Часть 1
29 октября 2017 г. в 13:24
Она никак не могла начать. Уже как час вглядывалась в монитор компьютера, где во все пиксели светилось выбранное лицо, и нервно кусала пальцы.
Она впитывала.
Каждую чёрточку, каждую морщинку, шероховатость. Так, наверное, Пигмалион рассматривал свою Галатею, когда наконец-то закончил работу.
Но она-то свою работу даже не начинала.
У всех творцов бывает своё наваждение, своя Муза.
Или Муз.
Который обрушивается на голову из ниоткуда, ломает прежние вкусы и стереотипы, который рождает страх и восхищение. Он заставляет творить, но пугает невозможностью охватить ту эмоциональную составляющую, дикий импульс и потные ладони, что вызывает одним своим появлением.
Так и это лицо, которое не вписывалось в канонные рамки красоты, не подходило по вкусу лично ей – заворожило. Оно не даёт спать, не даёт спокойно сидеть. Оно призывает творить, но и не даёт начать.
Как можно нарисовать, передать всё это?
Упрямый и чувственный изгиб губ, величавый лоб, чёрные и блестящие глаза, острый и пронзительный взгляд, волевой подбородок и сильная шея, широкий разворот плечей… Всё это было так красиво, если брать каждую черту в отдельности. Но в совокупности всё выглядело несколько иначе.
Асимметричный, словно созданный из геометрических фигур.
Но при этом так прекрасен в своём несовершенстве.
Она видела много портретов этого лица. Видимо, не одна она была сражена геометрией совершенства этого идола.
Но все эти работы были пусты, ни о чём. Они были похожи на бледные копии оригинала, сила и мощь лица пробивалась через эти работы с трудом. Словно сквозь бессонницу и недосып.
«Копия, снятая с копии, сделанная с ещё одной копии»(с).
Она нерешительно провела линию на бумаге.
Стёрла.
Ещё раз.
Стёрла.
Проклятие!
Это не свидание, это твоя работа! Такая же, как сотни других.
И она снова упрямо посмотрела на лицо.
Я тебя нарисую.
Нарисую!
Линия сменяла другую, рубленые и короткие штрихи.
Глаза, скулы, рот, чёлка.
Тени, полутени.
Жарко, невыносимо душно, она стянула с себя рубашку и продолжала работу в одном белье, то и дело жадно бросая взгляд на монитор.
Лоб, брови.
Шея, щёки.
Он словно оживал под её рукой, с каждой минутой, с каждым мгновением работы – она всё отчётливее ощущала близость и в какой-то момент ей почудилось, что он стоит за спиной и она слышит его дыхание.
Чувствует.
Девушка прыснула. Интересно, так начинается шизофрения?
Но, удивительно - ничто её не пугало сильнее того, что эта связь, мираж может закончиться, прерваться. Она работала неистово, на лбу и между лопаток появилась испарина, приоткрытый рот хватал воздух. А его лицо становилось всё живее, ярче, совсем не походившим на копию.
Глаз, скулы, рот, чёлка.
Подбородок, шея, плечи.
Резче, размашистее, ярче, живее. Словно вот сейчас упрямые губы шевельнутся и улыбнутся на листе, а прорисованные плечи продолжатся руками и сотрут пот с её уставшего лица. А мощный цитрусово-пряный запах ударит в нос, потому что лицо будет так близко, что она сможет вцепиться в его чувственную губу и отомстить собственному шедевру за все мучения.
Она не сомневалась, что он пахнет апельсинами и специями. Как же ещё.
Поэтому и рисунок горел яркими красками, словно залитый полуденным солнцем, отдавая всю страсть и необычность, непримиримость и силу.
Она черканула подпись в углу рисунка и сломано выдохнула.
Она не могла поверить, что портрет готов.
В окно стучалась заря, и зимний пейзаж начал проступать, как проявляющаяся фотография.
Они встречали рассвет вместе.
Она и её шедевр.
Портрет был прекрасен. Она это понимала.
Но понимала и другое.
Что только одному богу известно, что же происходило сегодня ночью между ней и лицом совершенно незнакомого человека.
***
Мужчина проснулся резко и как-то сразу. Словно кто-то или что-то пихнуло его в бок. Из-за смены часовых поясов и бесконечных съёмок его режим потерпел крах. Он никак не мог придти в себя и выспаться.
Усталый и разбитый.
Солнце клонилось к закату, но мегаполис не спешил успокаиваться.
Этот город никогда не спит, как и волки с Уолл-Стрит.
Он встал, неспешно подошёл к окну. Растёр жёсткую щетину на щеках,скулах.Задумчиво поджал губы.
Усталости не было. Разбитости тоже.
Удивительный сон.
Жалко, что всего лишь сон. Потому что та девушка, в одном белье и его объятьях была необыкновенна хороша…