I
Альфонсо помнит. Помнит летний день, ясный и тёплый, когда Санча всё ещё любила, всё ещё мечтала быть любимой, и сияла от счастья, словно сверкающий алмаз, сияла так ярко, что он был ослеплён ею, и её образ навсегда запечатлелся у него в памяти и на сердце. Но в этом мире – и в веке, в котором они живут, – слишком много тьмы; они рождены в клетке, из которой не могут сбежать, в цепях, чья длина укорачивается с каждым годом. Санча осознала это слишком поздно – а он не мог на тот момент её защитить. Он был слишком юн, слишком наивен. Слишком слаб. Но он научился. Научился, как стать настоящим мужчиной – таким, какого, как всегда говорила Санча, ей хотелось. Он не особенно хорош собой и всё ещё слаб физически, но он умён и полон решимости – и он изменит, обязательно, собственными руками изменит свою судьбу. Их судьбу. Санча всё ещё весела и прекрасна, жизнерадостна и игрива; но света, что столь беспечно сиял в её глазах, больше нет, жемчужина, ожидавшая в своей раковине, утрачена в морской пучине. Он не видел этого света уже много лет, но знает, что он всё ещё таится в её сердце, и будет искать его, пока не отыщет вновь – чтобы беречь, как величайшее сокровище, и защищать ценой своей жизни. Он будет продолжать пытаться. Они не виделись всего два года, но Санча видит только одно: глупый младший брат, который уже получил однажды увечье, пытаясь её защитить, по-прежнему продолжает, как последний болван, кидаться навстречу опасности. Она помнит, что чувствовала, когда он был прикован к постели после того, как они встретили того менестреля (она не помнит его имя, нет-нет, не помнит); поэтому набрасывается на Альфонсо с тумаками, стоит ей заметить его краем глаза. Ей не нужна его защита, только не его; она и сама вполне способна себя защитить. И всё же он продолжает всегда оставаться неподалёку. Будь он слабее, он мог бы утратить надежду. Но он не слаб – и он заставит сестру понять, как сильно он ей предан, и снова сделает её счастливой. Он не сдастся до самой своей смерти.II
В Перудже Альфонсо встречает одного человека. Джованни Пико делла Мирандола – обворожительный, остроумный мужчина, вносящий ноту оживления в нудные дела, которыми Альфонсо вынужден заниматься в этом городе. Он также остёр на язык – добрая часть того, что он говорит, заставляет слугу Альфонсо Энрике чесать в затылке, – но самому Альфонсо (а также его ручному бельчонку Чичи) Мирандола нравится, и они засиживаются за разговорами до глубокой ночи. Они говорят обо всём подряд – об искусстве, политике, образовании, религии, рождении и смерти – и однажды, когда уже наступает утро, звучат слова, которые Альфонсо запоминает навсегда. – В момент смерти, – говорит Мирандола, – душа покидает тело и вселяется в новое. – Он проводит пальцем над свечой, и пламя отбрасывает на стену причудливую тень, напоминающую пенис. Чичи внезапно заинтересовывается, и Альфонсо придерживает его, чтобы он не укусил Мирандолу за руку. – Бесконечный круговорот. Альфонсо рассматривает мысленно эту идею со всех сторон – и решает отложить размышления над ней до того момента, как отправится в обратный путь. Его разум заполняет надежда.III
Санча сидит с Лукрецией на скамье в саду, когда Альфонсо возвращается домой. Он выглядит необычно оживлённым, жаждет немедленно увидеться с ними. Кладёт руку на плечо Лукреции, Чичи карабкается по её руке ей на колени – и Санча встаёт. Она оставит их наедине. Уходя, она чувствует на себе его взгляд. Тем же вечером она снисходит до одного из солдат, позволяя ему несколько поцелуев. Она слышала, что вскоре его должны повысить в должности, – а было бы неплохо, чтобы кто-то из тюремных надзирателей был на её стороне. Санча видит краем глаза, как с дерева быстро спускается чей-то маленький силуэт, – и прежде, чем она успевает узнать бельчонка Альфонсо, солдат видит его самого и отшатывается от неё на почтительное расстояние. Альфонсо улыбается, отсылает солдата взмахом руки, и Санча вспыхивает от раздражения. Да как он смеет! Она поднимает руку, чтобы, как обычно, отвесить ему пощёчину, – но он перехватывает её запястье, и она замечает странное выражение в его единственном глазу. – Один за другим, – с улыбкой говорит он. – Всё как всегда, сестра. Она отдёргивает руку – но не успевает ударить его, как он прижимает её к стволу дерева. Дурацкая белка шелестит листьями у неё над головой. – Ты знала, сестра? Душа вечна, и даже после смерти будет жить в другом теле. – Идиот! – кричит она, но его хватка только усиливается. Он пристально смотрит на неё, и она тщетно пытается не обращать внимания на возникший в районе желудка холодок. – Это заставляет меня задумываться: как долго твоя душа отвергает мою? – Его губы прижимаются к её уху, скользят к губам; ещё чуть-чуть, и она его просто укусит. – Но я хотел кое-что тебе пообещать. – Мы будем вместе, – бормочет он; она никогда прежде не слышала в его голосе таких ноток. – Всё равно, в этой ли жизни, или же в следующей, или в той, что будет за ней. Ты осознаешь, что я тебе предлагаю. И на сей раз ты не будешь вынуждена бояться, и примешь это, и мы будем счастливы, будем в безопасности, будем свободны – в мире, что принадлежит только нам двоим. Его пальцы впиваются в её запястья, и она смотрит на него, не в силах вымолвить ни слова. Их скрестившиеся взгляды полыхают искрами. Миг боли – и он уже лежит на земле, а она бежит прочь, и её крик ярости звенит у него в ушах. Поднимаясь на ноги и отряхивая себя от пыли, чувствуя, как болит всё тело, он улыбается. В этой жизни или в следующей. Санча делает вид, что этого случая никогда не было, но, возможно, временами задерживает на нём взгляд дольше положенного. Идиот. Она не мечтает по ночам, не представляет место, где можно быть любимой, быть чем-то большим, чем просто игрушкой в чужих руках и пешкой в чужих играх. Где можно обрести любовь, которой не придётся разбиться вдребезги, любовь, которая не разочарует; где политика и рождение не определяют судьбу, где можно быть счастливой и свободной. Но Альфонсо – Альфонсо об этом мечтает.IV
Они рождаются вновь и вновь, и спустя столетия это случается в подходящем месте и в подходящее время; и наконец – наконец! – сестра не отталкивает брата, и они счастливы. И свободны.