2.52

Мучительно смотреть в потолок. Ночью, мечтая о сне, но всё равно его отрицая. Болезненное ожидание не даёт покоя, проникая под кожу и вызывая мелкую дрожь в пальцах. Машина за окном, что фарами проецирует ветви дерева, превращая их в искажённый кошмар. И, наверное, всё это излишне просто и не привлекает внимания, но сознание цепляется за каждую деталь, маниакально выжигая на обратной стороне глаз. Даже сомкнув веки можно повторить этот узор теней, каждую трещину издевательски ровного потолка. В комнате душно, хоть окно и открыто. Магнус медленно выдыхает весь кислород из лёгких, закрывая глаза. От усталости выть хочется. От неизбежности и долбанной жажды начать всё сначала, но пустить на этот раз по самому худшему сценарию. Чтобы не было и шанса всё вернуть. Чтобы раз и навсегда. Навсегда, даже если этого «навсегда» не существует. Он открывает глаза, сразу же обращаясь взглядом к часам у кровати. 2.52 Задерживает дыхание, когда ожидание достигает апогея. Его мелко трясёт в преддверии того, что случится. Это каждый раз одинаково. Но сколько бы он себя не готовил, сколько бы не повторял, что это пройдёт. Потому что всегда проходит. Боль накрывает так же неожиданно, как и в первый день. Медленно разгорается в груди, разливается чем-то тягучим вдоль позвоночника, чтобы после током пронзить всё тело, заставляя дугой выгибаться, да зубы сжимать, боясь в порошок их стереть. Это не может быть привычным, но оно им и является. Константой дня. Доказательством, что у него не всё паршиво. Где-то там, далеко от него — есть тот, кому хуже во сто крат. Тот, кто не выдерживает, пытаясь свою жизнь оборвать. Каждый день. Каждый раз. Каждые 2.52 утра.

***

Он был в кофейне с друзьями. Точнее с Катариной и Рафаэлем. Рагнор придти не смог. Но это Рагнор, никто уже не удивлён. Лосс как раз спорила с Сантьяго, а официантка принесла их заказ. Магнус мило улыбнулся девушке, когда случилось это. Боль скрутила сильнее прежнего. Калёным железом обрушилась на него, плавя кости и прожигая нервы. Его будто били током под максимум не переставая. Из глаз бежали слёзы, а горло болело от крика. Беглый взгляд на часы на стене, хоть и мысль в голове крутилась — что ещё рано, сейчас день, а не ночь. Глаза натыкаются на проклятые 2.52 Магнус понимает, что случилось что-то ужасное. Настолько ужасное, что перекрывает всё остальное. У него это в голове не укладывается, ни пока приступ продолжался, ни после, когда он пришёл в себя. Катарина с силой сжимала его руку, Рафаэль матерился на испанском, пытаясь справится с паникой. Магнус не говорил им. Не сказал бы, не будь этого показного выступления. Сейчас же в глазах Лосс плескалось болезненное понимание с жалость напополам. И противно от этого. От того, что поделать не можешь ничего. Его соулмейт убивал себя раз за разом, не в силах умереть. Магнус тоже умереть не может. Потому что соулмейты не умирают.

***

Магнус нервно вытаскивает сигарету из пачки и закуривает, излишне апатично смотря перед собой в никуда. Морозное утро с перилами, покрытыми инеем. С холодом, что цепляется за щёки и уши. Плевать, пальцы он уже почти не чувствует. В голове все те истории про соулмейтов всплывают сами. И кажутся они больше какой-то слишком слащавой сказочкой. Лишь идеализированной мечтой. Он прикрывает глаза, затягиваясь, а после с силой сжимает пальцы на фильтре. Почему в этом мире нет ничего из разряда «сказки»? Почему обязательно должны быть сложности, которые всё хорошее и светлое заливают чёрным, превращая в серое? Между соулмейтами эта связь была самым большим наказанием: когда один из них умирает — второй это чувствует, переживая и практически сам умирая. Но соулмейты бессмертны. И вероятность оказать одним из них так мала, что многие предпочитают забыть, что вообще есть родственные души. Магнус и забыл. Забыл, пока не проснулся в 2.52 ночью, переживая первый приступ боли. Тогда многое встало на свои места. Но искать свою родственную душу он не хочет. И не в том дело, что нет желания увидеть того, кто ему предназначен. Магнус, как и все, желает счастья и любви. Самой настоящей и искренней. Только вот понимает он происходящее куда лучше, чем может показаться со стороны. На какую искренность можно рассчитывать от человека, который не ценит собственную жизнь? Который убивает себя каждую ночь? Который знает, что причиняет этим боль и другому… Сигарета истлевает до фильтра, пепел осыпается к ногам. Магнус тушит её о перила, всё также не чувствуя пальцы, а после заходит внутрь. Он не знает, что будет делать, если увидит своего соулмейта однажды. Бейн просто надеется, что этого никогда не произойдёт.

***

В метро не так много народу. Время приближается к десяти вечера. Сумка с проектами из университета оттягивает плечо, но Магнус лишь поудобнее перехватывает её, дожидаясь своего поезда. Его охватывает странное беспокойство. Медленно, но по возрастающей. Словно должно что-то произойти, но вот что… Никак понять не получается. Из раздумий его вырывают голоса. Несколько человек, чуть меньше десяти, столпились у стены полукругом. Женщины ахали и причитали. Мужчины матерились сквозь сжатые зубы, пытаясь к кому-то подойти, но после лишь психовали и отходили на прежнее место. У Магнуса в груди всё похолодело. Пальцы нервно сжались вокруг лямки сумки, а в горле образовался ком. Ноги понесли его туда сами. «Зачем?», «Почему?», «Что за чертовщина?». Всё потонуло в какой-то неестественной тишине, с отдалённым звоном в ушах. Магнус протиснулся сквозь двоих мужчин, а после и замер там, не в силах пошевелиться. Парень сидел на полу, привалившись спиной к стене. Всё его лицо было в крови и ссадинах. Тёмные волосы прилипли с одной стороны к виску, видимо, там тоже была рана… Он смотрел перед собой, ничего не видя. До тех пор, пока не столкнулся взглядом с Магнусом. Бейн почувствовал, как у него земля из-под ног уходит. Как всё остальное неважным стало. Как эти каре-зелёные глаза на него лавиной обрушились, напрочь всё остальное уничтожая. Всего три шага, под насмешки и удивлённые перешёптывания, которые до ушей всё равно не долетали. Брюнет голову поднял, так и не разрывая зрительного контакта. Молчал, но понимание происходящего — оно одно на двоих было. Бейн коротко, но сильно бьёт его по лицу, вкладывая в это всю свою ненависть, всю ту боль, которая по ночам его на части разрывала. А после его колени подкашиваются, и глаза начинает жечь от слёз. Руки тянутся к этому темноволосому парню, притягивая к себе и крепко прижимая. Облегчение накрывает вместе со слезами, которые сдержать сил не хватает попросту. Брюнет утыкается ему в плечо лбом, стискивая пальто на спине израненной рукой, оставляя кровавые разводы на одежде, но… Плевать. Боль медленно в груди утихает. Позволяет дышать, отпуская всё это дерьмо, что в душе скопилось вместе со слезами. — Их нет. Никого не осталось… Я не хочу так жить… — ломкий и хриплый голос на грани истерики наотмашь бьёт Бейна по лицу. Он лишь крепче сжимает парня в объятиях, пытаясь выстоять под грузом вины и стыда за мысли. За незнание. За понимание, которое теперь давит на виски. — У тебя есть я. Всегда буду, — и слова эти кажутся правильными. Верными. И не столько для брюнета, сколько для самого Магнуса. Ведь соулмейты не умирают. Значит, они попытаются.