Он просто утонул.

Пиздец к жизни Вани подкрадывался очень медленно, но очень заметно. Он не мог сказать точно, когда это все началось. Вся эта ломка. Когда в его груди начала разрастаться огромная дырень. Возможно, это началось в тот самый день, когда зашуганный и занудный Данила стоял прямо перед ним и не мог выдавить из себя и слова. Просто потому, что не знал, что нужно говорить. Просто потому, что он все еще был в шоке. Как и сам Ваня. Вот только Иван говорит много и всегда. Возможно, это началось тогда, когда Даня познакомился с Элей. Когда между этими двумя начинало что то предупреждающе шипеть, будто сейчас заискрится. Когда всем было плевать, что между Данилой и Ваней уже что-то искрило. Когда всем было плевать, что таких искр будет еще много. Ведь есть Ариэль. Забудем про Ивана-дурака. Он только мешается. Плевать на него… Возможно, это началось тогда, когда Ваня впервые увидел Даню сидящего за одной партой с Элей. Когда он не понял кого к кому ревнует. Когда желание оттащить их друг от друга было выше собственного разума. Когда ему было нестерпимо больно. Потому что Данила забрал у Ивана все. Ноутбук, гордящихся родителей, комнату, личное пространство и друга детства. Потому что Даню у Вани тоже начали забирать. Возможно, это началось гораздо позже. Когда он почувствовал на своих губах совсем не её дыхание, когда на его талию приземлились совсем не её руки, когда он притянул для поцелуя совсем не Элю. Когда поцеловать человека напротив после осознания всего этого захотелось лишь сильнее. Когда он понял, что с удовольствием сделал бы это, если бы его не оттолкнули. Когда он понял, что ревновал совсем не того человека. Когда он почувствовал себя так гадко и мерзко лишь из-за одного взгляда напротив. Когда ему впервые в жизни захотелось врезать себе и Эле. Не просто врезать, а избить до полусмерти. Потому что они предатели. Потому что они не достойны Данила. Они – два мерзких прогнивших трупа, что посмели прикоснуться к чему-то прекрасному и наивному, несмотря на все занудство. Когда он убил те зародыши их нормальных отношений за несколько секунд. Одним махом. Возможно, все это началось тогда, когда несмотря на эту мерзость со стороны Эли и Ивана названный брат просто простил их. Позволил опять подобраться близко. Слишком близко. Просто потому, что они были дороги Дане. Когда Ваня готов был визжать и прыгать от радости, потому что его поняли. Его вновь приняли. Побитого щенка, что сидел внутри все то время, вновь приютили. Возможно, все началось вместе с отношениями Эли и Данила. Когда парень начал все чаще пропадать ночью и днем. Ведь «Я всегда прикрываю твою задницу, Вань». Потому что «Я просто хочу встретиться с любимым человеком, Иванов». Когда Иван был опустошен полностью. До последней капли. Когда его Даню все-таки забрали. Когда он вновь остался один. Когда его просто бросили. Когда щенок вновь заскулил в поисках хозяина. Когда Ваня просто не мог противостоять им больше. Даже не из-за того, что их «любовь» такая сильная и все выдержит. Нет. Просто его Данила должен быть счастлив. Даже если его счастье – не ты, а соседская девчонка. Даже если ночью от боли ты бесшумно кричишь в подушку, а по твоим щекам предательски катятся слезы. Плевать. Все забыли про Ивана. Даня должен быть счастлив, даже если не с ним. Ваня не мог вспомнить точно, когда этот пиздец начал зарождаться. Когда он начал стремительно разрастаться. Но он прекрасно помнил, когда он просто утонул во всем этом. Он просто захлебнулся, когда в комнату через окно ввалился пьяный грязный и провонявший сигаретным дымом Данила. Его Данила. Который против всего этого. Против пьянок, против курения, и когда-то давно против отношений. Она просто испортила его мальчика. Он окончательно погряз во всем этом, когда этот самый Даня просто спокойно завалился на кровать к все еще сонному Ивану. Когда он просто прижался к Ване как испуганный потерянный котенок. Когда Иван прижал его сильнее в ответ. Когда он гладил его спину интересуясь, что произошло. Когда Данила полушепотом неразборчиво объяснял, как они с Элей поссорились, как ему было плевать, каким чудовищем он чувствовал себя из-за этого, как он полюбил не ту. Точнее даже не полюбил. Он просто решил так отвлечься. Потому что Эля была классная. Потому что Эле он тоже нравился. Потому что с тем, кто ему действительно был нужен, у него шансов нуль и даже меньше. Он просто утонул, когда на вопрос Ивана о том, кто же этот человек, ответом было лишь совсем тихое и забитое «ты». Когда потрепанный жизнью щенок, весь трясущийся и весь в ссадинах от попыток Вани заткнуть его хотя бы на мгновение, наконец счастливо залаял. Когда на глаза навернулись слезы. Когда он впервые за такое долгое время позволил себе поцеловать Даню. Когда ему ответили. Когда между Ваней и Данилой опять что-то заискрилось. Уже в миллионный раз. Из легких вырвался последний воздух, когда они стали его делить на двоих. Когда руки пытались изучить каждый миллиметр чужого тела. Когда хотелось запомнить все и не выпускать из памяти долгие годы. Когда Иван просто затыкал свой разум, что кричал о том, что Даня пьяный, что Ваню просто используют, что для Данила на следующий день это все окажется одной огромной ошибкой. Он затыкал его, потому что не хотел думать об этом. Не хотел верить в это. Не в такой момент. Не тогда, когда он наконец почувствовал себя счастливым. Нет. Когда он наконец воплотил одну из своих многочисленных ночных фантазий в реальность, а Даня не был против. Дане нравилось это настолько же сильно, как и Ивану. Он точно был уже на самом дне, когда утром просто кивал на «Прости, я был в отчаянии» и «Мы же можем просто забыть» со стороны Данила. И плевать, что нет. Плевать, что Ваня точно не сможет это забыть. Потому что несмотря на алкоголь, сигареты и грязь, ночью рядом с ним был его Даня. Такой родной, тихий, смущенный Даня. Даня, которого он знал и помнил. Даня, которого Иван полюбил. А уходил от него днем Данила Эли. Данила, который подсел на девушку. Который сходил по ней с ума почти на столько же сильно, как сам Ваня сходил с ума по Дане. Данила использовал Ивана, подкупив его образом Дани. И черт, это действительно больно. Больно настолько, что Ваня просто разрыдался в тот самый момент, когда за Данилой закрылась дверь. Хотелось переломать себе все кости, чтобы заглушить физической болью душевную. И он отпустил Даню к Эле. Потому что Даня должен быть счастлив. А Ваню просто забыли. А Ваню просто использовали. И там, на дне, Ивана точно не найдут и не спасут. Потому что через несколько дней он вновь позволил себя использовать. Потому что в такие моменты Ваня тоже был счастлив. Потому что в такие моменты они были счастливы вместе. Потому что Даня становился только его.