснуться утром, и относился к этому со стоическим спокойствием. Почти философски.       Ещё до того, как они по обоюдному негласному уговору стали играть в молчанку, Дин почти почувствовал себя штатным психологом. Со всей горячностью, которую удавалось отыскать в себе, он убеждал, убеждал, убеждал Марка, что ему повезло, что проклятье отступило, что теперь нужно было только перенести сложный период реабилитации, а дальше жить в своё удовольствие.       — Это ведь не прецедентный случай, — повторял он, как мантру, а Марк слушал и только улыбался. — Ты победил смерть, тебя отметила Сила. Всё, что не позволяло тебе раньше скинуть проклятье — твой статус безымённого. Ты просто не мог принять Силу, вот и всё. Всё остальное, чтобы спастись, у тебя было, ты же научился умирать и возвращаться по собственному желанию! Почему ты тогда…       — Потому что я не профан в магтеории, Дин, — всегда поразительно легко откликался энергетик. Перспектива внезапной глупой смерти совсем не пугала его. Даже наоборот. Дину иногда казалось, что Марку так было проще. По крайней мере, полностью уверенный в том, что он не продержится и года, энергетик не бередил душу якобы ложными надеждами. — Сколько, как ты думаешь, было бы в мире поцелованных силой, если бы всё оказалось так просто? Победить смерть — одно. Потом сложнее. Сам же знаешь, семьдесят процентов таких вот «победителей» просто не выдерживают этого поцелуя. То умирают, то бонусом получают полную стерильность из-за какого-то сбоя и передать силу не могут, то ещё что-то. Серьёзно думаешь, что со мной будет по-другому? Ты вспомни, какой я везучий! И какое проклятье на мне было.       Одно хорошо: несмотря на пессимистичный настрой, Марк не мешал Мелле бороться за его жизнь. Наверное, потому, что согласиться с её требованиями оказалось проще, чем вытерпеть нервотрёпку. Да и Мелла умела быть очень убедительной: кричала громко, била метко, издевалась обидно. Прямо-таки девушка-мечта — Дин предпочитал держаться от неё подальше, но он по крайней мере был почти спокоен за Марка.       Пространственный переход мягко закрылся за их спинами, обдав запахом моря и свежести. Вил с явным интересом огляделся вокруг. Хотя больше, пожалуй, заинтересовалась Мелла. У девушки даже целительное заклятье слетело. Или, может, она его выронила, чтобы не мешало, и теперь пыталась понять, кого это Дин притащил.       Видимо, почувствовав что-то, Марк открыл глаза… Секунда, и он уже подорвался на ноги. Он пока не сплёл заклятье, но положение рук и пальцев говорили сами за себя. Энергетик готов был ударить в любую секунду.       — У меня галлюцинации? — очень-очень тихо и очень-очень ласково предположил Марк, прищурившись.       Судя по всему, он явно предлагал самую лучшую, наименее травмоопасную и чуть ли не единственную с его точки зрения версию, за которую нужно было хвататься обеими руками. А то полетят головы.       — И тебе здравствуй, — улыбнулся в ответ Вил.       Марк оскалился как-то так, что Дин отстранённо подумал: «Кранты Вилу. Жаль, столько времени потратил зря». Но, вопреки ожиданиям, рявкнул энергетик именно на него:       — Дроссвел, ты объяснишь, нет?!       — Успокойся. Что тут объяснять? Вы с Вилом знакомы. Он будет с нами. Помогать.       — Объясни, например, какого чёрта он тут делает, если ты его грохнул месяца четыре назад. — Синие глаза смотрели так, словно Марк надеялся порезать экстрасенса на куски одним взглядом, не прибегая ни к магии, ни к ножу. Кстати о ноже, теперь Марк с усилием опустил ладонь на его рукоять. Дурной знак. Кому-то явно хотелось крови. — Хотя не надо, я всё равно знаю, что ты скажешь.       Вил едва заметно приподнял брови. Его всегда забавляло, когда кто-то играл во всезнание и пытался предугадывать будущее.       — Это твой приятель и всё такое, чего ж его убивать, — жутко противным тоном, состоящим на девяносто девять процентов из претензии и на один — из возмущения, продекламировал Марк. Через секунду он уже указывал на Вила остриём ножа. — Не убил и чёрт с тобой, сюда-то ты зачем его приволок? Ты хотя бы приблизительно помнишь, кто он такой, придурок?!       — Я тебя сильно удивлю, если скажу, что помню это получше тебя? — устало поинтересовался Дин. Он очень жалел, что нельзя было как-нибудь промотать всю эту громкую, неприятную сцену к её логическому завершению. Слишком уж много сил требовало участие в ней. Вечно приходилось стоять напряжённым, готовым в любую секунду перехватить заклинание или нож. — И о его возможностях я тоже прекрасно знаю. Именно поэтому и «притащил» сюда. Его помощь нам понадобится.       — Помощь?! — рявкнул Марк, на мгновение так и полыхнув силой. Дин поморщился, а Вил, пусть выражение лица у него и не изменилось, явно удивился. Тот факт, что мелкий Маркуша мог быть таким громким, всегда вводил новеньких в ступор. Как человек более опытный, Дин покорно ожидал матерной тирады. Тем неожиданнее стал факт, что Марк только криво усмехнулся и совсем нормальным (только не в меру ироничным) тоном переспросил. — Ах, помощь? Мы дожили до этапа, когда ты начал мне сказки рассказывать? Помощь ему нужна, как же. Это же просто смешно! Ты кого им заменить пытаешься?!       Крохотный обломок ледяного копья всё крутился и крутился меж позвоночных пластин, отвлекая, затягивая в омут. Дин прикрыл глаза, переживая очередную резкую вспышку в пояснице.       Надо бы разозлиться, да внутри только лёгкая досада находилась.       — Я всего лишь нашёл нам сильного союзника. Что тебе не нравится?       Марк ответил так быстро, словно список претензий он приготовил заранее:       — То, что он, если ты ещё помнишь, всегда был и будет против нас. А ещё то, что он пытался нас всех убить. Два раза! И что у него почти получилось и когда нас было четверо, и когда нас было пятеро. А теперь нас двое и, в случае чего, мы с ним не справимся! Тебе хватит, или мне продолжать? А то, знаешь, я могу. — Уж в чём в чём, а в этом Дин не сомневался. — Я не собираюсь с ним работать.       Дин снова тяжело вздохнул. Ему с утра уже ставили условия чересчур нахальные старики из «Дуны», «Сферы» и «Острия морока». И, видит Сила, на сегодня его лимит был исчерпан.       — Прекрасно. Здорово. — Дин прикрыл глаза. Дверь, ведущая в коридор, распахнулась с грохотом. Марк дёрнулся. — Можешь быть свободен.       Тактичный Вил, о присутствии которого, кажется, все забыли, молчал. Марк потерял дар речи тоже.       — Что?..       — А что тебя удивляет? Мне не нужны люди, которые вот так вот запросто бросают мне в лицо ультиматумы. Я их уже наслушался, Марк. И уж тем более я не в настроении бегать за каждым кадром. — Дин приглашающе повёл рукой в сторону гостеприимно распахнутой двери. Когда-то сам Марк называл такой жест: «добро пожаловать отсюда нафиг». Теперь энергетик смотрел на него с таким лицом, будто внезапно засомневался в своём знании раитарского наречия. — Мне нужны вы оба. Я знаю, что с Вилом проблем не будет, раз он уже согласился нам помочь. С ним уже нет проблем. Если тебе хочется показывать характер, делай это в другом месте. Так-то моё предложение помочь с постройкой дома всё ещё в силе. Можешь туда перебраться и злиться на весь мир. Можешь вообще где угодно это делать, лишь бы подальше от меня. У меня хватает проблем и без этого.       Нож вернулся в ножны.       Вил всё-таки подал голос:       — Я не собираюсь вам вредить. Мне уже незачем. Если так не веришь, можешь за мной присматривать. Давай только не будем ссориться? Сейчас это вообще ни к чему.       Мягкий и тихий голос Вила обычно действовал на людей успокаивающе. Дин отстранённо понадеялся, что Ористалл сумеет купировать психи Марка, и можно будет разойтись. Он безумно устал за день.       Словно в попытке найти, за что бы ещё уцепиться в разговоре, Вил быстро огляделся, потом скользнул задумчивым взглядом по Марку и Мелле… Дин видел, как на мгновение расширились его зрачки, придвинулись, как две бездны, чтобы тут же вернуться в нормальное состояние. Вил улыбнулся.       — Кстати, поздравляю вас двоих. Вы красивая пара, — дружелюбно сказал он.       Это было даже слегка забавно. Марк глянул на экстрасенса дикими глазами.       — Я, пожалуй, пойду, — слегка нервно улыбнулась Мелла. Удалялась она быстро, но не так, чтобы это было похоже на бегство, а этак с достоинством. То ведь самое, что нужно Марку.       Дину уже казалось, что пару в них мог бы разглядеть даже человек, абсолютно не знакомый с обоими. Но нет ведь, то Мелла дурила, утверждая, что в её жизни и без Марка было слишком много ненормальных, то сам Марк, что был уверен в собственной быстрой смерти и потому все притязания бросил.       Когда-то Ал смеялся, что сводить двух идиотов рискованно: такие личности и по одиночке достаточно опасны, страшно представить, до чего они додумаются, оказавшись вдвоём. Или, не приведи Сила, втроём. Дин же считал, что так, пожалуй, было наоборот лучше. По крайней мере, два идиота портили жизнь только друг другу, остальной социум оказывался вне опасности. Ну, пока что. Их ведь действительно только двое.       — Сила, спаси Минон от ваших детей, — устало улыбнулся Дин.       В стороне спешно захлопнулась дверь за Меллой.       Марка будто укусило.       — Я тоже пойду, — пробормотал он, разворачиваясь. Дин мог бы поклясться, что он услышал тихое: «Дурдом!» от него, но комментировать это было утомительно.       Вил выглядел озадаченным.       — А они что, ещё не?..       — Не совсем. Всё сложно, — вздохнул в ответ Дин, а потом краем глаза покосился на Вила. — Мне казалось, ты видишь будущее только со своими нитями.       — Нити — проводник, сила-то во мне. Но с ними и правда проще. Хоть не путаю видения с реальностью.       — Полезное умение. Мне бы такое. Одолжишь нити? — Не нити были ему нужны, и оба это понимали.       — Мне жаль вашего экстрасенса. Ал, да? Однажды я приходил в его сон. Пытался подсказать ему, что он заигрывается, но он, кажется, не понял. А ведь был талантливым. Правда жаль.       — Мне тоже жаль. — Дин улыбнулся. — А ты в первый и последний раз поднимаешь эту тему.       Когда он сказал то же самое Марку, получил такую тираду, что в одном ухе, кажется, начало звенеть. Потом, правда, энергетик, несмотря на возмущение, и правда ни разу на эту больную мозоль не наступал. Вот ровно до сего дня.       Вил же только кивнул:       — Как скажешь. А с этим мелким можно поговорить?       — Сколько угодно. Только смотри, чтобы он тебя не прирезал. Ты и так едва стоишь.       — Как-нибудь справлюсь, — снова улыбнулся Вил перед тем, как беззвучно выскользнуть за ту же дверь.       Ещё немного Дин постоял на том же месте. Спину больше не резало. Боль была тягучая, обволакивающая. Такую можно только терпеть. Дин прекрасно знал: она усилилась бы сразу, стоит только пошевелиться. И она действительно усилилась, когда стихийник всё-таки переборол себя и подошёл к окну, аккуратно положив ладони на подоконник.       Дыхание силы и огня на мгновение согрели, и вот он уже един с поместьем. И даже боль в таком состоянии отступала.       Он доверял Вилу. С усилием, но верил в адекватность Марка. Можно было и не присматривать. Но он, как и когда-то Рей, внезапно понял одну простую вещь: а зачем закрывать глаза, отступать в сторону, пускать на самотёк, если он мог всё проконтролировать и просто не позволить никому наделать глупостей?       Проще не дать худшему случиться, чем устранять последствия. Проще знать всё и вовремя среагировать, чем рвать на себе волосы от осознания, что однажды ему попросту не хватило информации. А что до этичности вопроса… Всё равно никто никогда бы не узнал, что Дин вёл наблюдение.       Он видел, как экстрасенс коротко огляделся в коридоре, немного подумал, приложил пальцы к виску, а затем улыбнулся и уже уверенно свернул вслед за Марком.       Даже сливаясь сознанием с древней магией своего дома, Дин так и не мог услышать его шагов. Тем удивительнее был тот факт, что Марк, словно бы спиной почувствовав присутствие постороннего, круто развернулся, моментально сплетая заклинание.       Вил вскинул открытые ладони:       — Вот это у тебя реакция.       Марк снова прищурился. Это был недобрый знак: как правило, именно с таким выражением лица Марк выбирал наилучший момент для атаки. Ористаллу снова повезло: чуть подумав, энергетик распустил плетения заклинания.       — Ты идиот или храбрый слишком?       — Ты бы не ударил.       — Всё-таки идиот.       Улыбнувшись, экстрасенс знакомым движением прижал два пальца к голове.       — Я просто вижу будущее.       — О, то есть, ты знаешь, куда я собирался тебя послать вот только что?       Дин не видел будущего, но даже он это знал. Можно было сворачиваться: если Марк не убил сразу, значит, шанс, что он сделает это в будущем, стремился к нулю. Но Дин предпочёл перестраховаться.       Ему не было интересно, как, когда и какими путями эти двое пришли бы к соглашению. Вил умел находить общий язык со всеми. Иногда Дину казалось, что это умели все экстрасенсы. Да, большинство из них не любили общение, им тяжело было в кругу других людей и магов. Со своим особенным стилем мышления и замахом на всезнание маги разума всегда чувствовали себя белыми воронами. И, тем не менее, когда было нужно, они могли найти друзей даже во вражеском стане.       Вил уже понял, что работать им придётся тройкой, и делать это очень долго. Может, всю жизнь. Ведь это только ломать мир выходило по щелчку пальцев, из-за одного простого желания добыть себе больше власти, денег и влияния. Стройка занимала времени и сил куда больше. Вил предпочитал такими сложными вещами заниматься в кругу тех, кому он мог доверять.       Он был миротворцем — во всех смыслах этого слова. Потому Дин и забрал его, отбросив неприятные мысли о том, как долго придётся слушать претензии Марка. Хотя, видит Сила, он бы с радостью всего этого избежал.       Где-то там, за десятком стен и дюжиной дверей, Вил улыбался и распускал паутинки.       — Между собой-то мы воевать не будем? Мне кажется, у нас у всех есть другие проблемы. Да и Дин… У меня такое чувство, что он выгонит любого из нас, кто начнёт на него давить.       — А ты, я так посмотрю, очень не хочешь вылететь, — недобро процедил Марк. Он всегда и во всём видел подвох. Изрядная доля нездоровой паранойи всегда была составной частью его характера. Теперь, после стольких смертей, после снятия проклятья и их странной, непредсказуемой победы она и вовсе перешла в какую-то абсурдную степень. — Уже появились планы? Быть в команде победителей здорово, конечно: можно незаметно продвинуть свои условия, выбить максимально много выгоды… Дин собрался мир перестраивать — ты решил, что можно повернуть это в свою пользу?       Вил пожал плечами. Он никак не реагировал на ядовитый и обличительный тон энергетика, не менял ни выражения лица, ни позы, когда тот машинально хватался за рукоять ножа. Наблюдавший за ними Дин улыбался: Вил очень быстро нашёл единственную правильную стратегию общения с Марком.       — В некотором смысле. У меня семья — мне нужен безопасный мир для неё. А Дин именно его и намерен строить.       Враждебность слетела с Марка так быстро, словно её сорвало потоком ветра. Теперь энергетик глядел, конечно, с подозрением, но без явной жажды крови во взгляде. Ярость уступила место удивлению.       — Хочешь сказать, вы по дороге сюда уже успели обсудить планы на будущее? Да Дин даже мне ещё ничего не говорил!       — Он и мне ничего не говорил, — хмыкнул Вил уж как-то чересчур жизнерадостно для человека, что и стоял-то с трудом. Только серьёзный и задумчивый взгляд выдавал лёгкое внутреннее напряжение. — Ты взгляд его видел?       — Что не так с его взглядом?       — Пустой. Много крови прольётся. А если он ничего тебе ещё не говорил, это означает только то, что Дин ещё не отобрал всех жертв. — Вил посмотрел за окно, туда, где снег с шипением испарялся, только коснувшись алой кладки камней поместья. На мгновение показалось даже, что экстрасенс прекрасно знал о ведущемся наблюдении, что он видел пристальный взгляд Дина за дутым стеклом… Вил вновь посмотрел на Марка. — Чтобы фундамент нового мира был прочным, в него должно быть положено достаточно костей. Для опоры. Я иду за Дином, потому что верю, что цена этой надёжности будет минимальной.       Дроссвел убрал ладони с подоконника, как только увидел, как расширились глаза Марка.       Кто бы мог подумать — их прагматик, циник и, должно быть, самый жестокий член бывшего «Громоотвода» теперь больше всех не хотел новых смертей. Да, путь к покою обещал был долгим и из-за него тоже.       Вот только, как бы Марк не относился к такому, он бы никуда не ушёл. И Вил не ушёл бы тоже. Они оба готовы были сделать всё, что он прикажет. Обе ценнейшие фигуры были сдвинуты его руками на поле, чтобы начать новый раунд.       Те, кто считали, что со свержением Молний игра окончилась, очень и очень ошибались. Эта игра, жестокая, кровавая, нестабильная игра в жизнь, не оканчивалась никогда.       Когда-то давно, когда они ещё только начинали предыдущую партию и пробовали свои силы в поле, Рей сказал, что Дин не готов побеждать, потому что для него существовали вещи и люди, что были важнее триумфа. Хватаясь за них, пытаясь сохранить, он пропускал тактические шаги, позволял противнику наращивать преимущество и приходить к финишу первым. Наверное, брат был прав. Рей всегда и во всём оказывался прав, в конце концов.       Времена изменились. За ними обоими пролегла дорога из крови и пепла. Такая же вытянулась вперёд, к небосклону. Дин уже вступил на неё.       Дин готов был побеждать.