I fear to turn on the light For the darkness won’t go away¹
Странен этот циклический механизм: хоть вечность думай о нём, оттого всё равно ничего не сделается, и прежде всего сохранится неизменность цикла, даже если будет меняться направление или последовательность – личности, в нём участвующие, всегда те же, в том числе и Лил, лицо которого, вырезанное из фотографии, не сходит с пляжного пейзажа панорамных обоев их коридора. Она удивлялась тому, что это появление остаётся незамеченным вот уже которую неделю подряд. Видно, проницательность подруг не доходит до мест отдыха... или же они просто не говорят ей об этой находке. Но если кто-то оставался в тени, то некоторые не стали в её объятиях задерживаться, демонстрируя явное отсутствие необходимости оставаться в этой тени и вызывать тем самым неладные подозрения Тавны. Уинтерсы вплотную приблизились к реализации направленных ими финансовых вложений. В последующем их щедрота лихо загуляет на бумажных просторах газет и о «Моулине» заговорят как никогда раньше. Англичане действительно настроились на ускоренные темпы, которые они задали исполнителям реставрационных и декоративных работ и за которые им, естественно, заплатили, да ещё и наперёд. Сроки поставили рекордно-спартанские для такого немаленького по своим масштабам мероприятия – два выходных дня, которые окажутся невероятно продуктивными и неожиданными для множества обывателей. Данное событие будет озаглавлено новостной прессой «Уикенды на сцене». Однако, интереснейшее развитие для Тавны развернулось гораздо позже. Оказывается, неожиданности скрывали самые непредсказуемые сюрпризы, потрясающие настолько, что смогли перебить впечатление от «кафешантанного переворота» – такое она услышит из уст обывателей, но не мимоходом, по улице идя, а в ресторане, где забронирован был для них стол, а счёт оформлялся на имя уже совсем неимоверно щедрейших англичан Уинтерсов. Этого Гральди и Сивилла будут особенно смущаться. – Девчонки, я так в жизни не отдыхала! – Конечно, первая из всех будет выражать свой восторг авантюрная Джулифа. – Как нам сказали, м? – Задумалась. – А! Они предпочли место в нашем городке – это ж замечательно! – По-моему, одна, хотя бы одна встреча с мистером и миссис Уинтерс нам бы не помешала: – в лёгком негодовании молвила Сивилла, – мы бы смогли понять… друг друга, может быть… – То есть? – В более явном негодовании спросила Джулифа. – Они просто берут и делают – тратят. Неужели всё это настолько безвозмездно? Поймите, дорогие мои, я не хочу ничего говорить против, но веселиться без задней мысли – как-то мне оттого, признаться, не совсем легко на душе. Что мы такого сделали для них? – Мы им нравимся! – Хитро улыбалась Джулифа, пританцовывая, ликующе произнеся эти слова. – Кажется, наш уважаемый мистер Джерри постарался. Гральди умела ввести в разгар обсуждений неопределённость и загадку. Подруги непонимающе смотрели на неё. – Это я к слову о наших рассказах, связанных с тем, как мы живём, кем были и где родились, а там уже всё остальное. Проницательность и витиеватость слов Гральди оценили, встречая радушными и милыми улыбками, и благодаря ей атмосфера сомнения разрядилась, хотя поведение Сивиллы явственно демонстрировало неубедительность «веского аргумента», последовавшего от Джулифы. И только здесь доводится заметить малое, а то и вовсе отсутствующее участие Тавны, которое тоже, и явно наверняка, казалось странным ввиду того, что оставалось без каких-либо объяснений. Она будет держаться так же скромно, но притом участливо, присоединяясь к мнению Сивиллы, когда скажет, что чересчур много она не станет заказывать. Даже Джулифа нашла её слова справедливыми, чтобы присоединиться к ним. Впрочем, её согласие приняло неоднозначную форму. – Вряд ли их решение было необдуманным или, даже лучше сказать, неуверенным, как считаете? – Она шутливо отмахнулась. – Бросьте! Они хотят понять, какие у нас аппетиты, и я думаю, что мы можем и не превзойти их ожидания. Если уж кто и думал над солидарностью с мнением Сивиллы, так это одна лишь Тавна, понимавшая, что такому словесному жонглированию ей ещё учиться и учиться, если она вдруг решила встать с Джулифой вровень в этом «деле», рассчитанным на пронырливость и сноровку. После пиршества – менее умеренно это «вкусное заседание» называть бы не удалось – ночная прогулка по улочкам городка, а чуть незадолго до этого другой сюрприз по-английски: заказчики обеспечили двухдневное проживание в мотеле и принесли вместе с тем свои извинения за то, что ничего иного больше не смогли присмотреть в пределах их места проживания. Джулифа оценила тонкость шутки; между тем, никто из остальных не воспринял данные слова с поползновением на шутку. – Ты тайком заказывала себе спиртное? Ну-ка признавайся! Гральди и Джулифа оказались на одной, звучащей для них ассонансом, комедийной волне, забавляя всех остальных, особенно Гральди своими серьёзно-шутливыми интонациями. Заявление «обвиняемой» о ненужности участия алкоголя «было рассмотрено и принято», притом с блестящим, как стёклышко, пониманием – очередные слова Гральди, меж которых проскочил не менее ироничный акцент на слове «стёклышко». Так они отшучивались; так, что и Тавна потихоньку убеждала себя в безбедной жизни (во всяком случае когда она находилась в чрезвычайно близкой ей компании). Джулифа в субботнюю ночь скажет, что сегодня и завтра её с их путями разделятся, «гладко» переходя к упомянутому ею молодому человеку – вытянутому, плечистому, спортивного телосложения ягуару, к которому отправится на ночлег. Эмили тоже отколется от компании, но не обозначит причину явно, говоря лишь, что на этот случай у неё есть пригодное место. Присоединялась к шутливой волне и Сивилла, начавшая искать «причинно-или-следственные» связи с королевской семьёй Уинтерсов, на что малютка Эмили ответит мотанием головой с характерным звуком «У-у». Экспромтом условились на том, чтобы объяснить их двоих, которые не воспользуются бонусом. Жанен всё это время отсутствовал. Им поинтересовалась Тавна, произнеся имя, словно пробудившись ото сна и пытаясь в этом состоянии окликнуть его. Оказывается, все знали, что он отбудет по собственным нуждам, притом сперва с позволения милых дам – как всегда, галантный и чуткий, уважающий мнение и слово каждого. Но повелось обыкновенно то, что Джулифа наиболее осведомлена по поводу его отсутствия, а потому её слова о том, что его отбытию она доверяет, являются гарантом спокойствия. Тавна понимала, с кем пума тем самым пытается сравнить отсутствие Жанена. Следующая воскресная ночь присвоит Тавне статус авантюристки. Решения Уинтресов сложились достаточно внезапно, то есть даже сказать резко, не так плавно, как следовало ожидать. Тактика действий, наверное, такая. Тогда она решила, что вернуться в свою комнатку не составит труда: кто, во-первых, в выходные, а во-вторых, ночью будет продолжать работать? Соответственно, кто будет мешать спокойному и сладкому сну? На пороге собственного безрассудства она проверяла себя на каждом шагу: почему ночью? – не вызовет подозрений у Гральди и Сивиллы, оставшихся с ней; какое нетерпение и экстренная необходимость ведут её, если можно дождаться понедельника? – сомневается, что бывают чудеса в реставрационных мероприятиях, не важно, насколько щедро они были стимулированы… А ещё она будет одна, то есть взаправду одна, и никого в соседних комнатках. Юность – пора приключений и рискованных решений, которые она не пропустила мимо, дав бой своей мягкотелости и боязливости, парно заставляющих её сомневаться в себе и в своих возможностях. Впрочем, словами грядущее представляется красивее, нежели чем тогда, когда оно уже воплощается. Самосохранение закатывало истерику внутри неё: почему она не поинтересовалась криминальными сторонами маленького городка? Ночью и пешком – ей это сочетание моментально разонравилось, но желание приключений привело куда надо, даже ежели это желание ей самой вообще не было ведомо. На самом деле ночной городок весьма даже умилял и успокаивал настолько, что мог, наверное, усыпить. Тогда, не ощущая приключенческого мотива, Тавна с трудом пересилила себя, чтобы отправиться вдоль тесноватого переулка. К слову, она уже была среди знакомых мест, но никогда не ходила по этому пути, хотя верила, что этот, пусть и сомнительный, путь выведет на известную ей дорогу (благо, указатели не бросали светловолосую путницу на произвол). Неуклюжее шлёпанье, отзвук такой, как в пещере, а переулок, стоит заметить, узок. На самом деле такое повествование во всё продолжение фальшивило и не выражало в принципе невыразимые переживания Тавны, которая, видно, вызвалась попытать себя в роли расхитительницы, но без гробниц… хотя как сказать: некто наподобие таких, которые могли покоиться под крышкой каменного гроба, объявились на пути, да ещё и люди. Три среднерослых парня, причёски которых пронизывали зловещий полумрак. Такое Тавна однозначно видела впервые: не иначе, как шипы на голове, причёски дикобраза – ярко выраженные панки; субкультура недружелюбная, но более беспокоило само их присутствие – ясное ж дело! – и вообще возможность таким водиться в мирном и дружелюбном миниатюрном городке. Лучше бы такая встреча оказалась кинематографической постановкой. Так это она и есть? Скоро объявят перерыв. Наивная Тавна… Двое глядели хищно и не скрывали во взглядах своих враждебных намерений, в то время как третий, служивший меж ними «разделителем», улыбался шире своего лица и пошлым взглядом разглядывал добычу. Примитивные, избитые реплики, к которым разве что не прибавлялись не менее пошло звучащие прилагательные, как «красавица» и прочие, производные от таковых в самых непотребных, низких значениях. Убежать, будучи на каблуках, – невозможность тоже есть часть этой постановки? Она нехотя признавала реальность угрозы, которой глядела в лицо, но не отвечала ни на одну из их пошлых реплик. Разговоры тем более были не нужны в таких случаях - не хватало только их провоцировать. Когда лицо опасности идёт на сближение и никакого спасения не ждёшь, оно объявится, даже среди таких узких, почти что совсем «венозных» улиц. Теперь это однозначно должен быть какой-нибудь пресловутый боевик, вобравший в себя элемент драматургии или чего-то наподобие того: чем может быть такое развитие событий, когда взвизгнувшие шины и жадно рассматривающие асфальт фары автомобильного скакуна нарушат тьму тесного переулка? Лицо опасности – оно всего в пару шагах от неё! – возмущённо глядело на непредвиденное нечто. Ослепительный светло-жёлтый свет фар, являющие собой не иначе, как солнечный свет, выхватывающий её из цепких лап тьмы, порицательно и агрессивно был отброшен в неприятельскую сторону. Тонированное лобовое стекло благонадёжно скрывало водителя от посторонних взглядов. Лихач показался сам, очевидно желая эту встречу и во многом больше, чем Тавна. Дверь со стороны водителя расцвеченного, непокорного Форда «Мустанга» отворилась. Пошло следующее действие случившейся постановки. Напитки или попкорн нигде поблизости не продавались, пришлось смотреть «на сухую». – Ну, и чего это вам не спится, уроды? Ещё и другим мешаете – во гады, а! Точно боевик, да ещё и с участием такого дерзкого образа: девушка со светлыми волосами, собранными в косу, корни которых контрастировали, ибо расходились чёрными полосами; джинсовые топ и юбка с небольшими рваными местами, стальные браслеты с шипами, служившие такую же службу, как и колючая проволока, вьющаяся по верхам исполинской ограды мест лишения свободы, сравнение с которыми по случаю может оказаться весьма кстати, ибо в этой девушке сплошь воплощений протеста и бунтарства. Спортивные белые кеды с ослабленной, нетугой шнуровкой ведут навстречу лицу опасности, которое она, однако, за опасность не воспринимала вовсе, ведь её уверенный, размашистый шаг, кажется, мог провести её по всему миру. Сверкание ядовитых зелёных глаз сразило Тавну наповал; она впечатлена во стократ, и совсем наоборот – с незваными гостями. Косметика отсутствует, задира натуральна, во всём своём естестве, умудряясь сохранять женственную свою красоту: узкие крахмально-розовые губы, мягонькие округлые щёчки, точно кошачьи, прямой носик с закруглённым кончиком, крепкая шейка, напоминавшая лебединую, сочетая тем самым грубость и грацию, а в завершение, что называется, её всё – широкий разрез глаз, чтобы видеть больше, всё вокруг и чтобы не было необходимости поворачивать голову, которую она держала ровно (такое сохранение баланса присуще, например, непоколебимо стоящей вазе в пору землетрясения). Как ни в чём не бывало, как будто даже и не видя её в упор, боевитая девушка встала рядом с ней, ноги на приблизительной ширине плеч, руки скрещены на груди, голова наклонилась влево, чтобы критично и с пренебрежением рассматривать «игловолосых» неприятелей. – Все на один мотив: нас много, а жертва одна. Вам не надоело, а? Может хоть кто-нибудь попробовать по-другому, для разнообразия? Никакой креативности – скука! Девушка, очевидно, рассчитывала на словесную баталию, однако парни только ощерились и рванули к ней. Защитница уныло выдохнула и закатила глаза. На пути к ней для панков возникло небольшое препятствие: оно огнестрельное, пистолетное и, конечно же, мало для них приятное. Девушка коварно, сощурившись, улыбнулась (этакая сдавленная улыбочка, испугавшая Тавну). – Можете попытать удачу, олухи, я знаю, такие, как вы, любят экстрим, но эта заманчивая штучка стреляет не шприцами, по полной закачанными наркотой, а наоборот, как правило… ну, то есть всегда убивает – наповал. Разбегайтесь по домам, мама и папа уже наверняка вас потеряли – зазывающим, наполовину певчим голосом провоцировала она. – Вдруг один из вас придёт поздней ночью, ну, например, с простреленной ногой – как вам? По мне, ну просто изумительно! Но совесть у меня бывает… так, местами, и я знаю, родителей это явно разочарует, так что давайте не я и не вы не будем портить их и без того испорченную бессонницей ночь. Что думаете? – если вы когда-нибудь в этой жизни учились думать. Или всё-таки рискнёте? Ну? Владелица карательного огнестрельного средства уже наблюдала замявшиеся, неуверенные движения и попытки взвесить: отдать свою жизнь в обмен на две – безрассудный стрелок и Тавна. «Договорная цена» стала невыгодной; потоптавшись на месте и попыхтев от злости, панки разбежались, лихо ударившись в тараканьи бега. – Ну вот и всё. Учись налаживать отношения с другими, детка, – посмотрела она на неё, – хотя, как видишь, одними словами и предложениями не всегда можно отделаться от всяких подонков. Давай со мной в машину, прокатишься. Люблю кататься со случайными пассажирами, особенно которые нарвались на неприятности, не важно, сами или по случайке: кто-то ищет и выбирает, кто-то просто находит на свою голову и выбирать явно не хочет, и поэтому, увы, выбирают в этом случае за него. Стиль её вождения можно было угадать, и это было нетрудно: такой же агрессивный и сумасбродный; стиль, где не существует слов «ограничение» и «скорость» рядом другом с другом. Она изредка поглядывала на спидометр. Пусть гонщица смотрит хотя бы на дорогу, раз уж ей нет дела до спидометра – судорожно промчалась мысль в голове перепуганной Тавны. Спортивный автомобиль, ревущий в ночи двигатель, и ещё носиться на нём по маленьким улочкам – слишком невыносимо для скромной богемной певицы! Тавна вообще удивилась нащупанному ремню безопасности, в который немедля вцепилась, чтобы хоть как-то обезопасить себя, но на такой скорости она никак не могла пристегнуться. С горем пополам позже это получилось сделать. – О! – Девушка залилась смехом. – А я хотела и здесь убрать этот чёртов ремень – спасибо, милая, я тебя поняла: для случайных пассажиров лучше всё-таки этот спасательный круг оставить. Тавна убеждала себя начать говорить. – Не слишком ли быстро по таким маленьким улицам? – Испуганно произносила Тавна на выдохе. – Здесь никто так не ездит. – Значит, я буду. Не волнуйся, я здесь точно не проездом, знаю от и до эти места без всяких дрянных GPS навигаторов и тошнотворного «через стоко-то метров поверните туда-то». Потерпи, давай двинем куда-нибудь подальше: я, конечно, нахожу забавным бесить всяких отбросов, как этих, но иногда может случиться, что и у них окажутся козыри на руках. Вот откуда тебе знать, вдруг они побежали за подмогой, м? Так быстро удрали, что аж позавидовать можно! Не бойся, я знаю, что тебе нравится спокойная езда – сейчас, скоро сброшу, подожди немного. Спустя несчитанное количество пройденных на четырёх колёсах петляющих улиц Сентельено разыгравшаяся девушка существенно сбавила скоростной режим, поставив его на рельсы спокойного, неспешного и размеренного движения. – Эй! Чего такая недоверчивая? Если я дала слово, то сдержу его, это строго, и учить этому меня не надо – и без того научена. Ну, чего все такие анонимные тут сидим? Самое время знакомиться, а? Давай я первая. Сперва скажу, что таких красавиц, а тем более среди животных, я давненько не катала, так что я в настроении и поэтому жутко болтливая – если не нравится, можешь попросить заткнуться, для тебя всё сделаю, дорогая! Ещё, не стоит думать, что я извращённая и сумасшедшая дура – уверяю, это только первое впечатление, тут просто нужно привыкнуть… или смириться – звонко прибавила она. Девушка громко посмеялась, до сих пор стараясь перекричать двигатель, который на низкой скорости ограничивался тигриным урчанием. Тавна была знакома с таким чувством юмора, но оно и близко не стояло с тем, которым обладает Джулифа; подумав о ней, Тавна невольно улыбнулась: прозорливой пуме тоже есть чему поучиться (хотя и не стоит начинать). – Обо мне достаточно сказать пару слов: иногда болтливая, иногда суровая и молчаливая, обезбашенная, непредсказуемая и сущий кошмар для всех любителей покоя и тишины. Такая я с детства, так что удивляться нечему. Это не мой родной город, но лет восемь я в нём точно прожила – ещё бы так не носиться по улицам на «Мустанге», а? Ну, создаётся впечатление, что я не с того начала – такое тоже бывает. Если я сказала о паре слов, – я Синди, и сразу говорю, не Вортекс, чтобы без шуточек насчёт фамилии, и тем более не Кортекс, что ещё хуже первого. У Тавны захватило дух и спёрло дыхание. Представившаяся гонщица немного нахмурилась, поинтересовавшись её самочувствием. – Всё в порядке – неубедительно ответила Тавна, переведя дыхание: уж слишком много неожиданностей и резких поворотов (притом во всех смыслах). – Знаешь, когда обычно так говорят, на самом деле оказывается… – Откуда тебе известно это имя? Кажется, Синди понравилась её целеустремлённость и способность быстро пересечь порог смущения и растерянности, так же быстро вклиниваясь в происходящее буквально на ходу. – Кортекс? Синди переспросила, повторяя самое-самое неожиданное имя, которое едва ли могло вообще прозвучать за пределами его замка – именно того самого замка… Синди заметила, что Тавна, услышав имя, хотела поморщиться, но подавляла эту мимическую кислинку. К счастью для Тавны, любопытство шального водителя не зацепилось за её подозрительную реакцию. – Здесь и в мегаполисе для большинства он в принципе неизвестен. Этот хрыч известен за пределами города, и известен… не сказать, что давно. В глаза его никогда не видела, только на баннерах и всяких вывесках, которые клеят типа для предупреждения водителей, а заодно и припугнуть: будьте послушны, делайте это и это, ведите себя на дороге по-ангельски, свято чтить правила, а иначе будет с вами плохо и в лучшем случае отметелят вашим же ремнём безопасности (пока что и я в зоне риске, как ты понимаешь). – Издевательски усмехнулась. – Он сплотил дорожную и внештатную полиции, получив целый дивизион копов в своё распоряжение. Скажу тебе, эти гады неплохо справляются, но сомневаюсь, что всё это заслуги старого пня, который, кажется, с каждым днём плодится на своих проклятых баннерах, лишь бы его рожа висела на всех трассах. Чума бубонная! Всё-таки, чем же он отметился? Ну, чем-то, чего никто не понимает среди таких, как я – то есть таких, которые обожают скорость и плевали прямо из автомобильных окон на все ограничительные дорожные знаки. Патрульный транспорт просто караул, и не потому, что убого и заезжено выглядит: дело в том, что многие узнают этих старых кляч, над которыми, не иначе, поколдовал чудотворец Экзибит – серьёзно, или не вполне себе серьёзно… но какое тогда нужно подобрать объяснение их присутствию на дороге? Не в утиле, не на свалке металлолома, а именно на дороге, на ходу. Это нужно заметить, потому что эти мусорные вёдра наваливаются на ничего не подозревающего нарушителя своими нескончаемыми толпами. Эти упыри отыгрываются на прямолинейных дорогах, идущих через пустыни и каньоны, а куда, спрашивается, деваться, когда внезапно встречается часть дороги, до отказа забитая этими самыми полицейскими клячами? Не жалко своего скакуна – тарань их, сбившихся, как стадо овец, в дорожном блоке, но чего-то я не слышу, чтобы о таких случаях вообще распространялись… Одним словом, неохота признавать, что этот лысый старикан пользуется успехом. – И, наконец-то, она добралась до сути вопроса, ответив на него своим: – А он, что, знаком тебе? Здесь бы она промолчала, но от вопроса не отвертеться. Но больше стоило опасаться навести на себя подозрения, ибо ответы предполагаются обдуманные, чтобы не пришлось рассказывать то же, что уже узнала Гральди. – Никогда бы не подумала, что услышу это имя от кого-то из людей. Я… так давно слышала это имя, но вдруг вспомнила… То есть он работает в полицейском управлении? – Вне территории города – напомнила Синди. – Но если ты его избегаешь, находясь в этом городе, найдутся поводы для беспокойства: расходятся слушки о том, что он хочет стянуть сдобную часть своих легавых сюда, вот почему я так нервно реагирую на этого губошлёпного хрыча с залысиной! Детка, представь, сколько сюда хлынет этих копов! Туча, просто ту-уча! Здесь такие, как я, со всеми уже перезнакомились и по памяти могут посчитать количество красно-синих лампочек на квадратный метр, а лучше сказать километр… А станет сантиметр, если он заведёт своё легавое стадо в город. Тесные улицы, по-хорошему – ни пройти, ни проехать, так давайте ещё и копов впустим для большего веселья! Кстати, ты, наверное, моя ровесница, так? – Оу! – Смущённо отреагировала она, потупляя взгляд в подобных неловких моментах. – Я... Тавна. А Вам сколько? – Ну! Чего смущаешься? Я и сама не лучше: такие глупые вопросы задаю! Общайся свободно, милая! Со мной не надо быть обходительной и любой другой, которой тебя здесь учат быть. Я знаю, тут все воспитываются в лучших традициях и всё такое, сдержанные и культурные интеллигенты, – а прямо перед тобой то, что называют исключением из правил! Чего-то я переняла от них, так, совсем маленько, и насчёт себя скажу чепуху, что исключение, став исключением, захочет немедленно себя же исключить из всего этого выстроившегося ряда правил; замечу, оно исключается, а не его исключают. Ты что ж! Принципиальная важность! Но чтобы не травить такую ерунду и считать её за признак осведомлённости и остроумия, я не стала этим увлекаться, сменила курс и обратила внимание на другие интересы, которые для большинства сомнительны и непристойны. Что я скажу – приятно познакомиться, Тавна! Только не знаю, взаимно ли. – Не хочешь, чтобы Кортекс нагрянул сюда? – Никто из любителей скорости этого не хочет! Есть тут пару их участочков, и хватит на этом! – Что же такого странного в их автомобилях? – По сути говоря, у них в распоряжении есть и достойные скакуны, в том числе такой же, как у меня – представь такое дело! Я не знаю, кто там такой смелый и хорошо устроился, но я бы посостязалась с ним и проверила его «Мустанга» в деле. – Впервые она произнесла негромко: – Поверь, ради встречи с этим красавцем только и ношусь, как чокнутая, на пустынных магистралях. Но это нужно очень сильно начудить или отличиться до такой степени, чтобы вызвали такого мощного скакуна! Как бы то ни было, основа у них состоит из этих патрульных кляч, это я тебе точно говорю. – Разве они такие необычные, раз могут совладать с такими как у… тебя? – Ты тем, чем надо интересуешься. Я тоже из-за этого ломаю голову и бешусь, когда ловлю себя на незнании этой загадки. – Может, Кортекс сделал что-то большее, чем просто вдохнул жизнь в усопшие патрульные автомобили? Тавна заулыбалась, заменив угрюмость и недовольство затейливой улыбкой Синди. – Поверь, все это понимают и все лихачи – друзья, знакомые – изо дня в день это обсуждают. Мы знаем, что что-то нечисто, но на деле ничего не видно, поверь. Оторваться от них – как нечего делать, но как-то… – протянула Синди гласную. – Как-то у них получается догнать ваши автомобили? Синди встретилась с изумрудным блеском её глаз, видя какой-то вызов, вернее, стремление, желание, ставшее непреодолимым. – Ты много интересуешься по этому вопросу. У тебя есть свой автомобиль? Ну-ка, колись! – В моих интересах с трудом может появиться желание иметь собственный автомобиль. – А-а-а! Тебя катают точно так же, как я сейчас, и частенько, да? Я-я-ясненько, ну да, ага. Синди удалось её смутить, и только потому, что это была правда, но не та правда, которая подходила в качестве утверждаемого. Вернее… эта правда самостоятельно, по своей собственной воле сделалась её правдой, а к ней она нисколько не стремилась. – Я никого не заставляю возить меня – не королевская я особа, чтобы удостаивать меня такой чести. Синди хотела подхватить эти слова, но Тавна тут же продолжила, отрезая возможность вкрапить слово: – Я знаю, что носящий это имя непрост и для своего возраста он очень хитёр, а ум с возрастом не изжил себя, а только окреп. Я знаю, что Кортекс непрост, поэтому к решению по поимке любителей скорости он подошёл так же непросто. – Эй-эй! Ты аж прям так разошлась! – Синди покосилась на неё, нервно и резко закрутив руль. – Меня аж до мурашек пробило! А ну, что ты там хочешь предложить? – Ничего конкретного. – Скромно ответила она на заискивающий вопрос, вырвавшийся из уст охотницы на вопросы. – Я думаю, ты более смекалистая и находчивая, тем более мне в решении этого вопроса делать нечего, ведь я впервые обо всём этом слышу. Нужно попытаться узнать замысел Кортекса, обратить внимание на то, что он решил усовершенствовать. Синди моментально надавила на газ, перед тем развив довольно внушительную скорость. Обеих изрядно пошатнуло и толкнуло вперёд. Они остановились близ закусочной, над дверями которой сияли буквы «Woody Fester». Рулившая обомлела, потрясённо глядя куда-то дальше лобового стекла. – Тавна, это ж гениально! Бинго, ха-ха! Навела не самую элементарную мысль. Как ты сказала? Усовершенствовать? О таком точно никто не думал. Чёрт! Ну, конечно! Точно. Точно! Точно! Надо быть ещё хуже, чем эти пронырливые легавые крысы! Действительно, нужно узнать, что не так с этими клячами. Я поняла – благодаря тебе, – что нечисто дело с патрульными гадами. Нужно угнать одну такую кобылку и основательно её обсмотреть. Кому взбредёт в голову угонять полицейский биотуалет на колёсах? Никому, только если он или она, – то есть мы с тобой в сегодняшний день, – не придёт к тому, что снаружи-то, оказывается, обманка, фальшивка! Я тебя поняла. Хитрец реально не настолько стар. Ты считаешь, что он мог в это так вложиться? Бюджет по швам затрещит столько кляч обслужить! – Интересно, что теперь сомневаешься ты. Эти слова для Тавны были значимыми. Рядом с Синди она чувствовала себя стратегом, готовым бросить вызов тому, кто для неё с большой буквы зовётся Создателем. Такие истории известны, когда создание идёт против создателя, если бы только Тавна считала себя приверженной к Кортексу – человек с большой буквы во всей её жизни, с самого её начала. – Значит, ему это всё равно удалось. Он самостоятелен и изобретателен – этого хватит, чтобы достичь своего. В ход пошли его собственные средства, и они явно немалые, раз ему удалось так вложиться. – Слушай, мне кажется, что ты знаешь о нём гораздо больше, раз уж ты заговорила о его характере и методах… хотя нет, второго как раз-таки не было. Может, что-нибудь ещё об этом хрыче расскажешь? Ты видишь, не мне одной интересны его хитросплетённые проделки. Тавна попросту помотала головой, не поняв, ответила она не то на вопрос, не то на утверждение. Она бы сказала, что не желает знать о Кортексе большего, так как обладать таким знанием ей претит недоброе предчувствие. Знание… Сегодня обладателем такового стала Синди, первый раз ей повстречавшаяся. – Этот идейный прорыв стоит отметить… Э, не, не думай плохо, я не пьющая… вообще, а ещё за рулём, вот. А на название сильно не смотри, здесь готовят очень недурные съестные прелести. Ещё он единственный поблизости с круглосуточным режимом работы, так что пойду наберу кое-чего интересного и развею твои первые, и наверняка недобрые, впечатления от названия. Синди удивит своим долгим отсутствием, но ничуть не испугает, ибо на улице сплошная тишина, которую, однако, через некоторые полминуты нарушил ещё один, уже менее крупный и грозный четырёхколёсный транспорт. Впрочем, крупность и грозность – смазанные понятия, применимые к транспорту, как оказалось, полицейскому. Может, что-то изнутри посмеивалось в Тавне – сама же она выпучила изумрудные глазки от удивления, что случилось такое чудовищно-катастрофическое совпадение. Тишина сегодняшней ночи (наверное, она всегда такая тихая на улицах Сентельено) позволила удовлетворить слуховое любопытство, а заодно и обойти формально действующий запрет, выступающий от лица нормы и морали, подслушивать сторонние разговоры. Словом, кто виноват? Либо громко говорят и нужно тише, либо, без каких-либо ухищрений, удалось оказаться в нужное время и в нужном месте. – Гляди! Вуди купил себе автомобиль? Вот так заработок! Похоже, нам бы не мешало проверить состояние его кассы. Видать, лишние купюры завалялись. – Или чёрненькая бухгалтерия растёт, как на дрожжах. Неотёсанный, бескультурный мужской смех сотряс окружение. – Может, к чёрту этот городской патруль? Подмазаться к нему и накопить себе на такого же жеребца, а дальше квартира, потом собственный остров, там уже, глядишь, и особняк… – Придержи свой длинный язык, всё равно до таких богатств он тебя не доведёт. Даже по своей воле, если бы Вуди хотел, он всё равно пнул бы тебя да посильнее, чтобы в его бизнес не совался. Кругом собственники! Меньше на молодняк гляди, они все такие повелись: острова, собственные места разработки полезных ископаемых и собственный бизнес – ты всё это не потянешь, даже физически; погляди на себя со стороны: свою мечту ты уже отъел, так что будь здоров. Ответивший непристойно выругался, так же неотёсанно посмеиваясь. – Продолжай питаться у Вуди, у тебя хорошо получается, добьёшься больших результатов – особенно подчеркнул в речи слово «больших». – Ну и придурок же ты, Стив. – Ты не лучше. Не вздумай о таком мечтать, а то вдруг ещё сбудется. Мне что с того? Ну, спроси, а я возьми да ответь: мне достанется какой-нибудь блохастый, дико воняющий напарник с лапами и когтями или с клювом – они у нас тут всякие уже встречаются, знаешь ли. Смех усилился, однако такой юмор Тавне был совершенно непонятен и нисколько не смешил, наоборот, начался с оскорбления и ущемления, и продолжался в том же духе. – Видно, им без разницы, где и когда зашибут: в этой глухой и узкой дыре при исполнении или в раздутом мегаполисе, тоже при исполнении. Разница между двумя измеряется долгожительством так называемого разумного блохастого полицейского в форме… и в шерсти. Заливистый смех напарника гремел безостановочно. – Чего хохочешь? Им-то реально хреново от такого расклада. Будет не лучше, когда это разлетится по новостям. Журналюги всегда копают глубже положенного, так что не задавай тупых вопросов о том, а узнают ли. С таким количеством животных на улицах зоопарки повально будут становится банкротами. – Лишают лёгких денег! – Неугомонно смеялся единственный слушатель чёрного юмора. – Прекращай уже шуточки травить, живот разболелся. Я, признаться, сам не меньше твоего удивляюсь. Мне стало не по себе, когда увидал как-то слона в цилиндре и фрачном костюме. Заявивший глупо хихикал, а пошлый комедиант умолк. Первый оказался человеком крупным, одутловатым, как воздушный шар, и с мясистым лицом, толстым носом и взбухшими щеками – готовый растечься, кажется, в любую минуту; второй был типичным антиподом: долговязый, не иначе, как переносной фонарный столб или подставка под микрофон, скверно улыбался после услышанного от напарника, и форма держалась на нём разве что на честном слове. Одним словом, вполне типичная и широко известная комплектация напарников предстала вниманию Тавны. Ещё одна сцена, на сей раз малоприятная. – Им лучше оставаться в этом неприметном городке, здесь хотя бы не придётся рисковать жизнью чересчур часто, то есть каждый чёртов день. Чую, беспорядок начнётся, когда все известия расползутся. СМИ – топкое болото для простолюдинов и грязь для самых отпетых свиней, действующих только в своих интересах. Сегодня ты мне говоришь выкинуть это из головы, а уже завтра будет чудовищнейший бардак с этими разумными прямо-везде-повсюдуходящими пернатыми, чешуйчатыми, шерстяными, пушистыми и всякими другими, какие они там только существуют, мать его, в природе. Я сам с ума схожу: тренируют немецких овчарок, а теперь они ещё и рядом с тобой сидят, в форме, в точности как ты – сенсации кругом! – И зажиточные слоны благородного происхождения. Хе-хе! А если такой будет твоим напарником? – Буду на нём кататься, заодно откажусь от курортов в Эмираты. Не, ты это забудь, пусть их набирают в пожарные части, там они нужнее. Они отворили двери забегаловки, и только они закрылись, вышла Синди, недружелюбно поглядевшая назад, дабы убедиться в увиденном. – Да-да, понимаю, было впечатление, что после такого времени ожидания я выкачу тележку из супермаркета и обрушу её на тебя, но прости, ожидания не оправдались. Напитки, хлебобулочные изделия и душистая выпечка от умельца Вуди – доступно и чертовски вкусно! Он мой знакомый, не удивляйся, что я заболтала его. Не помню, когда в последний раз к нему заезжала. Видно, легавые тоже припёрлись на запах, особенно тот свинтус – кажись, приехал за красным наливным яблочком, и тогда его самого можно было бы готовить и подавать к столу. Тавна беспокойно глядела на Синди, но ничего не говорила: забрела в голову мысль в связи с увеличивающимся окружением людей. Да, в мегаполисе их было ещё больше, но был ли хоть один, к которому можно было подойти и совершенно беспочвенно начать разговор? Наверняка Синди в этом знатный специалист, и не то что просто подойти и заговорить, так ещё и лихо прокатить с ветерком. – Они что, приехали сразу же после нас? – Как только ты ушла, как видишь... Сразу же остановились позади нас. – Какую-нибудь очередную чепуху обсуждали, да? Не скажу, что часто их вижу, но попадаются мне на глаза, по крайней мере, раз через день. Вообще, всегда по-разному… Ну, видно, мир тесен, особенно когда у тебя, тощего, как доска, напарник такой раздутый, что не идёт, а катится шаром для боулинга и всё никак не может выбить страйк – неуклюж и неразворотлив. Ладно, шуточки про лишний вес в таких случаях надоедают и оказываются избыточными, как и сам лишний вес в принципе... Э, да... Дайка я отъеду от них для начала, а то из-за их присутствия кусок в горло не лезет. – Это не тот ли автомобиль, про который мы говорили? – Расслабься, нештатные даже если очень сильно захотят чего-то повкуснее, всё равно предпочтут питаться здешним для них шлаком, потому что элементарно ближе для них и не так накладно; если всё-таки надумают, то городская «экзотика» дороже им обойдётся: проехать целую трассу, остановиться здесь, притом не зная, когда их хватятся и не обнаружат на своём месте. У тех кузовная часть закруглена и крыша как бы плавненько так перетекает в багажник, а городские все неуклюжие и квадратные, как фигурки в тетрисе, сверху напоминают разделочную доску. По идее, это те, то есть одни из тех, которые должны были прийти к тебе на помощь сегодня, но первого, видать, по пути сдуло, когда он начал разгоняться, помчавшись на вызов, – ему опасно кататься с открытым дверным окном, – подразумевая какие-нибудь жутко экстремальные шестьдесят или даже семьдесят километров в час, а второй, в лучшем случае, выкатился, если уж совсем не влез в салон, и прикатился только сюда, к Вуди – и теперь они дружно собрались здесь, раз уж другого им сегодня уже не дано, а вызов и весь мир подождут. Вот такой сюжет вытанцовывается. Вывод такой: уезжаем сейчас же от этих дегенератов. Куда, спросишь? Ну, есть у меня пару соображений, хотелось бы, чтобы ты ещё чуточку побыла со мной. Не против? – После собственной глупости мне нечего сказать. Больше не выйду в такое позднее время. Городок выглядит мирным и тихим ночью… – Внешность обманчива – знаешь такие слова? Они замечательны, потому что очень хитро работают в нашей жизни, а тем более, когда такие слова обращают к женской внешности. Вникаешь в суть, детка? Я попробую насыпать в тебя столько пороха, чтоб другие так занюхали, аж до пробивного ощущения в лёгких, и обалдели, что в тебе такое есть. Тогда и обманчивость внешности не будет чем-то удивительным, но, всё-таки, может оказаться малоприятной находкой для неприятеля. Пока подкрепись как следует – Вуди об этом позаботился. Не знаю, может, ты питалась шикарнее и лучше этого… – Это не имеет значения, Синди. Меня нелегко подцепить роскошью, потому что считаю себя какой-то ненормальной: везде и во всём сомневаюсь, пытаюсь проверить, убедиться, даже там, где это не нужно. Но там, где не нужно, получается, я вижу эту самую обманчивую внешность. – Считаешь это ненормальным? Лучше вообще перестань думать о том, что такое норма. Я скажу: это простая выдумка, одна среди миллиона, из всех остальных выдумок людей, просто наделяют смыслом, которым проникаются и которому затем верят, а ещё гордятся тем, что передали это знание и не менее гордо называют заветным для них словом преемственность, предписывая всякое там надо так, а не так, притом без конца меняя. Больше разговоров об этом, ей богу! Не помню, когда я вообще так разговаривала – наверное, никогда и ни с кем. Да ты просто подарок, Тавна! Нам сперва нужно обеим объясниться. Всё у нас не по порядку – наплевать! Ты не выглядишь усталой. Ночные поездки не в новинку? – Точно так. Но не стоит меня незаслуженно ими баловать. – И заслуга – тоже человеческая выдумка, удачно «вживлённая» в мозг и так же удачно действующая. Брось это, красота моя! Заслужить что-то… Знаешь, если бы весь мир перестроился, скажем так, на систему заслуг, то многим бы их заслуги начали воздаваться, а другим аукались бы так громко, что рвали бы ушные перепонки. Не стесняйся и не робей, когда угощают, но перед этим абсолютно правильно делать то, что делаешь ты – проверять: вдруг это какой-то хитро вывернутый обманный манёвр или способ заполучить тебя, подцепить на крючок и использовать в своих интересах? Пф, да запросто! А если знаешь, что угощающий щедр и душою добр – угощайся, как это только позволяет, и не обижай самого угощающего! Та-а-а-к, девчушка Синди учит кого-то жизни – вот так идиллия! Педагогика жизни. – Почему бы и нет – ласково отозвалась Тавна, забавно пробубнив с занятым пищей ртом. – С тобой я могу быть любой, которой я себя не знаю или которую не доводилось ни видеть, ни слышать. Я простая певица, большего у меня нет, я считаю. За этот месяц к нам приходили те, которых называют завсегдатаями, и все они – люди, и к ним меня непреодолимо тянуло. Я и прежде жила в человеческом обществе, но никогда не переживала его, как это происходит сейчас. – Вот как? Ты стремишься к обществу людей?.. Ну, как я, как подобные мне и… и все остальные, что ли? – А есть что-то ещё, чего я не знаю? Невинная наивность Тавны сбивала Синди с толку и смущала её. – Э, да нет, я не так изобретательна, как тот же Кортекс, и на выдумки не горазда. Знаешь, ты слишком многое сделала для меня за одну встречу, так что я буду настаивать на ночной поездке, даже если ты уже согласилась. – Сомневаешься и пытаешься проверить? – Мило и затейливо улыбнулась Тавна. – Это явно лишнее, ну, или только не с тобой – да, так лучше звучит. Видимость автодороги и ощущение движения по ней лучше всего способствовали разговору, что называется, обо всём и ни о чём. Как будто не Тавна удалялась, а само окружение плавно перетекало в другое, почти до неузнаваемости преображаясь прямо у неё на глазах. – Что же тебя вывело на тот переулок, который я по ошибке выбрала? – Чувство у меня такое, дающее понять, что кто-то в беде или беда кого-то нашла. Синди во всю ширь улыбнулась с попрыгавшими бровями. – Я из тех, которым не спится ночью, и я серьёзно. С количеством нажитых недругов и ненавистников сон становится дорогостоящим удовольствием, так что перестроила свой организм на нужный лад, чтобы более-менее держаться и не сходить с ума. Приключений, как ты уже поняла, больше ночью, поэтому малоинтересную часть – утро – пропущу в обнимку с подушкой, доверяя свой сон только одному, конечно же, весьма удалённому отсюда месту. Получается, тебе, а заодно и мне, – нам несказанно повезло встретиться в такое позднее время. Да, просто везение и дело случая – клянусь, ничего интересного не могу сказать. Это из разряда «Что, если ...?», и такая стихия для меня всегда остаётся необузданной. И она сыграла как нельзя кстати, во как! Мне достаточно было увидеть тебя, а дальше я по опыту знаю, что молодая, красивая, длинноногая, ещё и блондинистая девушка плюс тёмные улицы и переулки равно «дело дрянь», и всё: алгебра не удалась, уравнение тоже, поэтому первая часть никогда не может быть равна второй; из этого ничего доброго не выходит, потому что ночью любят погулять такие засранцы, на которых ты напоролась, и они не случайно тоже любят гулять ночами: знают, что ты тоже любишь гулять и гуляешь где-то неподалёку. Теперь, я думаю, тебе разонравилось гулять поздно ночью. Надо рассказывать, что обычно такие отморозки вытворяют с такими красивыми, как ты? Тавна кисло улыбнулась, всем видом своим говоря, что её лучше избавить от такого явно сомнительного «удовольствия». – Ну, ты не пугайся так, хоть это реально мерзко: на мой взгляд, эта разновидность придурков – буду пытаться подразделять их социально с использованием научных словечек – не настолько грязная и аморальная, но лапали бы, это точно, и ещё в их духе бывает такое: снять всю одежду, раз темнота и тишина позволяют, и оставить в нижнем белье, а сами благополучно разбегаются – такое тоже знаю (не по себе, сразу говорю!), так что лучше бы ты была обвешана драгоценностями, которые они бы просто сняли и так же благополучно разбежались. Всё-таки, оптимистичнее ж звучит, или не? Тавне стало дурно от таких возможных развитий того, что с ней чудом не произошло. Дурно было также из-за воображения, которое моделировало ситуацию. – Понятно, обо всём этом ты не думала, собираясь в ночной поход. Не думай, что я так бессердечно обо всём этом рассказывают, просто… это типично, это всегда происходит, тебя нужно было предупреждать – пожалуйста. Но нужно было заранее только предупреждать – забывчиво добавила Синди. – Теперь ты в курсе самых горячих известий, скажи же? Она молча кивнула, стыдливо и с покрасневшими щёчками глядя на Синди. – Певица… Хм, такие тем более живут в мечтах и сказках. А где, если не секрет, поёшь? Она назвала заведение. – Вау! Наверное, года три назад я бы так не сказала. Буду теперь туда наведываться. Ещё одно обещание. На сей раз Тавна набралась смелости, чтобы спросить то, что хотела бы спросить у Лила, который говорил, что станет приходить ради неё. Она спросила. – А почему бы нет? Ради тебя – самый первый повод для меня! Разве нет? Так ты туда возвращалась? Зачем? – Там мой дом, и не только мой, но и моих подруг тоже. Есть два этажа, на втором, самом небольшой, живём в маленьких комнатках. У некоторых есть свои жилые места, но я не интересуюсь такими подробностями: достаточно знать, что есть, в этом я не привыкла расспрашивать за ненадобностью. – Содержат, значит? А зарплата? – Зачем, если мы там живём? Получают те, кто не пользуются жильём, предоставляемым заведением. – Хех! Недурно устроено. Я б, наверное, не удивилась себе, если бы в потёмках понеслась бы обратно в такой дом. Здесь Тавна откровений избегать не стала, поведав Синди текущую ситуацию, а заодно включив краткий рассказ о вчерашней ночи. – Вау-вау! – а вот теперь дважды воскликну, ведь ты ещё та гуляка! Чёрт! Не так уж вовремя с порохом я собралась к тебе: ты уже и без моего его набралась. Если бы здесь только прибавить два имени: Краш и Кортекс – её две «К», сделавшие её внешность обманчивой, то есть именно такой, которая скрывает то, что не присуще её внешности, не имея в виду что-либо фальшивое, поддельное. – С ремонтом вообще другая жизнь, чую, наступит, да? Ты прям удачно, слушай, прорекламировала мне ваше местечко. Я всё о нём слушаю и слушаю, а сама всё никак не зайду – исправлю это недоразумение! – Согласно задумке, сегодня реставрация окончилась. – А началась? – Вчера. Синди прыснула смешком, перешла на улыбку и помотала головой. – У вас там точно что-то сумасбродное происходит. Сколько платят за такую срочность хоть? – В изумлении вопросила Синди. – Наверное, никому этого лучше не знать, кроме владельца заведения, которого мы тоже не знаем ни по имени, ни даже внешне. Я думаю, так живётся легче. Заказчики понимают, что владелец не одобрит простои в работе, поэтому к его очевидным предпочтениям решили подойти вплотную и притом сразу, одним большим шагом. Вот такие у нас чудеса: вернулась молодая королевская семья из Англии… – Хе-хе! Вот именно, что вернулась! Получается, они вас и до того знали, были самого лучшего мнения, поэтому так уверенно направляют свои финансы. Всё просто безупречно! Для такой красивой жизни не менее красивой даме осталось научиться давать отпор всякой нежити, наподобие той, с которой пришлось столкнуться этой ночью… Ну, нет, я не о тех смехотворных копах, я о… – Я знаю, Синди. Ты их всегда упоминаешь с оскорбительным оттенком. – И не зря. Думаешь, это последние такие в твоей жизни? Да ещё многие на тебя и твои одежды позарятся! Наверное, лучше, если они ничего от тебя не получат, правильно? Для таких я всегда берегу громкое и опасно выглядящее огнестрельное оружие, а к нему маленький презент в виде эффектного среднего пальца – всё, они и этим обойдутся. Мы говорили о заслугах? Не она ли такая – их заслуга, – за то, что они хотят сделать с тобой и такими же, как ты? Завести в тёмный уголок, потрогать за все места и раздеть, находя это забавным, особенно когда представляют твоё поведение в такой неожиданной обстановке – вот так развлечения! Девушкам и женщинам по-своему нелегко. Я не стану переходить на эту тему, потому что в моих словах будет много предвзятости и неточностей – увы, это неизбежно, я человек категоричный и в придачу, чтоб наверняка, просто конченная максималистка. Думаю, ты уже сделала обо мне примерно такие выводы? Что ж, если да, то они окончательно подтвердились с моих собственных слов. Во как лихо, а? К этому времени они уже были далеки от улиц Сентельено. Тавна впервые увидела леса, мелькавшие в свете фар деревья с острыми, прямыми ветками и мощными толстослойными стволами. Синди без труда заметила изумлённый взгляд Тавны. – Согласна, такое в городских условиях можно увидеть в парке, и то с трудом. Местность, конечно, разнообразная: запад, не удивительно, в засушливых каньонах и пустынях, север заполонил собой мегаполис, а часть севера, удаляющаяся ближе к востоку, у нас особенно горная и заполнена густым лесом. Но больших надежд на эту дорогу, проложенную в горы, не возлагай: ветвление всего одно, и ещё есть одна кольцевая поблизости; можно либо отправиться в кажущийся вездесущим мегаполис, поворачивая налево, либо повернуть направо и вернуться в город, точнее на трассу, а там уже решать, бороздить ли дороги пустыни или отправиться к узким улицам городка. Вот и все чудеса проложенной автодороги: труды и финансы титанические, а по сути получится путь в никуда; максимум отрады для тех, кто затосковал по близости с природой… Ну да! В общем, последнее, что я сказала, не совсем правда и, по большему счёту, ерунда, особенно имея в виду, что я успела обосноваться в месте своего единственного спокойного сна, где спокойствие этого сна абсолютно гарантировано в любой сезон и в любое время суток. Тебе, наверное, хочется спросить, откуда – на минутку замечая, кстати говоря! – в мои двадцать три такие владения, в том числе и этот рычащий красавец – спешу разочаровать, об этом тоже придётся слишком долго и нудно рассказывать и считаю, что этого рассказа будет слишком много для одного дня. В общем, я своё сказала, можешь думать обо мне всё, что только заблагорассудится – перед тобой моя совесть чиста. В глуби леса расположился коттедж. Он был в самой лесной гуще, а путь туда вёл настолько сомнительный, что едва ему можно было довериться, особенно когда не стало поблизости верных осветительных спутников – вытянутых фонарных столбов. – Раньше хотелось вырубить лес, но с нынешней моей жизнью он должен остаться в таком состоянии, в котором, собственно, сохранился. А по-честному, нет даже ни средств, ни сил, чтобы управиться с этой лесной густотой. Сразу говорю, внутри делать нечего, ибо даже с непринуждённым видом попить чай не получится – ни у меня, ни у тебя, поверь: обстановка не настолько обыденная… что я несу, она вообще не обыденная! Всё самое лучшее и замечательное для «покроя» людей бунтарской натуры, как Синди, сосредотачивается под землёй. Тавна от таких сюрпризов готова была упасть в обморок. Оставалось тихонько подумать про то, что это семейное наследство, доставшееся Синди от родителей, а те, может быть, не в городе или просто временно оставили дочку, отправившись в отпуск. Синди учила её стрельбе и рукопашному бою, перед тем дав во что переодеться. Обличие Тавны не такое боевое – более спортивное, в фитнес стиле. Её изрядно позабавило, когда Синди умышленно повторила те слова, которые передали Уинтерсы: «Просим прощения, ничего другого вокруг не нашли». Поначалу Тавна отказывалась от того, чтобы её ручкам доверяли огнестрельное оружие, – а потом понимала: приехала для того, чтобы отказываться? Это было так непохоже на неё, но это было не важно, когда она училась целиться, менять обойму и вообще обращаться с пистолетными разновидностями стрелкового оружия. Целый тир с просторной площадью для мишеней и даже для движущихся целей. Отдача – первое зло, пугавшее её до потери пульса, вводя в чувство, что душа вылетит наружу. После кисти не слушались, тряслись, как во время землетрясения. Синди училась у Тавны мило и снисходительно улыбаться, а такая улыбка Тавне напоминала о Гральди. Подумала ли бы заботливая газель, что ей сегодня предстояло учиться самообороне? Она бы давно запротестовала и испугалась громыхающих огнестрельных выстрелов, но пример, который подавала Синди, её дух – вот что изумляло! Выстрел, другой – все мишени наповал! Одна стойка, одно положение руки – вытянута вперёд, и кисть, уверенно обхватившая пистолет. Тавна впервые хмурилась, сравнивая свои неудачи с торжественным успехом Синди. Она почувствовала эту состязательность, даже не за мнимое первенство, а за признание того, что она научилась чему-то большему, чем песнопению и произнесению сладких речей перед публикой. Приёмы, броски, специфические способы ведения ближнего боя, удары и возможное проведение их комбинаций – для своих годов Синди более, чем достаточно подготовлена к суровым сторонам реальной жизни, одну из которых и поведала Тавна. – Все эти знания не мешают оставаться женственной, быть обаятельной и привлекать собой окружающих. Знаю, по мне это не видно, но я такая, какая есть – это не лечится. У тебя всё совсем по-другому, милаха, – лучше моего, не бойся. Подъём у Тавны был таков, что она не удерживалась от того, чтобы посмеяться над самоиронией Синди. – Я не ставлю цель воспитать в тебе уличного бойца, чтобы ты могла крошить всех подряд на салат. Думаю, ты всё сама понимаешь, милая. С одним или двумя ты сможешь управиться, но могут попасться ох какие невесёлые парни или даже суровые и брутальные мужики, которые позарятся на твоё тело и, ещё хуже, на твою жизнь. Кастеты, ножи, пистолеты, я уже не говорю про психов на байках, «санчезах»² или тех, кто внутри салонов автомобилей – все стреляют, если хотят от транспортного средства оперативненько избавиться от намеченной цели. Поверь, я ещё сама многого не повидала и не ощутила, но нужное вложение в жизни уже тем не менее есть. Мне не научить тебя всему, этому нужно посвящать себя и своё тело, а это уже исключительно твой выбор. Синди не ожидала в Тавне такого стремления и неподдельного, самого какого не на есть настоящего, живого интереса. Границы, заданные временем, стёрлись. Она внимала всем её советам, улавливала каждое движение; падала, поднималась, вновь падала, и вновь поднималась, не сдаваясь, – пока вдруг не одолеет матёрую девушку. – Совершенно резко ты меняешься до неузнаваемости – отдыхиваясь, скажет Синди, лёжа на спортивных матах. – Я, честно, никого не учила так, как тебя. Наверное, странно: какая-то чокнутая взяла с собой, увезла в лес, предварительно накормив лакомствами какого-то Вуди… – Меня уже нелегко удивить такими неожиданностями. В этом городке со мной всё происходит неожиданно, я сама для себя становлюсь неожиданностью. Один человек даже говорил, что в этом городке я чего только не найду. Поднимется, но не встанет. Возьмёт её за руку, опустит, чтобы Тавна села вместе с ней. По-дружески положит руку на плечо. – Так непривычно видеть, что ты меняешься. Я вижу то, чего не должна была делать. Вижу, как ты борешься и не сдаёшься… Ну, чёрт! Это даже сверх моих ожиданий. – Что же, я должна была… – Нет-нет-нет, Тавна, всё хорошо, не слушай мой бред. Я… сама не своя. Зато видишь, не каждый день такие потрясения в моей жизни случаются. Я думала, что ты возмутишься и бросишь это – прошептала она, глядя на ярко-белый свет, которым заливался обширный спортивный зал. – Почему ты хоть на часик раньше не пошла к этим проклятым панкам? – Я не к ним шла – усмехнулась Тавна, засияв белоснежной улыбкой. – А что, если бы раньше? – Я бы… – Синди тоскливо смотрела в её изумрудные глаза. – Я бы не отпускала тебя так скоро. Видишь, моя жизнь в борьбе, среди грохота выстрелов, агрессивных ударов и приёмов, не мешает оставаться женственной, просто я неправильно это стала воспринимать, считая за слабину. Ну, ладно, возвращай свой обаятельный облик, то есть одежды… Переоденемся. Почти третий час. Ты от меня не скроешь свой уставший взгляд, блондиночка! Приятно было ей сознавать, что Синди расчувствовалась и даже не пыталась прикрыться мужицкими словцами, интонацией или вообще чем-либо суровым, лишённым нежности и тоски, которую девушка молча разделяла с собой. Тавна будет всё это бережно хранить в своём сердце, особенно ту дорогу назад. Синди хотела оставить её ночевать, но понимала, что её отсутствие в мотеле дурно будет встречено. И вновь дорога – путь, ведущий домой. Негромкий голос Синди, её ледяное спокойствие, с которым она рассказывала – Тавна и это тоже будет помнить... с этого дня. – Ты напомнила мне самое родное в моей жизни – маму, которую я начинала понимать только недавно, только в этом возрасте, когда вокруг меня происходит сплошная неразбериха. Может, ты подумала, что всё это осталось у меня от родителей, но без родителей у меня уже ничего не стало. Да, именно без. Жизнь мамы была непрекращающейся борьбой, с которой она пробивалась, чтобы затем показать мне свою любовь, ласку и заботу – то самое, материнское, которое мы ценим… А потом становимся какими-то дурными и почти забываем это, считая, что сильнее этих воспоминаний и нашего семейного единства. Она была женственной и всегда хрупкой с виду, а временем позже выясняю, что в одном месте она преподаёт уроки бального танца, а в другом – кикбоксинг. Непонимающая детская улыбка – что ещё я могла выдавить? Вся моя жизнь такая – вздорная и невозможная: если расскажу, примут за сумасшедшую, не поверят, естественно, назовут глупой выдумщицей, фантазия у которой ни на что более правдоподобное не тянет. Можешь не поверить, что я обучалась в университете и окончила со специальностью филолога – как тебе, м? Очередная нелепица, но мне не будет до этого дела: подчерпнула какие-нибудь знания, научилась говорить и строить речь – мой предел был чётко обозначен. Где же тот резкий спуск, из-за которого я так высоко подпрыгнула и падала так долго, что приземлилась уже абсолютно другой, точно подменённая? Честно – я не знаю, не помню, забыла... Нет, не могу сказать честно. Я просто жила с мыслью о пустоте родительского дома. Говорю только о маме, конечно; с отцом расклад тебя мало устроит, и это мягко сказано. Он работал строителем. В тот обычный рабочий день она позаботилась о нём, со всем радушием приложившись к готовке, чтобы привезти ему вкусный и сытный обед – готовила изумительно, помню, мне очень-очень хотелось научиться этому у неё… Здесь громче её голоса прозвучал выдох. Пальцы сильно сжали ось руля, которая, казалась, не покорялась ей. – Если она приезжала, то всегда ждала, когда отворят ворота, а потом заезжала, чтобы припарковаться, по возможности, рядом с его автомобилем. На тот момент строилось жилое здание, планировался небоскрёб. За угловым заворотом возводившегося здания жутчайшее из того, что можно представить на территории стройки, дождалось её маленького синего автомобиля: с подъёмного крана сорвался груз – переплетённые цельные и длинные бетонные плиты, длиной со спортивный плавательный бассейн. Их я не считала, но всё равно буду помнить количество (было указано в деталях расследования) – восемь в одной связке. Я не узнала, что осталось от маминого автомобиля. Нет, проблема была не в тяжести груза, а в том, кто был оператором краном. Как думаешь, кто же? Именно – мой отец. Дальше, само собой разумеется, уголовный процесс, длительность которого меня выводила из себя и тут же вводила в состояние звериного бешенства. Единственное, что нужно было мне от этого расследования – узнать, что он был дико пьян. Я только и повторяла: «Как же не свалился, забираясь в кабину?» Передо мной была только отцовская тень: плачущий, умоляющий меня; держал за плечи и тряс, как погремушку, в исступлении. Я не верила – ни одному слову и ни единому взгляду – ничему. Мама иногда рассказывала, как восхищается им: обещает бросить хмель и растоптать его без сожаления во имя счастливой и нормальной семейной жизни. Я уже говорила тебе об употреблении слова «норма»? Кажется, да. Из-за него я уже ничего не жду и ничему не верю. В том числе я не могла ждать делопроизводства, заключение которого – побыть за решёткой три года. Насколько это было серьёзно? Я знала, что этот мерзкий трус перетряс всех своих адвокатов, хотел выстроить их в шеренгу и повести вслед за собой с высоко и гордо поднятой головой, скрывая трусость и нечеловеческий страх. Он хорошо устроился, не знал бед, а дочери можно просто поплакаться, она ведь поймёт и даже станет сострадать бедному папеньке. Как бы не так. Мои восемнадцать – совершеннолетие, торжество тинейджерства. Я в упор ничего не чувствовала и не замечала. Можно сказать, что в глазах было всё черно, как если бы на нашу планету пролили зловонную, пакостную, просто омерзительную чернильницу – такими виделись мне слёзы ничтожества, в которое он превратился. Молчишь, Тавна? Да… Я поступила в университет на тот самый факультет. В двадцать один год я встретила своего отца. Наши улыбки сияют, мы живём, не зная бед, как если бы ничего не случилось, просто ведь папа куда-то ушёл; но что не так, он ведь вернулся! Ура! Папа! Папа… Забытые мною буквы. Забыты навечно. Забыты и похоронены вместе с ним. Могильная тишина, разрываемая дьявольским рёвом «Мустанга», которого взбеленившаяся наездница повела по прямой дороге, но скоро взяла себя в руки, устыдившись при виде перепуганного личика Тавны. – Прости мне этот идиотизм, Тавна, прошу, прости. Я не стала бы дожидаться этого козла, чтобы он вернулся после и без того урезанных трёх годов как после курортного тура. Никакой ему тюрьмы, только гроб, наглухо забитый крышкой и закопанный в лесной глуши. Синди – маньячка, опасна для общества. Убила, по сути того дела, ни в чём не повинного папочку. Своего родного отца, как же так! А ведь даже инициативу проявила, сделав гроб и фанатично прокопав до самой глины, а после засыпала, не жалея сил, когда безразлично бросила этот деревянный ящик. Поэтому я остро реагировала на мысль о заслугах. Он получил по заслугам, и это говорю не я, а сама жизнь, в которой он допустил такой уродский, гадский, самый низкий поступок. Да, от несчастных случаев мы не застрахованы, но почему нельзя достойно и адекватно принять на себя ответственность за содеянное? Я не настолько принципиальна, просто этот вопрос я задавала ему в лоб, но, оказывается, никогда бы не нашла ответа. Ну, доченька обо всём позаботилась. Свет угас – спи мёртвым сном. Она довезла Тавну, которая была без чувств. Дыхание – её ли оно? Самые глупые слова уходили в бесконечность и в этой бесконечности обволакивались нитями глубочайшей философии экзистенциализма и всего человеческого существа, которое представлено в воплощении Синди – мстительного духа во плоти. – Скоро ты будешь дома, среди своих, Тавна… Милая Тавна. Прости, наше расставание совсем не тянет на дотошный «happy end» и радуга не просекает над нами облака – их и нет, одни эти чёртовы тучи, идущие сплошняком. Так же было у меня внутри – беспросветные, угрюмые тучи – тьма. Я очень надеюсь, что у тебя есть дом и семья. Может, ты хочешь чего-нибудь другого? Прости, я буду нести лирический бред, и всё, что я хочу сделать – избавить тебя от него. Желаю тебе света в жизни, ценить саму жизнь и бороться за неё с каждым новым вдохом наперекор остальным, желающим прекратить твою жизнь и надругаться над ней. Конечно, не все такие желающие, но ты уже поняла, что без них никуда.Will my happiness return? … Future expectations there? Hopeful promise anywhere? Will my happiness return? … Will the rainbow bridge my ways? Will there be glorious days?³
_________________________________________ Название части составлено по названию «The Wolf Among Us» – «... эпизодическая графическая приключенческая игра в жанре нео-нуарного детектива» (Википедия) и сопряжено с треком «Joker and the Thief» рок-группы Wolfmother. ¹ Metallica – «Halo on Fire» (альбом «Hardwired… to Self-destruct», 2016 год). ² (англ. Sanchez) Модель мотоцикла, относящаяся к игровому канону GTA. ³ Darkseed – «Many Wills» (альбом «Diving into Darkness», 2000 год).