***
Гюнтер притрагивается к щеке - ему больно. Там красовался шов, оставленный человеком, что сидел рядом с ним у огня. Байльдшмидт считал, что человек рядом - страшное, жуткое существо. И Гюнтер лишь жалкая собачка, что должна его слушаться. Так говорило сознание. Инстинкты замирали. Он хотел есть, но не мог позволить себе напасть на этого человека и сожрать его мозг. Напротив, хотелось просто сидеть рядом и думать о том, что этот человек красивый. Человек... Его вроде зовут Александр. Наверное. Гюнтер не знал наверняка. Для него этот человек Александр. - Хватит смотреть, - тихо хрипло просит Александр, не сводя глаз с дробовика. - Я могу пустить тебе пулю в лоб, если не перестанешь. Угроза не звучала столь убедительно, чтобы слушаться, но Байльдшмидт покорно опускает голову. Ладонь так и не отпустила щёку - было больно. Хотелось, чтобы страшное жуткое существо Александр успокоило его. Сказало, что это не так опасно, скоро заживёт и уже не будет болеть. Что всё будет хорошо. Но Александр молчал. Никакого сожаления. Гюнтер сжал губы. Ему было обидно, что Александр так относится к нему. Хотя это правильно. Ведь Александр большой и сильный, а Гюнтер маленький и беззащитный. Байльдшмидту зашивали щёку, сам он этого сделать не смог бы. Обидно немного. - Я устал от тебя, - говорит Брагинский. Гюнтер шмыгнул носом. - Но куда тебя бросить... Вдруг, кто-то закричал. Выкрикивали имя. Люди выкрикивали имя Александра. Гюнтер встрепенулся, Брагинский матерится, поднимается на ноги, покрепче сжимая дробовик и прицеливаясь. - Только попробуйте тронуть его! - кричит Александр. Гюнтер вскакивает, желая спрятаться за своим большим и жутким чудовищем. Но раздаётся выстрел. Пуля попадает в сердце. Гюнтер не слышит выстрелов. Не видит Александра. Перед ним тьма. Это могло повторяться до бесконечности.***
Если бы он был человеком, то повалил бы этого красавца на кровать и хорошенько бы его трахнул. От образа обнажённого тела в своей голове Гюнтер закусывает нижнюю губу. Жаль, что Байльдшмидт зомби и не может укусить Александра. Тот так и просился оказаться в чужой постели. Ну нельзя быть настолько привлекательным! Брагинский же шёл рядом с ним. Был ясный день, а пустынная заправка, где они остановились, не предвещала беды. Александр не спешил, при нём его верный дробовик, а значит, бояться ему нечего. Это оружие всегда злило Гюнтера. Где бы они не оказывались, дробовик был куда дороже Брагинскому, нежели Байльдшмидт. И Гюнтер ревновал. - Сашенька, - протягивает Байльдшмидт, прильнув к чужому боку, обнимая широкую руку. Александр не реагирует. - Я так счастлив, что мы с тобой выбрались на свежий воздух! Вдвоём, без твоих ревнивых дружков. Гюнтер смеётся. Хрипло и противно. Он отпускает Александра, спешит вперёд, останавливается, оборачиваясь к Брагинскому и разводя руки в стороны. - Нас никто не найдёт! Мы сбежим от этого гнилого мира и там я смогу знатно с тобой повеселиться! - кричит Байльдшмидт, как умалишённый. А после смеётся. Александр, казалось, никак не реагирует на эти крики и смешки, спокойно проходит мимо Гюнтера и мертвец спешит, ступая рядом с Брагинским. - Твои ревнивые дружки не найдут нас, - шепчет Байльдшмидт, резко обнимая Александра. Тот останавливается, разрешая сие действие. Гюнтер прижимается к Брагинскому, улыбаясь, обнажая зубы. Хрипло дышит, но чувствует себя счастливо. Да... Пускай Сашенька сейчас не позволит себя поцеловать, не позволит запустить ладони под его клетчатую рубашку, Байльдшмидт не перестанет любить его меньше. Он всегда будет рядом. Он не позволит себе сожрать мозги Александра, не позволит себе погубить его. - Пошли, - тихо говорит Александр, потрепав волосы Гюнтера. Хотя так хочется хотя бы лизнуть его...***
С каждым повреждением в нём всё меньше человеческого. Александр сидит на скрипучей кровати и смотрит на Гюнтера, что рисует пальцем по пыльному грязному стеклу. Брагинский ощущал горечь. Он не хотел терять мужа. Постоянно таскать за собой остатки прошлого тяжело, но как иначе? Он не мог позволить себе бросить этот балласт. Он не хотел терять единственного любимого человека. Того, кто будил его поцелуями и теплом. Того, кто мечтал увидеть весь мир и читал вслух исторические книги. Он не мог позволить себе потерять Гюнтера. Но терял. Александр смотрел на Гюнтера и поверить не мог, что тот его забывал. Он прижимался к нему и плакал, после спрашивал имя, затем фамилию, уже забыв, что она у них общая. Гюнтер то смеялся, то заигрывал, то дрожал от страха. Он терял себя, уже не узнать того детского хирурга, в которого когда-то давно влюбился в Александра. Подумать только, их брак длился грёбанных одиннадцать лет, пока не случилось это зомбическое дерьмо. Они многое делили. И продолжают делить. Гюнтер не может быть среди себе подобных - его заставят сожрать Александра. Брагинский же изгой, люди потребуют пристрелить мужа. А он не сможет. Не смог полгода назад, не сможет и сейчас. Гюнтер единственное, что сдерживало его от пули и давало сил держаться. - Смотрите, сэр! - радостно зовёт Гюнтер. - Я нарисовал кролика, - он отступил в сторону, демонстрируя каракули, что никак не могли быть похожи на маленького грызуна. - Да... Это очень красиво, - сухо отвечает Александр. Ему всё проще поверить в то, что рано или поздно Гюнтер нападёт на него. Но не сейчас. - Я так рад! - искренне отвечает Гюнтер. Он улыбается, жмурясь, прижимая руки к груди. Брагинский хмыкнул. Нет, всё же надежда ещё есть. Наверное. Александр устал надеяться, но не мог перестать. Брагинский слишком сильно любил Гюнтера, дабы убить его. По этой же причине Гюнтер не съел его мозги.