Страшен мёртвый враг, способный встать из могилы, но куда страшнее — живой, замышляющий месть. Мария Семёнова, Андрей Константинов, «Меч мёртвых»
— О, ты всё-таки нашёл, где дверь! — шумно обрадовался Ортонн, привлекая уйму ненужного внимания к Дину. Несмотря на то, что Дроссвел вниманием был избалован и от направленных на него взглядов никогда не терялся, теперь он замер на мгновение, затравленно огляделся, — Энди успел на собственной шкуре прочувствовать сковавший его ужас, — но всё же взял себя в руки и кивнул. — Ага, и кстати о ней. Спасибо, что вы не пошли выламывать мою дверь, хотя многим, несомненно, этого хотелось. — В любом случае, — дипломатично начала Мелла, — он же вышел к нам. И всё будет хорошо. — Сам факт наличия лидера ничего не меняет. Нам нужно качество, а не количество, — прошипели где-то с задних рядов. Очень тихо, но Энди услышал и выразительно глянул в ту сторону. Из толпы икнули и зашептали что-то сбивчиво-извиняющееся. Видимо, своё послание, и вовсе беззвучное, оборотень донёс не менее чётко. — Что мы будем делать, Дин? — просто поинтересовался Тейллу. Воцарилась практически полная тишина. Энди улавливал, как бились чужие сердца. Как нервно частило дыхание. Видел, как фениксы подавались ближе, будто приливная волна. Казалось, что им хотелось Дина поглотить и унести вперёд, навстречу скалам. Или неизвестности, и кто его знает, что хуже. Дроссвел сжал руки в кулаки и шумно выдохнул. — Мы будем работать, — решительно бросил он. Сердцебиение самого Дина было оглушительным. Энди показалось, что ещё секунда — и их Синий Феникс, поджав огненный хвост, унесётся обратно к себе, и вот тогда никакой Ал его из гнезда не выкурит. Но нет. Дин почему-то продолжал стоять, хотя не хотел, хотя, — это Энди прекрасно чувствовал, — сам не верил в то, что говорит. — Как раньше. Беспокойством потянуло сильнее. Энди старался особенно не принюхиваться к подобным эмоциям, слишком уж сильно они кружили голову. Но даже так он всё равно захлебнулся потоком чужого недоверия и почти что страха. Правда, никак этого не показал, как и Марк. Они стояли по обе стороны от Дина, как почётный эскорт, и готовились руками вырвать глотку любому, кто посмел бы выйти против их друга. — Видимо, ты считаешь, что это всё очень просто, — наконец осторожно начала Аллира. Энди нахмурился. Руководительницу «Неуловимых» он недолюбливал. Ведь «Громоотвод» её недолюбливал, чего уж там. Аллира Моттерлей всегда щедро отвечала им взаимностью. — Но это не совсем так, младший. Нам нужно разработать стратегию, выбрать линию поведения, как-то преподнести людям новость о смерти Рея так, чтобы они не начали принимать нас за проигрывающих… — И расставить заново посты, — поддержала Детта, без особенного удовольствия, но решительно. Эмоции, что исходили от этой огневицы, даже Энди интерпретировал с трудом. Точнее, эмпатией — с трудом. Но в глубине души он понимал всё прекрасно. Детта готова была совершать невозможное, лишь бы не дать всему, что было дорого Рею, осесть пеплом вместе с ним. — Потому что все, как узнали, тут же в поместье кинулись. Мы изолированы, и никто понятия не имеет, что там Молнии творят, пока… «Пока ты сидишь в своей комнате, как обиженный ребёнок» так и не прозвучало, но наверняка все этот подтекст поняли. Ну, оборотень понял точно, и предупреждающе оскалился. Толпа чуть отхлынула. — Мы будем работать как работали! — прикрикнул Дин. На сей раз повисшая тишина была осуждающей. — Просто вернитесь на свои посты. А я… Мы тут все проработаем планы и, если будут какие-то изменения, сообщим их… Э… Лично. — Нам всем конец, — меланхолично подметил Шоррен из своего кресла. — Неизбежный и страшный. — Слушайте, если вам не нравится, что я говорю, вы можете свалить ко всем вургулам! — наконец не выдержал Дин. — Хотите — сваливайте хоть все, я вас не держу! И не держал. Вы могли уйти уже давным-давно и даже угрожали этим Алу, но я почему-то всё ещё вижу ваши рожи. Ждёте, что я вам хорошей дороги пожелаю? Ага, сейчас. Клятвы верности я ни с кого снимать не собираюсь. Будете уходить — уйдёте с ними. Решите после этого нагадить мне или «Фениксу» — вернётесь в мой дом в виде огненных духов, вечно служить и всё такое. Ну что? Кому ковровую дорожку раскатать, а?! Энди поморщился. Он хотел верить в их младшего товарища, хотел верить, что в нём от Рея больше, чем казалось на первый взгляд, но… Во-первых, оборотень слишком хорошо знал Дина. А во-вторых… Новый лидер ещё не столкнулся ни с одним сложным, настоящим испытанием. Не проходил проверку боем или хотя бы недоброжелательностью: сейчас фениксы смотрели на Дина с надеждой, сочувствием и поддержкой и уж точно не желали уколоть, но… Дроссвел всё равно уже срывался. В самом начале переговоров. Прямо как маленький, избалованный ребёнок, для которого всё это слишком сложно. «А ведь так и есть, — устало подумал оборотень. — Он ребёнок. Он не справится. А самое страшное: все это знают». Видимо, поняв, что криками он не добьётся вообще ничего, Дин медленно выдохнул, прикрывая глаза, а затем произнёс уже куда спокойнее, глядя чётко себе под ноги: — Любой, кому не нравится то, что я сказал, может уйти. Держать я не стану никого — но и придерживать перед вами двери с пожеланием хорошей дороги не буду, чести много. Вы знаете: я злопамятный. И с предателями говорить долго не стану. Это не угроза. Но, скажем так: если вы всё же решитесь уйти сейчас, в такое сложное время, лучше будет, если мы с вами никогда больше не встретимся. Надеюсь, это понятно. На вопросы по этой теме я отвечать не собираюсь: всю нужную информацию к размышлению я уже дал. Дин сработал оперативно. Если пять минут назад фениксы просто и незамутнённо радовались, что он вышел к ним, то теперь Дроссвела, судя по общему настроению, готовы были выкинуть из собственного дома. Когда среди не слишком ровного, но всё же более-менее однообразного потока эмоциональных фонов чей-то единичный начинал сильно выбиваться, он сразу привлекал к себе внимание. Вот и сейчас, едва только откуда-то из дальнего конца зала явно потянуло одобрением и даже довольством, как Энди вскинул голову, чтобы поискать, какой-такой шибко умный человечек так реагировал на то, что Дин, кажется, решил разрушить «Феникс» изнутри. Вскинул и замер: в дверях, небрежно опираясь плечом о косяк, стоял Ал. И выглядел исключительно удовлетворённым увиденным. Дин тоже заметил экстрасенса. Его губы тронула всё такая же лёгкая тоскливая улыбка, и Дроссвел едва заметно кивнул напарнику. Энди отчего-то показалось, что между собой эти двое завершали диалог, начавшийся довольно давно и получивший долгожданную развязку только сейчас. С отвратительным звуком какой-то стул проскрипел по плитке, и один маг подорвался на ноги. Энди знал его. Пусть он и не слишком любил якшаться с людьми и по имени-морде их предпочитал не запоминать, дружба с Марком всё же наложила определённый отпечаток. Тех, с кем неугомонная мелочь воевала, отмечать в памяти приходилось, чтобы, в случае чего, зарвавшегося напарника прикрыть — или помочь ему двинуть. А так как воевал Марк решительно со всеми, как-то так получилось, что запомнил оборотень тоже всех. Сейчас, гневно сжав полыхающие оранжевым кулаки, Аккор, чересчур громкий человечек-поисковик из «Контрудара», явно собирался сказать что-то неприятное. Энди предупреждающе скалился, чувствуя, как начали увеличиваться и заостряться зубы. — За кого ты принимаешь себя, Дроссвел? — одиночный голос справедливости прозвучал в общей тишине как-то истерично: обычно никто в этом обществе ничему не противился. Положа руку на сердце, Энди признавал, что претензия человечка была вполне обоснована, ему и самому происходящее крайне не нравилось. Но ещё больше ему не нравилось, когда с его друзьями говорили в таком тоне. — И, главное, за кого ты принимаешь нас?! Решил, что мы все тут у тебя за пленников? — Я бы предпочёл другое слово, но если вам угодно, можете называть себя так, — сухо отозвался Дин, едва взглянув на световика. — Провоцировать конфликт я не намерен. Если тебе не нравятся мои слова, уходи — уж где в этом поместье выход, ты знать должен. Этот холодно-аристократический ответ был настолько неожиданным, настолько не в духе Дина, что оборотень непонимающе вытаращился на него. — Уходить на таких условиях? Когда мы все по рукам и ногам твоей клятвой связаны? — Я у вас никаких клятв не принимал, — мягко напомнил Дин, и Энди в его голосе почудилась насмешка. Оборотень вообще ничего не понял. Обычно юмор Дина был куда заметнее. Молчаливые и мрачные фениксы, кажется, ничего не понимали тоже, и только напряжённо следили за разворачивающимся спором. Энди чуял их готовность в любой удобный момент метнуться, присоединиться к кому-то. Но вот к кому, оборотень сказать не мог, и потому нервничал, скалился, напрягался, готовясь в любой момент выйти против кого угодно, кто позволил бы себе лишнего. Марк неподалёку от него стоял неподвижно и почти расслаблено. Его спокойствие обмануло бы любого, но не оборотня. Энди легко улавливал, что мелкий нервничал, видел, как на его подрагивающих пальцах танцевали едва заметные и даже не бликующие синие сполохи. Может, эта молчаливая готовность защищать и защищаться от двух сильнейших магов организации и удерживала остальных от глупостей, столь свойственных людям? Аккор выдохнул, явно пытаясь успокоиться, но не преуспел. Начавшая набирать обороты злоба вспыхнула буйным светом. Энди зарычал. — Дроссвел, ты и с нами воевать хочешь? — Почему этот человечек говорил так громко? Оборотень морщился от звука и недобро косился на его источник. — Зачем? Хочешь силой удержать тех, кто когда-то пришёл добровольно? — Дин неожиданно хохотнул, словно услышав что-то крайне забавное, и глянул с такой издёвкой, что Аккор рявкнул. — Слушай, младший! Прекрати этот фарс, пока мы все не решили, что «нет Хранителя — нет Клятвы»! — Тот, кто так решит, пожалуйста, пусть сделает шаг вперёд, — раздался голос Ала с дальнего конца зала. Экстрасенс говорил спокойным и даже скучающим тоном, но слова его разлетелись по всей столовой хищными птицами. Одна рука Ала была согнута в локте и смотрела в потолок. В полуметре над ней парил длинный узкий нож. — Так попасть легче будет. Не делайте вид, что хотите открытый переворот. Дин усмехнулся. Толпа зашумела. — Не пугай их, Ал. Они только кричать и могут. Сами же знают: клятва их убьёт, даже если они решат хотя бы всерьёз такой вариант обдумать. Вот теперь тишина повисла гробовая. Дин быстро оглядел зал, словно ожидая, что как минимум половина фениксов сейчас развернётся и пойдёт к выходу. И правда, несколько человек осторожно было поднялись и стали неловко оглядываться в поисках поддержки. Но, не видя её, так же неловко сели на место или попытались спрятаться в толпе. Но Энди покоробило даже с этих проявлений несогласия. Ему-то казалось, что уж в этой стае бывший вожак сделал вполне достаточно, чтобы никто и рыкнуть против не смел. Синие искры на пальцах энергетика погасли. И только над ладонью Ала продолжал выписывать круги ножик. — Продолжим, — в прежнем тоне предложил Дин, и его бледная улыбка угасла совсем. — Хотите работать по новой системе? Ладно, прекрасно. Вот вам новая система. Основное её правило — защита гражданских больше не является для нас приоритетной целью. Поэтому все небоеспособные в «Фениксе» должны вернуться по своим мирам. А минонские гражданские вообще пусть к вургулам идут. Не хотят помогать нам — могут ждать такого же ответа. И зал взорвался. Дин страдальчески поморщился и наконец-то сделал то, чего Энди затаённо ждал от него. Оскалился, демонстрируя зубы. И рявкнул: — Заткнулись все! Эффект оказался ошеломительным. Затихли все, сидящие и вскочившие на ноги просто остановились чуть ли не с открытыми ртами. Энди чуял их общую растерянность, шатко раскачивающуюся на границе пропасти страха, и почти жалел людишек. Как бы ни сложно Энди было понять, что им так не понравилось, он всё же догадался: это было связано со словами Дина и ударило по многим. Странная пощёчина — сотням людей одним движением. Марк медленно убрал синий барьер, что он моментально выставил перед Дином, когда началось общее волнение. — Мне надоело, — негромко продолжил Дин и досадливо поморщился. — Надоело спасать тех, кому всё равно. В эти дни, когда гибнут люди, когда творится такое, что и в страшном сне не приснится, сохранять нейтралитет и ждать, какая из сторон начнёт побеждать, чтобы переметнуться к ней — преступление. И миллионы минонцев его совершили. Они симпатизируют нам, но не делают ничего, чтобы помочь. Боятся. Не хотят высовываться. Я видел, как убивали Рея — и не только я. За этим наблюдали десятки людей, и ни одна тварь не вышла, чтобы ему помочь. Не хочу и впредь терять людей ради защиты этих уродов. Об этой новой политике «Феникса» мы сообщим населению. И будем оборонять только огненные города, существование и обитаемость которых даёт силы мне и моему дому. Всем остальным придётся делать, наконец, выбор, кого поддерживать. Итак, информацию к рассуждению я дал. Можете расходиться. Энди ещё ни разу не видел, чтобы фениксы с такой скоростью покидали столовую. Дроссвел тяжело осел на стул и закрыл лицо руками. Согнулся пополам, будто пытался удержать в себе свою боль и свою ярость. Замер так, недвижимым, скорбным изваянием. Хороший пример для подражания. Теперь Энди ждал, что самый разумный человек их отряда сейчас Дина стукнет. Сам он не мог. Силы много, а Дин — всего лишь человек. Мало ли, окочурится? К тому же Ал мог сопроводить воспитательную затрещину какой-нибудь жутко глубокомысленной речью. Ал и правда был недоволен и явно собирался высказаться. Энди чуял терпкий запах раздражения, окутавший фигуру их экстрасенса, слившийся с его морозной эманацией. Но Ал почему-то сухо зааплодировал. — Браво, Дроссвел! — сказал Ал до того серьёзно, что, если бы Энди не чуял его эмоций, непременно купился бы. — Меня не было от силы пару часов, а ты уже толкнул речь, выбрал организации новый путь развития и умудрился настроить против себя каждого второго. — Терпеть не могу медлить, — устало отозвался Дин. — Эм, медлить? — фыркнул Марк и всё-таки взорвался. — Да ты заставил нас ждать почти трое суток! — Заставил, — кивнул Энди, тоже подтверждая очевидное. — Чтобы сказать нам это? Что ты хочешь всё разрушить? В ответ он получил два взгляда. Незаинтересованный и блеклый — от Дина. И, напротив, внимательный — от Ала. Когда их экстрасенс начинал так пристально на кого-то пялиться, самое время было поджимать хвост. — Разрушить, — наконец негромко повторил Дин и снова улыбнулся. Так же, как и раньше, лишь приподнимая уголки губ, но не меняя при этом ни выражения лица, ни эмоций, простуженных жестокими морозами. — Разломать, уничтожить, в пепел обратить — и дать обновиться. Моя семья верит… Верила, что строить новое можно, лишь уничтожив старое до основания. Энди горько усмехнулся. — Тогда ты преуспел. Всё разрушилось, когда умер Рей. А теперь ты поджёг обломки. Ещё один внимательный, задумчивый взгляд от Ала. Но, поняв, что Энди смотрел на него, экстрасенс тут же отвёл глаза. — Рей — трещина, — негромко поправил Ал, делая вид, что именно над этим он и думал, когда взглядом снимал с оборотня кожу. — Глубокая. Она расколола всё, да. На две половины. Но не до конца. Какая-то тонкая щепка, в худшем случае — парочка, всё ещё объединяют частички. Память, те же правила, о которых ты тут думал. Если мы хотим работать в новом формате, их и правда нужно доломать. На застывшем, словно костяная маска, лице Дина наконец-то прорезались эмоции. Точнее, одна. Изумление, вязкое и липкое. Стихийник повернулся к экстрасенсу и переспросил: — Даёшь советы? Секундочку. Я же точно чувствую, что ты этого всего не одобряешь. Ты против того, что я начал. — Я против того, что ты не посоветовался. Лично Энди считал, что в этом не было никакого смысла: так или иначе Дин занимался глупостями. Но, кажется, в своём молчаливом протесте он остался совсем один. Потому что даже Марк, непривычно тихий и от этого — почти невидимый, невесело улыбнулся и поддержал Ала: — Давно пора было указать этим зажравшимся лентяям, где их место, согласен. Но я очень тебя прошу, Динка, не начинай новую эпоху «Феникса» со вранья и сокрытия от нас важных решений. Ты, кажется, напланировал тут на год вперёд глупостей, имеем мы право хотя бы знать о них? Дроссвел задумчиво глянул на Марка, прищурившись так, словно это могло помочь ему понять, задумал ли энергетик что-то привычно неприятное. Аловский жест. И аловские же эмоции: задумчивое, отрешённое спокойствие. Кажется, экстрасенс влиял на Дина куда сильнее, чем все они могли представить. Или то был след, оставшийся после трёх дней в полном одиночестве? На экстрасенса Дин покосился тоже, словно напитываясь молчаливой поддержкой побратима. На Энди, что примечательно, Дроссвел так и не глянул. Энди криво усмехнулся: уж он-то прекрасно знал, почему. Наверное, Дину и в голову не приходило, что оборотень мог быть категорически против всех его действий. Энди всегда оставался стабильной платформой, на которую все эти людишки могли рассчитывать в любой момент. Даже если ему что-то не нравилось в решениях Рея, он предпочитал поговорить с ним один на один, мягко указать на слабые места. Он заставлял если не изменить решение, то хотя бы об этом подумать. Увидеть «альтернативные варианты решения проблемы». Младший Дроссвел тоже рассчитывал на стабильную опору под ногами. Вот только Энди и сам уже никакой стабильности ни в себе, ни в мире вокруг не видел. — Да, — негромко выдохнул Дин и попытался улыбнуться. Но его губы дёрнулись как-то нервно и тут же снова вернулись в прежнее напряжённое положение. — Да, ты прав. Я не Рей и никогда не хотел им быть. Но если уж угораздило так вляпаться, надо соответствовать. Пусть и с чужой помощью. Ал, который наверняка уже давно всё понял, тяжело вздохнул и хлопнул Дина по плечу. Что именно он хотел этим сказать, Энди не понял. Но чётко уловил, какая волна благодарности хлынула от Дина. Такую он не смог бы выразить и неделю назад, когда ещё не замкнулся в себе. А уж теперь — и подавно. — На какую именно помощь ты рассчитываешь? — негромко переспросил Марк. Дин вздохнул и выпалил, чтобы не дать себе задуматься: — На любую. На грани возможностей нас всех. Я не намерен растягивать эту войну ещё на три года. Хочу закончить всё как можно быстрее и в нашу пользу. Сам… — Он запнулся и неловко повёл плечами. — Сам не смогу. Вы все нужны мне. Да, конечно, никто из нас не знает ситуацию так, как знал её Рей, и ни у кого нет такого опыта. Но мне кажется, он сделал большую ошибку, когда пытался выиграть в одиночку. Теперь из-за его дурацких секретов мы даже не знаем, чего уже удалось добиться и к чему мы шли. Я не собираюсь следовать его примеру. Мне нужны даже не помощники, а полноценные партнёры. Благо, вокруг собрался весь золотой цвет магов этого поколения. Старой знати я… Не то чтобы не доверяю, но они точно станут проблемой. Они поскрипели зубами и пошли за Реем. Кого-то он очаровал, кого-то обманул, а я... Не могу так. Хочу играть в открытую. Пусть все, кто сомневаются, и правда уходят. Зато те, кто останутся, даже несмотря на всё, что я сказал, сделают это по своей воле, а не из-за манипуляции. Хотя даже с ними будет сложно. За мной так просто не пойдут. А я не собираюсь приближать тех, кто может в любой момент решить, что гораздо лучше меня знает, как должен развиваться «Феникс». Из всех магов вокруг я могу полностью доверять только вам. Энди готов был поклясться, что Ал и Марк в этот момент переглянулись. Причём экстрасенс выглядел так, словно хотел спросить «ну и что ты на это скажешь?», а Марк смутился. Впрочем, скорее всего, всё-таки показалось. От раздражения, застлавшего глаза. — Издеваешься. — Дин недоумённо оглянулся на него, но Энди тут же перебил его. — Не хочешь переворота? Думаешь, что сам должен руководить? Или с партнёрами, — поправился он, заметив, как стихийник открыл было рот. — Не важно. Если хотел этого, не надо было таскать людишек за хвосты. Зачем ломать всё, за что они привыкли держаться? У них же на глазах ломать! Дин отвёл взгляд. — Думаешь, мне это легко далось? Да, я постараюсь сломать всё, что смогу, но ведь мне же это и строить! — Он прикусил губу. — Нам. — И много ты построишь? — фыркнул Энди, тщетно пытаясь унять раздражение. — Не недооценивай меня, — ещё тише попросил Дин. Его голос царапал, как сухой песок, и рассыпался на крупинки на самой грани слуха. Вот только по выражению лица было понятно: Дроссвел уже упёрся. Рогом, обеими ногами, руками, всем, чем можно. И с места двигаться не собирался. Энди закатил глаза. Ведь он просто упрямый… — Мальчишка, — выдохнул оборотень, и Дин аж отскочил, как от удара. — Ты же не забывай. Я слышал, как эта фраза родилась. Единственный из всех нас. Не надо делать её залогом успеха. Ей ты когда-то разжалобил Рея. Пришёл в «Громоотвод». И не скажу, что это оказалось удачным. Ты чуть не умер тысячу раз. Сколько мы тебя вытягивали после этого? А сколько вляпывались сами?! Из-за тебя же. Я никогда не недооценивал тебя. Ты всегда пах силой. Как и все здесь. Но если бы каждый сильный маг мог стать Реем… — Я не собираюсь становиться Реем! Ал с Марком чуть не подпрыгнули от этого неожиданного выкрика. Энди лишь чуть прищурился. — Тогда нам всем конец. Я пошёл на это безнадёжное дело не потому, что поверил в него. Я в Рея поверил. Он мог справиться с чем… Почти с чем угодно. Я говорил, что второго такого не найти. Помнишь, Дин? Я имел ввиду и тебя тоже. В огромных глазах Марка плескалось впитавшееся в густую синеву изумление. Они все пахли им. Марк — просто изумлением, словно всё ещё не мог поверить. Дин — изумлением и отчаянием. Не хотелось говорить ему всего этого. Тоже хлопнуть по плечу и расписаться в своей верности, поддержать, когда это нужно. Молча, ведь даже этот стихийник наконец-то научился ценить слова. Энди мог бы, как и раньше, пойти за ним, закрыть собой. Сделать всё, чтобы спасти Дроссвелу жизнь. Он определённо стоил её — жизни, счастливой и долгой. Но одно дело — рискнуть собой ради чужого безусловного счастья, ради очевидной победы. Ради чего-то, не подлежащего сомнению. Такого, что даже люди не сумели бы испортить. Совсем другое — рискнуть собой ради самого факта риска. Стать бойцом ребёнка, который ещё только учился играть в в эту жестокую игру и обязан был уступить более сильному противнику? А ведь Дин именно им и был. Ребёнком. Мальчишкой. Энди давно знал его. Слишком давно, чтобы поверить в его якобы потенциал. Ведь и сам Рей никогда не говорил, что Дин тактик, что Дин может, что он справится с таким, приди его время… Рей говорил, что Дин — сильный маг. Не более. Сильные маги в их время гибли в первых рядах. Валились бесполезными обломками в грязь. Просто исчезали из этого мира, так и не реализовав свой якобы потенциал. У того же Рея и силы-то изначально не было. У него имелись чуть ли не самый маленький в «Громоотводе» магический резерв, неудобные способности, страстное желание показать себя и не поддающееся описанию мастерство. Оно было выбито, выстрадано часами тренировок и оттачивалось каждый день, пока Рей не решился наконец расправить плечи. Он знал, что изначально на многое не способен. И потому не привык полагаться на сомнительный факт наличия огромной силы. Дин же слишком хорошо знал, что он — мощный маг. Что делать с этой мощью он, по большей части, представления не имел, и потому проигрывал даже тем, кто вдвое, если не втрое, слабее его. Он не был тактиком, не был мастером. Дин — не стратег, не гений, не матёрый воин, он даже не взрослый! Просто сильный малолетний маг. Энди не желал идти за сильным магом. Он пошёл за Реем — теперь, когда он погиб, всякая надежда на счастливый исход осыпалась пеплом. Сейчас, когда Дин и Марк ошарашенно глядели на него во все глаза, явно не понимая, к чему он клонил, они ещё больше походили на детишек. Все они. А нет. Не все. — Неожиданно испугался? — холодно проронил Ал и как-то почти издевательски хлопнул колодой по ладони. Марк вздрогнул и дикими глазами уставился на экстрасенса. Дин устало потёр переносицу. — Не будем ссориться. Энди, я прекрасно понимаю, что ты обо мне думаешь. Давайте мы сейчас все успокоимся и пойдём ко мне. Я за три дня столько всего успел набросать, у меня кучи наработок. Обсудим, взвесим всё. Мы не будем рисковать людьми зря. Тем более я не собираюсь рисковать вами. Мы сможем проработать все задумки и минимализировать риски. — Ого какими словами заговорил, — фыркнул Марк, показательно закатывая глаза. Энди не обманывался: волна азарта, хлынувшая от энергетика, яснее ясного показывала: он уже вдохновился новизной. Да, конечно, Дин абсолютно не умел заряжать людей на геройства. Тем более не умел он властвовать над умами, как Рей. Но Марк уже был полностью его. Презрительное «фыр» он высказывал просто для того, чтобы Дин не слишком возгордился. В своём протесте Энди оставался одинок, как последний волк истреблённой охотниками стаи. — Вживаюсь в образ, — едва заметно улыбнулся Дин и снова умоляюще глянул на оборотня. — Мы справимся. Ты увидишь. Энди не успел и рта раскрыть. — Не увидит, — хлёстко отрезал Ал, выступая вперёд. Дин непонимающе покосился на побратима, но наткнулся на такой ответный взгляд, что и самого Энди пробрало. Стихийник впечатлился тоже. И, быть может, что-то понял, потому как нахмурился и ни слова не сказал. Только скрестил руки на груди и отступил, давая Алу ещё больше места. Экстрасенс кивнул и посмотрел на Энди исподлобья. — Я думал, такие проблемы возникнут с Марком. — Энергетик вскинулся, как рассерженный бойцовый пёс, готовый к драке насмерть. — Тебе надоело быть самым беспроблемным? — Правильно сказал, — раскатисто хохотнул оборотень, отводя глаза. — Я — не Марк. Что мне твои подначки? Ты понимаешь меня. Понимаешь, что не надоело. Просто не вижу смысла. Одно дело — погибать за людей, которые того стоят. И за их победу. Другое — умирать ни за что. — А из всех людей, как я понимаю, такого стоил только Рей? «Нет, — хотелось ответить оборотню. — Я видел многих, кто стоил того же — десятки людей в двух мирах. Даже сотни. А скольких ещё я не видел? И вы в их числе. Вот только один Рей знал, как любую жертву обратить на пользу, а из поражения сделать победу. Мы ничего не добьёмся без него — так зачем рисковать зря?» Экстрасенс глядел мрачно. И пусть Энди знал, что Ал, по сути — беззубый щенок, беспомощный и не способный огрызнуться, было в его взгляде что-то такое… Нехорошее. От этого тёмного страшного нечта, растворившегося в черноте чужих глаз, даже внутренний зверь хотел поджать хвост и опустить голову. — Что же, хоть за одно спасибо. Лишь когда Ал отвёл глаза, Энди понял: всё время, что на него смотрел этот экстрасенс, он не дышал. — Догадался не высказывать всё это при толпе, а дождался, пока мы останемся одни. Молодец, — продолжал между тем Ал, монотонно тасуя карты, успокаивающе растягивая слова. Это убаюкивало так быстро и наверняка, что Энди не сразу догадался принюхаться к фону мальчишки. А когда всё же сделал это, то подавил желание отступить на шаг. Дин отвернулся и скрестил руки на груди, явно оставляя ситуацию на совести побратима. То, что происходило, ему не нравилось. И, пожалуй, он мог бы вмешаться. Вот только (впрочем, сомнений в этом не было и раньше), Дин не соврал про партнёрство. Он не собирался запрещать Алу делать глупости и наверняка рассчитывал на такое же отношение. Ещё одна причина, почему Энди не желал тут оставаться. «Феникс» с неимоверной скоростью превращался в песочницу, где развлекались неконтролируемые и ничем не ограниченные детишки. И ладно бы только Дин с Алом. Так нет же, ещё и Марк… Сейчас он, правда, выглядел безобиднее всех: стоял, распахнув в изумлении глаза и так явно ничего не понимал, что Энди стало почти смешно. Мальчишке сейчас можно было хоть голову откусывать, едва ли бы он заметил опасность. — Решение окончательное? — между тем, явно успокоившись, спросил Ал. Энди открыл было рот. — Только не начинай оправдываться. — Не собирался, — рыкнул оборотень, скрестив руки на груди. — Я всё уже сказал. — Твоя воля. — Ал поджал губы и отвернулся. Вот так просто? Энди недоумённо покосился на экстрасенса, но тот, похоже, не собирался ни читать морали, ни таскать за уши за самовольство, ни… Ни-че-го. Словно услышав его мысли, Ал оглянулся через плечо, немного подумал и протянул Энди руку ладонью вверх. — Ты ещё здесь? Отдай кулон и дезертируй уже, раз всё решил. Марк словно проснулся. — Чт… Да вы с ума сошли оба?! — Дин попытался было сказать, что это того не стоило, но энергетик и слушать не собирался — впрочем, ничего необычного. — Парни, нас и так четверо осталось, а теперь что? Снова трое? Ал, какого чёрта вообще ты его выставляешь?! Думаешь, так мы справимся лучше? Дин, а ты? Сначала говорил, что тебе нужны мы все, а теперь смотришь на то, как… Дин смотрел чётко поверх его плеча и на речь не реагировал. — Я никого не выгоняю, — флегматично отозвался Ал, и его эмоции словно по ветру развеялись: Энди, как ни старался, не мог учуять от них ни следа. — Но ты же сам слышал. Он уже решил, что нам не по пути. Не буду же я его против воли удерживать? — Не по пути, — выплюнул Марк и схватился за волосы. И снова, без перехода, сменил адресата своих претензий, на этот раз глянув на Энди. — А ведь говорил, что на предательство способны только люди. А теперь — не по пути? Парни, а можно я ему врежу? — Нельзя, — хлёстко обрубил Ал и уже требовательнее повторил. — Энди, кулон. И проваливай. Это было странно, глупо и нелепо. Наверное, он всё же переобщался с людьми. Но почему-то кулон был единственной вещью, с которой не хотелось расставаться. Но Ал глядел так холодно, с такой непонятной насмешкой, что оборотень посчитал это личным оскорблением. И, рыкнув, расстегнул цепочку кулона и почти швырнул его на ладонь экстрасенсу. Алое сияние, которое, как живое, танцевало в груди драгоценной фигурки феникса, погасло в тот же миг, как Энди выпустил кулон из пальцев. И сразу стало как-то холодно. Неуютно. Возможно, страшно. Не так, как должно быть. Впрочем, так, как должно, теперь уж точно не будет. Ал, не глядя, кинул чужой кулон в карман мантии, и мрак поглотил огненную красноту. — Так что ты там говорил о наработках, которые успел накарябать? — легко, словно продолжая прерванный разговор, спросил Ал, повернувшись к Дину. — И да, я забрал записи. Их, кстати, больше, чем ты говорил. Куча времени уйдёт на то, чтобы с ними разобраться, но это нужно сделать. Дроссвел не ответил, только кивнул и первым пошёл по направлению к своей комнате. Ал, разбивая похоронной чернотой реальность — за ним. Из всей троицы оглянулся только Марк, словно спрашивая: «Вот так, да? Так нас можно кинуть?», но и он, нахмурившись, отвернулся и, так и не задав вопроса, быстро догнал остальных. Когда «Громоотвод» скрылся за поворотом, Энди, который больше не был его частью, отчего-то во второй раз в жизни почувствовал, что потерял семью.***
— А чего ты Дина посеял? — А чего ты решил, что я должен за ним присматривать? — вопросом на вопрос ответил Ал, глядя на Марка в упор. Он мог бы поклясться, что был совершенно спокоен — лёгкое раздражение не в счёт. Но у энергетика сделалось такое лицо, словно Ал пообещал ему глаза вырвать и их же съесть заставить. Марк нервно хохотнул и примирительно поднял ладони: — Не злись. Просто вы же в последнее время постоянно вместе ходите. В последнее время всё было не так, как раньше — Ал не понимал, как Марк всё ещё мог удивляться изменениям. Скорее уж вскоре им придётся изумляться, если хоть что-то останется прежним. — Это не даёт тебе права смотреть на меня так, как будто я — нянечка, которая свалила смотреть сериал и оставила деточку, — процедил Ал быстрее, чем успел задуматься, и тут же торопливо сжал зубы. — То есть мне самому пойти посмотреть, чтобы он чего не учудил? — невинным тоном поинтересовался Марк. Экстрасенс замолчал, а потом с неудовольствием покачал головой: — Не надо. Я сейчас его поищу. «Поискать» того, с кем ты с расчётом или по глупости мешал кровь, для мага разума — вообще не проблема. Ал ещё не закончил говорить, а уже знал, где в этот момент торчал их проблемный новый лидер. Мысленно провожая, кажется, навек покинувший его покой, Ал пошёл к лестнице на третий этаж. Дин сидел на подоконнике и рассматривал портрет одного из древних предков-Дроссвелов с таким вниманием, словно там была зашифрована разгадка смысла жизни. — Заделался поклонником живописи? — крикнул Ал с конца коридора. Голос эхом растёкся по помещению. Здесь, на третьем этаже, всегда было тихо, как в храме: тут жил и работал Рей, и никому не хотелось его отвлекать. Дин переезжать наверх отказался категорически и за последние дни с поразительным упорством перетащил к себе в комнату всё, что могло помочь и перетаскивалось в принципе. На третий этаж он заходил редко и уж тем более предпочитал тут не задерживаться. Но даже при этом, фениксы, верные привычке, всё равно ходили на третьем чуть ли не на цыпочках, дебоши, ссоры и громкий смех оставив на предыдущих двух этажах. Дин кривовато усмехнулся. — Нет. — А что тогда ты тут делаешь? — Речь репетирую. — Пощади парней, Дроссвел — они ещё от твоего предыдущего спича не отошли. Ты видел, с каким лицом ходит Ортонн? Бедняга из-за тебя переосмыслил жизнь. — хохотнул Ал и сел на тот же подоконник. — А по какому поводу речь? Да ещё и такая, что ты аж решил её прорепетировать? — Повод серьёзный. — Дин снова глянул на портрет так, словно на нём был изображён его заклятый враг и виновник всех бед Минона, и не слишком охотно пояснил. — Думаю, что сказать Рею. Есть цензурный и нецензурный варианты. Хочешь послушать? Алу поплохело. «Вот только Дину крышей поехать не хватало», — мелькнула и пропала паническая мысль. Дроссвел наблюдал за тем, как Ал хаотично подбирал слова, с незлой насмешкой и выглядел совсем нормальным — если, конечно, нормой считать отсутствие у него улыбки и даже намёка на неё. Дин походил на смертельно уставшего, обиженного жизнью человека, но никак не на сумасшедшего. Или не походил на него сильнее обычного? Ал не знал, но неожиданно понял, что тревогу бить рано, и посерьёзнел. — Ладно, удивил. Теперь поясняй. — Терпеть не могу пояснения, — поморщился Дин и наконец-то отвёл взгляд от ярко-алого полотна, изображавшего молодого парня в сползающей короне из огненных перьев. — Всего лишь реальная семейная легенда. — Как, ещё одна? — не мог не съехидничать Ал. Дин без энтузиазма толкнул его локтем и вяло ощерился в ответ: — Между прочим, я тебя не звал. Думаешь, мне сильно хочется пересказывать тебе фамильные байки? Экстрасенс усмехнулся и сел поудобнее, старательно изображая на лице крайнюю степень заинтересованности. Дин, который, по-видимому, и не думал, что от него удастся отвязаться, на выдохе вырастил в ладони огненный цветок. Почти чёрное пламя не касалось кожи и обжигало только воздух. — На самом деле я не знаю, только у нас так или у каждого рода случается что-то подобное, — медленно начал Дин и, не касаясь, на расстоянии стал расправлять цветку тёмные лепестки. — Ты же знаешь, как появляется семья аристократов? Один из её членов делает невозможное, находит способ победить смерть и выжить там, где люди всегда погибали. Наш предок выжил в огне умирающего Феникса и сам стал подобен ему, чтобы передать эту силу своим потомкам. Эту часть истории знают все вокруг. Есть и другая. Вообще-то посторонним об этом не рассказывают, легенда хранится только внутри семьи. — Ал тяжело вздохнул, прекрасно зная, что услышит сейчас. И он не ошибся. — Но семьи больше нет. И я не вижу смысла хранить секрет — к тому же нет в нём ничего такого ужасного. На самом деле, как считается, когда мой предок покорил огонь и стал Фениксом, с ним что-то случилось. Огромная сила вызвала аномалию, и в результате он застрял в Кольце Перерождения. Обычно, когда маг умирает, он отдыхает от силы и какое-то время спустя ступает в Кольцо, чтобы попасть в совершенно произвольное тело, в произвольном месте и в произвольной семье. Он забывает всё, что было до нового рождения, и никто не знает, сумеет ли вспомнить, или для этого нужно снова умереть. С прежней личностью теряется всякая связь: меняются характер и сила, не остаётся ровным счётом ничего общего, и даже если встретить тех, кто знал тебя до перерождения, вы не узнаете друг друга. С моим предком случилось иное. Несколько веков спустя он вернулся в нашу семью — тоже в другом теле и с пустой памятью. Но при этом он сумел сохранить характер, пристрастия, убеждения, ценности, частично — даже внешний вид. И, что самое главное, при нём осталась сила превращаться в Феникса. Он оказался привязан к этому роду, и даже смерть не могла разорвать такую связь. Он оказался такой не один. То же самое случалось и с некоторыми его потомками. Получилась такая схема: случайная душа воплощалась в теле нового Дроссвела. Если она по каким-то параметрам не подходила Огню, то он не одаривал её. Маг не мог превращаться в Феникса и не был Хранителем Пламени — после его смерти не связанная ничем душа могла спокойно улетать и возрождаться так, как положено. Но если она подходила силе, и рождался новый Феникс-Хранитель, он попадал в ту же ловушку, что и основатель нашего дома. Застревал в Кольце и с тех пор возрождался только в нашей семье, всегда — Хранителем, всегда — Фениксом, всегда — одновременно собой настоящим и в то же время — другим человеком. Когда он умирал, он вспоминал все свои жизни, и мог сам, по своей воле, решать, когда воплощаться снова: души Хранителей погружались в тело нового выбранного потомка, как в пустую оболочку, чтобы снова прийти в мир. Кто-то — чтобы исправить ошибки, кто-то — чтобы помочь дому. Другие — чтобы жить счастливо. Единственное, что очевидно — это то, что каждый Дроссвел, родившийся Хранителем — всего лишь чья-то инкарнация. Вариантов не так много: считается, таких сильных душ всего двадцать пять, и никто не знает, может ли это число увеличиться. Они постоянно приходят в этот мир. Это значит, Рей может вернуться тоже. Он обещал мне, что вернётся. Воплотится в ком-то из уже моих детей или внуков. В худшем случае — правнуков. В этом случае речь точно будет матерной. Ал устало потёр переносицу. «А ведь ты то ещё чудовище. И брат твой. И вся семья: надо быть совсем бесстрашными идиотами, чтобы запереть в себе огненную тварь…» Однозначно пора было прекращать вспоминать этот день. И без того ощущение могильного холода и болезненного излома где-то внутри, в самой сути сознания, уже преследовало Ала не только в воспоминаниях, но и в реальной жизни. Не хватало ещё самому свихнуться на этой почве. Огненный цветок на ладони Дина пожирал брошенный ему на съедение клочок какого-то отчёта. Пахло палёной бумагой. Тепло облизывало бок, вызывая смутное желание сесть ближе, укутаться пледом и пригреться, как у камина, не боясь больше замёрзнуть. Дин молчал. Ал подбирал из дюжины так и рвущихся в мир вопросов тот, который хотел озвучить первым. — Когда он тебе это пообещал? Судя по всему, выбрал неудачно. Плечи Дина опустились. — В башне. Во время ритуала. Что бы ни случилось с Фениксом, он жив до тех пор, пока собрат не отпустит его пламя. Самые сильные могут продержаться в нашем мире с десяток минут. Потом, если не помочь им в последний раз сгореть, душа погибает окончательно и больше не вернётся. Если сделать это поздно — просто ослабеет и не появится ближайшие пять-шесть сотен лет. Думаю, из-за этого предки хранили эту легенду. Если о том, что мы умеем возвращаться, никто не знает, то никто не сможет этому помешать. И ещё одно. Перед лицом смерти, даже такой странной, никто не может врать. Рей сказал, что, если мы победим, то он вернётся. Отчего-то Алу казалось, что говорил это Дин не ему, а портрету напротив. Тот не отвечал, но даже если бы и ответил, экстрасенс бы уже не удивился. Даже сейчас, услышав рассказ о чуде, о котором мечтали столько людей на Земле, он не чувствовал ничего, и только в мыслях крутилось ленивое: «Что же, вполне в духе этого мирка». В новом чуде его заинтересовала лишь практическая сторона вопроса. — Ты думаешь, что узнаешь его? Появившаяся на лице Дина улыбка была горькой, как обида ребёнка. — Не сомневаюсь. Вообще-то, если Хранитель уже принимал форму Феникса, можно с большой долей вероятности определить, чья в нём душа. Это… что-то вроде развлечения у нас: понять, кто мы на самом деле. — Должно быть, выражение лица у Ала было вопросительным, потому как Дин даже его слов ждать не стал, сразу обвёл свободной рукой коридор. — Все картины, что ты видишь, изображают только Хранителей. Точнее, двадцать пять Хранителей и все их реинкарнации. Я могу тебе рассказать о каждом и ответить, чья душа в нём была. Вот это, например, Арран Буревестник. Основатель дома, персонаж легенд и семейных сказок. Высокомерная гордая идейная скотина, которая всегда рождается перед тем, как мир накрывает очередной страшный сон, героически грудью защищает дом и умирает молодым, как полный придурок — вообще непонятно, как у него в процессе хотя бы иногда хватает времени, чтобы дать семье наследника. Хотя чаще всего времени как раз нет, а проблему под названием «Не дать храбро спасённому роду прерваться» решают его братья и сёстры. — Дин помолчал и сухо добавил. — Ненавижу идиота. Комментарии были излишни. Ал ясно, как своё отражение в зеркале, видел: Дину надо было выговориться. Может, потому он и сидел именно тут, а не у себя? Ждал, пока его станут искать? Дожидался свободных ушей? Снова вопросы, которые экстрасенс никогда не задал бы. А потрет был Алу знаком. Самое первое полотно на стороне Рождения — Ал так и знал, что на нём был изображён родоначальник-Дроссвел. Хотя, положа руку на сердце, на великого основателя не менее великого рода тот походил мало. Парню на вид было лет двадцать семь, и он, судя по выражению лица, остро хотел оказаться где-то не здесь. Поза выдавала его едва уловимое напряжение и кажущуюся готовность сорваться с места, уйти туда, где ему явно спокойнее и привычнее. Дискомфорт Дроссвела выдавала неуверенная, чуть смущённая улыбка человека, который стянул больший кусок пирога, чем мог съесть. Левой рукой парень придерживал на голове чуть великоватую перьевую корону, так и норовившую съехать на глаза. Огненно-рыжие встрёпанные волосы неприглаженными перьями торчали из-под неё во все стороны. И только правая рука уверенно, с явным знанием дела сжимала странное древковое оружие, объятое огненные искрами. Он и правда был больше других изображённых на портретах Дроссвелов похож на Рея. У них были одинаковые линии губ и скулы, практически идентичное телосложение — их можно было бы принять за близких родственников. За двух братьев, или, может, за отца и сына, но никак не за выходцев одного дома, между которыми пролегло почти полторы тысячи лет. — Арран очень не любит приходить в этот мир, — выдернул Ала из размышлений голос Дина. Стихийник тоже смотрел на портрет, и в глазах его светились обида и надежда. Вопреки ожиданиям, Дроссвел неожиданно развеял в воздухе пламя и спрыгнул с подоконника, направившись вперёд по коридору. Шёл медленно, словно давая выбор, идти ли за ним. Ал даже не задумывался, сразу нагнал друга и пошёл рядом с ним. Мимо, словно подхваченные течением никогда не пересыхающей реки времени, текли десятки разных и в то же время неуловимо похожих портретов. — Второй раз он воплотился спустя почти пятьсот лет. Тогда наши уже знали, что Хранители умеют перерождаться в новых телах. — Дин шёл довольно долго, пока не остановился чётко напротив очередного портрета. На нём, выделяясь тёмным пятном на почти идеально-золотом фоне, стоял, обернувшись через плечо, мужчина чуть постарше Аррана. Художник изобразил его напрягшимся, как пружина — этот человек напоминал того, что на миг оторвался от целиком захватившей его работы, чтобы метнуть в нарушителя спокойствия гневный взгляд. В отличие от множества других Дроссвелов, этот был загорел почти до черноты. На фоне отмеченной солнцем смуглой кожи светло-серые глаза его казались почти прозрачными. — Арран родился в теле младшего сына тогдашнего главы дома и мальчиком чуть не погиб снова. В то время нас не любили. На Миноне уже было четыре семьи аристократов, более знатные и богатые, чем мы, что только набрали власть и все деньги вкладывали в свои заводы. Мы были не слишком сильными конкурентами, и от нас захотели избавиться. Арран выжил чудом, вырос, выучился — и построил будущим поколениям неприступную крепость, поместье, в котором Дроссвелы будут в безопасности. Издёвка в голосе Дина говорила о многом. — А он сам? — Погиб, когда заканчивал барьер вокруг поместья, — фыркнул Дин, лишь мазнув по портрету взглядом. — И с ним так всегда. Арран Дроссвел, сколько ни рождался, ни разу не доживал даже до тридцати одного. Каждый раз, как он приходит в жизнь, семье, если не миру, что-то угрожает. Потому и Буревестник. Обычно этот геройствующий придурок спасает от катастрофы, но у нас всё равно не любят, когда он появляется… Это означает, что спокойствия не предвидится. Нет, однозначно матерный вариант речи. Уверен, что не хочешь послушать? Получилось ничего так, думаю. А одно место вообще… Ал торопливо помотал головой и снова глянул на портретную галерею. Ощущение, что изображённые на картинах давно умершие люди наблюдали за ним, только усилилось. Экстрасенс поймал себя на попытке не встречаться с ними взглядами. — Ты тоже тут есть? — Понятное дело, — с деланной небрежностью пожал плечами Дин. Ал заметил отголоски веселья в его улыбке и очень обрадовался: чувство было таким, словно он наблюдал возвращение старого друга из очень сложного и затяжного путешествия. — Можешь даже попробовать угадать, где. Ал без промедления ткнул пальцем в ближайший женский портрет, и Дин расхохотался. Совсем как раньше, правда, в этот раз смех его оборвался быстро и резко, словно Дроссвел напомнил сам себе: такое ему не пристало. Но всё же, когда стихийник снова заговорил, голос его звучал куда живее: — Хорошая попытка. Но Йеррана перевоплощается только в девушек. И она вреднющая. — Так я что, угадал? — невинно переспросил Ал и шагнул назад: тычок Дина если кого и задел, так только воздух. — Почти. Промахнулся лет на двести только. — Экстрасенс погрустнел. Дин снова чуть отчуждённо огляделся, словно удивляясь тому, что он тут делал, и пошёл вперёд, минуя потрет за портретом. С каждым словом краски стирались из его интонаций. — Нам с Реем казалось забавным самим, без чужой помощи, определять, чья в нас душа. Помню, его очень веселила реакция семьи на то, что он мало того, что Хранителем оказался, так ещё и реинкарнацией Аррана. Буревестником, чтоб его. Нашего отца назвали в его честь — знал бы ты, сколько у старшего было шуточек на эту тему. «Надо было уже тогда понять, как всё обернётся», — неловко подхваченная чужая мысль обожгла, как кислота, и Ал отшатнулся от чужого сознания. Дин подозрительно глянул на него, но экстрасенс спешно сделал вид, что заинтересовался очередным портретом, и он довольно быстро отвернулся, так и не начав выяснение отношений. Как бы Ал ни отдалился от сознания побратима, он всё ещё чувствовал его грусть, и потому решился сменить тему. — А тебе? — Что — мне? — предсказуемо не понял Дин. — Твой… прародитель. Он тебе по душе? Что о нём думаешь? Это сработало. Стихийник задумался, остановившись у очередного портрета, и глянул на него, как показалось, оценивающе. — По душе, — вынес вердикт Дин и странно, скупо улыбнулся. — Рей не особо ценит его — он не любит легкомысленных людей. А мне нравится, как он решает проблемы и как живёт. Мы и правда… похожи. И об этом скоро узнают. Стальные интонации и холодный взгляд в исполнении Дина были Алу незнакомы настолько, что тот насторожился. — О чём ты? — Неважно пока. — Дин сказал это таким тоном, что Ал почти увидел, как от него отмахнулись, словно от насекомого. А потом стихийник указал на портрет прямо перед собой и «представил» родственника. — Тээ́рво Дроссвел. В некотором смысле его первое появление в нашей семье было… почти уникальным событием. Мало того, что маг тела, так ещё и не огненный — ядовик. Фон полотна был кислотно-зелёным. Он почти светился: казалось, погляди на него дольше, чем положено, и получишь ожог сетчатки. Тээрво Дроссвелу на взгляд можно было дать от двадцати трёх до двадцати пяти. И на Дина он был не то чтобы очень похож. Сухощавое, но хорошо сложённое тело, тёмные волосы, практически не тронутые фамильной рыжинкой, оказались неровно обрезаны и то свисали длинными прядями до самых скул, то торчали коротким «ёжиком» у черепа. Длинными и, как это принято говорить, аристократическими пальцами Тээрво сжимал узкий кинжал серебристого цвета, и Ал даже предположить не мог, существовал ли когда-нибудь такой, или это художник постарался, подбирая оружие под цвет глаз владельцу. — Его кожные покровы, если окутывались магией, выделяли яд, каждый раз — разный, но довольно быстродействующий, — подметил Дин, и было видно, что он бы тоже не отказался от такой особенности. — И при этом у него была невосприимчивость к элементарной магии почти в сто процентов. Он и решил, что бессмертен. Стал бретёром и скандалистом, если у него хоть на один день не было назначено дуэли, он делал всё, чтобы её назначить. Не оскорблял никого, конечно, но очень умело играл двусмысленностями официоза. Даже обычную фразу поворачивал так, что каждый уважающий себя аристократ вынужден был вызывать его на двубой. А там Тээрво, как правило, не проигрывал. И очень громко заявлял об этом. Он кричал, что сильный. Уверял, что опасный. И делал это так убедительно, что ему поверили. Рей говорит… говорил, что опасных в наше время устраняют. Я думаю, их устраняли всегда. Окружению Тээрво тоже надоело оставлять рядом такую взрывоопасную персону. Насколько я слышал — это скорее семейная легенда — однажды ночью его просто вытащили из кровати, поставили на него блок на огонь, чтобы не мог сгореть, и выкинули из окна спальни. А потом подобрали его, частично переломанного, и утопили в реке. Говорят, он и сам прикончил троих, ещё один умер от яда позже. И в процессе мой предок ещё грозил остальным, снова кричал, что вернётся и сделает так, что они все пожалеют. Улыбка Дина Алу не понравилось. Было в ней что-то злобно-вдохновлённое. Но вопроса задать экстрасенс не успел: Дин резко пошёл вперёд, минуя портрет и останавливаясь точно у следующего. — Тээрво и правда вернулся. Воплотился в виде собственного сына месяц спустя. А тот вырос, мечтая отомстить, как иронично, за отца, которого не видел. Наложил на себя и всех своих потомков такое заклятье: любой, кому мы доверяли, кто даст нам клятву не вредить, не только погибнет сразу же, как нарушит её. Он ещё и станет влачить жалкое существование в виде огненных духов без лица и имени, вечно привязанных к дому Дроссвелов. Первыми огненными духами стали те, кто убивал Тээрво — все до единого. Нехорошее предчувствие стало сильнее. — Дин. — На самом деле Тээрво полюбил возвращаться в этот мир. Раз в двести лет, если не чаще, он появлялся и постоянно баламутил болотце аристократии. Например, лет через четыреста после своего первого прихода, он воплотился в виде парня, и, как это бывает, с возрастом влюбился. Вёл себя почти как Марк: терялся, трясся, несмело ухаживал, правда, делал это дольше. То ли с самого детства, то ли чуть позже начал — этого не помню. Девушка, вроде как, отвечала взаимностью — а потом взяла и без предупреждения выскочила за Скаринтелла. Они тогда богаты были — жуть. Тээрво тоже вроде как кого-то себе нашёл жил какое-то время спокойно. А потом, почти сразу, как узнал, что у него дочь будет, погиб в мелком конфликте. И провернул старый трюк. Воплотился в виде той же дочери. — Дин недобро усмехнулся. — Задурил голову и разбил сердце сначала младшему Скаринтеллу, сыну своей когда-то возлюбленной, а потом увёл из семьи старшего, её мужа. Девушка, по-моему, руки на себя наложила в результате. Не знаю точно, но думаю, Тээрво был доволен. Не скажу, что он плохой был, но мстительный — жуть. И отношения умел выяснять. А ещё он как-то… — Ты ведь не такой, — всё-таки успел ввернуть Ал, и Дин с неудовольствием покосился на него. Перебивать, правда, не стал, наверное, посчитав это недостойным аристократа. — Ты же не станешь превращать всё, что мы делаем, в глупую бесполезную месть за брата? Дроссвел спокойно глянул на него, и Ален на мгновение расслабился. Не было в лице Дина ничего, что намекало бы на скрытую агрессию, только полное умиротворение. И потому он даже не сразу среагировал, когда стихийник не менее спокойно отметил: — Ты не дал мне договорить. Тээрво никогда не оставлял дело неоконченным. Если он решался за кого-то мстить, за себя или за другого, он делал это так, что Минон горел. Откуда, думаешь, в этом поместье столько духов? Марка они забавляют, а я их презираю. Потому что они — предатели и мерзавцы, которые получили по заслугам от моего предка. И не читай мне проповеди, Ал, это, как показывает практика, вредно для здоровья. Разумеется, я не буду превращать всё в месть за Рея. — Дин усмехнулся. — Потому что это уже давно — месть за него. Ладони вспотели. Дин пугал. Не его слова: желание отплатить всем вокруг за гибель любимого брата не было чем-то неожиданным. Признаться, Ал уже давно ожидал подобного. В дрожь повергал тон Дина, ровный и спокойный. Его безмятежные безразличные глаза, словно поволокой затянутые. Его новое (или проросшее старое?) жестокое отношение к жизни и людям. То, что он теперь почти не улыбался, а если и позволял себе такую вольность, то сразу же стирал её с лица и погружался ещё глубже, чем до этого, в зыбкие воды своей апатии. Их Дин менялся. И Ал боялся того, в кого он превращался. — Дин, это… — Давно уже Ал не подбирал слов для общения с этим человеком. Теперь это казалось непривычно и дико. — Неправильно. И стихийник взвился. Правда, выражение его лица не изменилось, но вот в голосе зазвенела угроза: — Ах неправильно? Оставь эти лекции для кого-нибудь другого, Ал. Я как не желал, так и не желаю их слушать. Можешь присесть на уши Тейллу, вы споётесь. А можешь вообще не терпеть такого всего неправильного меня. По десятибалльной шкале успех Ала в диалоге равнялся минус одному. — Я просто сказал… — попытался было он, но, уловив характерное нагревание воздуха вокруг, оборвал себя. — И что значит — «можешь не терпеть»? Жар пропал, словно Дин, как горькое лекарство, проглотил собственную агрессию и затушил её глубоко внутри себя. — Это значит, что всё, что я говорил нашим, относится и к тебе. — Он пожал плечами. — Ну, кроме пункта о предательстве. Я не буду думать о тебе ничего такого, если ты уйдёшь. Ты и так остался тут куда дольше, чем должен был, и сделал больше. Так что, если мои действия тебе поперёк горла встают, только скажи. Полчаса — и ты будешь дома. Домой… хотелось. Ал точно понимал, что не сможет уйти сейчас, и не только из-за чувства ответственности. Но теперь он хотя бы уже не врал себе, желая убедить собственное подсознание. Знал: сейчас он бы отдал многое, чтобы оказаться в родной «аномалии», пройти по знакомым улицам и перешагнуть порог своего дома. Он знал, что поменялся. Понимал: чтобы снова втиснуться в оставленную когда-то реальность, придётся потрудиться. И готов был это делать. Уж сейчас-то он бы не сомневался, какой судьбы хотел себе. И точно знал, что, несмотря на семейную мечту о переезде за границу, приложил бы все усилия, чтобы остаться в России. Всё же, прожив полгода в другом мире, в лоб столкнувшись со сложностями адаптации и непонимания, Ал осознал: удовольствие сомнительное. Больше ему так не хотелось. Но и дом, и возможное будущее, и привычная реальность всё ещё ускользали от него. Не закончив здесь, Ал не мог вернуться. Зато теперь он хотя бы точно знал, чего хотел. Сделал победу и возвращение домой своей целью и готов был за неё бороться. Всё же чего-чего, а чётко поставленных целей Ал привык достигать. Теперь он просто отбросил лишние сомнения и неуверенность в себе. Он научился принимать решения — не такой уж и плохой вариант подарка из другого мира. — Вот не надо делать вид, что твой враг — именно я, — наконец раздражённо отозвался Ал и скрестил руки на груди. Он не закрывался, а удерживал позиции, и Дин явно это понял. — Проблема в том, что вернуться мне всё-таки нужно, но только после того, как я буду уверен: ты добьёшься своего. Но если ты начнёшь превращать всё, что мы делаем, в месть за Рея, то будешь уязвим. Считаешь ненависть оружием? Головой подумай: наши противники — экстрасенсы! И вот они запросто это «оружие» против тебя же и обернут. Я уже не говорю о том, что с такой горячей головой ты глупостей наделаешь и сам себя утопишь. Как думаешь, правильно получится, если твоя месть будет стоить нам победы? Взгляд Дина не предвещал ничего хорошего. Ал смотрел на него хмуро, принимая молчаливый вызов. Потому что лучше поссориться и выяснить всё сейчас, чем в самый ответственный момент боя. В какой-то момент показалось, что Дин собирался открыть рот и приказать убираться. С глаз его, из поместья или с Минона — Ал не знал. Они оба вздрогнули, когда их кулоны вспыхнули и разом заговорили голосом Марка: — Парни, заруливайте к Мелле. Тут вроде что-то интересное намечается. Дин мрачно покосился на него, Ал ответил независимым взглядом. — Только быстро, — на всякий случай предупредил энергетик, и кулоны моментально остыли. Повисшая тишина неожиданно показалась ужасно неловкой. Они ведь не договорили. И, кажется, поссорились. Или всё же нет? — И… Как думаешь, что там у него? — неуверенно поинтересовался Ал, чтобы сказать хоть что-то. — Понятия не имею, — проворчал Дин и неожиданно улыбнулся одними глазами. — Но если он снова решил с кем-то поцапаться, а нас вызвал как прикрытие, то я за себя не отвечаю. Не поссорились. Ал невольно улыбнулся и пошёл вслед за Дином к лестнице. И теперь повисшая тишина казалась почти уютной. Убаюкивающей. И только совсем чуть-чуть — тревожной. Мир замер и умолк, как всегда, когда должно было случиться что-то плохое. Ал молчал, а голова его — нет. Уже снова привычная боль звенела в черепной коробке серебряным колокольчиком, а сегодняшняя бессонница накладывала на эту мелодию тягучие, прилипчивые слова. Хотелось извиниться, развернуться и уйти спать, но Ален позволить себе такого не мог. Всё же в последнее время даже Марк стал серьёзнее, что ли, и проигнорировать его вызов безо всякой на то причины казалось свинством. Да и не время спать, когда мир вдруг стал так… льдисто-опасен? Мерно выстукивающее сердце сбилось с ритма. «Что за приступ паники?» — заторможено подумал Ал. Но мысли выветрились из головы почти сразу. В двух шагах на полу лежала тень от растущего у окна дерева. Ал хорошо видел чёткие, словно нарисованные, тёмные ветви и обхват ствола, отпечатавшиеся на алом ковре. И понимал, что ему туда нельзя, нельзя, нельзя! Вступить в эту тень, как под арку моста, означало примерно то же самое, что добровольно вернуться в тот день. Ал знал: в момент, как он наступит на неё, он снова окажется на крыше, оглушённый дождём и одиночеством. А Рей, Рей… Ему было страшно. Паника захлёстывала, как океанская волна, а тень смешивалась в его сознании с солёной влагой на губах, холодом, желанием убежать и полной, абсолютной беспомощностью. Но, как и тогда, Ал глубоко вдохнул, сделал шаг…***
— Ал? Выдохнул. Марк стоял прямо перед ним и глядел с лёгким недоумением. В груди сонным котёнком заворочалось дурное предчувствие. Неужели он просто замер посреди этой дурацкой тени и стоял, не шевелясь? Сколько? Секунд тридцать? Позор какой! Стоп. Марк-то здесь откуда взялся? — Так что ты там говорил? — спокойно, словно продолжая прерванный секунду назад разговор, уточнил Марк и глянул с нетерпением. Ал моргнул. Огляделся… Он сидел. На своём любимом месте, на диванчике, в тени от шкафа, и вокруг него был весь «Громоотвод». В тот момент, как экстрасенс осознал, что он непонятно как оказался в кабинете Рея (то есть Дина, конечно же, Дина), ему почему-то показалось, что лучше бы он и правда замер посреди той тени, как дурак. Потому что это было бы хоть объяснимо. А вот то, как он оказался на третьем этаже, оставалось непонятным. Шли ведь в крыло целителей. Не телепортировался же он, в конце концов! На нём же даже амулета для перемещений не было! Словно желая убедиться в том, что он и так прекрасно знал, Ал поднял руку… И нащупал у себя на шее амулет. Котёнок дурного предчувствия уже проснулся и теперь чесал коготки о нервы Ала. — Что здесь проис… — начал было экстрасенс, и Дин поморщился. — Шутишь? Ладно бы ты меня не слушал и уснул, но ты же сам полчаса вещал о том, что нам нужно действовать, и рейд в Харлу — великолепная возможность! Или… Погоди-ка… — Дроссвел прищурился, и Ала отчего-то бросило в дрожь, словно Дин мог о чём-то догадаться. О чём-то важном, настолько, что посвящать никого из «Громоотвода» в это никак нельзя. — Если ты решил прикинуться идиотом, потому что понял, что твой план дурацкий, знай — это глупо. Тут все свои. Не надо самого себя обрубать на полуслове, если боишься показаться нелепым. Мы-то смеяться точно не будем. — Ну, постараемся, — хмыкнул Марк, но под тяжёлым взглядом Дина поднял руки вверх. — То есть, разумеется, не будем. Кто тут вообще когда над тобой смеялся? В груди на мгновение разлилось облегчение: они ничего не знали. А потом он понял. Чего не знали? Чего не знал он? — Какой план? — Голос дрожал, руки, сжимающие карты и амулет, тоже. Ала колотило так, словно он очутился голым на промёрзшей вершине Эвереста. — Какой посмеяться?! Что тут происходит вообще? — Ты серьёзно или решил так поиздеваться, пока время ещё позволяет? — почему-то уточнил Дин, и от этого становилось только страшнее. — Ты минуту назад собирался открывать портал в Харлу, — вкрадчиво напомнил Марк то, о чём сам Ал впервые слышал. — Потому что Аирек отправил сообщение о том, что там у них что-то происходит и им нужна помощь. Теперь казалось, что издевались над ним. Сколько нужно было времени, чтобы переместиться сначала в крыло целителей, потом — в кабинет Рея, получить сообщение и проработать план атаки? Ал оглянулся через плечо, чтобы глянуть на часы, и почувствовал, как сердце ухнуло вниз. Час льда. Из его памяти куда-то делись неполные четыре часа.