Сферы влияния

      Почти полминуты Майкрофт молчал, глядя куда-то поверх левого плеча Гермионы, и она почти с облегчением решила, что сейчас прозвучит что-то вроде: «Да, я уже обедал» или «Я не обедаю». Однако он ответил совершенно иное:         — Ещё нет. Буду рад… составить вам компанию.       Он поднялся со стула и, не выпуская из рук зонтик, жестом предложил покинуть кабинет и даже вежливо придержал дверь.       Идя сюда, Гермиона едва ли сознавала, что её окружает, но теперь смогла оценить обстановку: британское правительство располагало поистине роскошным зданием. Стены были отделаны светлым деревом и увешаны картинами — портретами государственных мужей разных эпох и изображениями батальных сцен. Гермиона узнала только часть сюжетов — например, смерть адмирала Нельсона, реставрацию монархии при Карле II и коронацию королевы Виктории.       Пол был застелен плотным ковром с тёмно-зелёным ворсом, основательно потёртым множеством ног. Людей почти не было видно — только дважды мимо прошмыгнули секретари с кипами бумаг и однажды прошёл важный седовласый мужчина в круглых очках почти на кончике носа. Они с Майкрофтом прохладно раскланялись, не произнося и слова.       Лифт — старый, но с парадной золотой отделкой, тоже был пуст. Майкрофт вошёл первым, рукоятью зонта ткнул в кнопку нулевого этажа (1).       Двери закрылись, и Гермиона вдруг пожалела о том, что вообще предложила пообедать вместе — лучше было бы в одиночку пережить последствия общения с Бруком, чем хотя бы минуту провести вот так, в тесном замкнутом пространстве наедине с Майкрофтом Холмсом. Когда между ними не осталось спасительных четырёх-пяти футов пространства, его давление стало ощущаться физически. Гермиона не позволила себе зажмуриться, но прикусила изнутри губу — Холмс подавлял её, буквально вжимал в стенку лифта этой невидимой, но ощутимой силой.       Нельзя было сказать, замечает он это или нет — он смотрел на потолок с крайне задумчивым выражением лица и, похоже, решал какие-то свои вопросы, во всяком случае, взгляд был расфокусированным.       Гермиона тяжело выдохнула, укрепила окклюментный щит и чуть отстранилась от стенки лифта, постаравшись сосредоточиться на деле. Она сегодня попробовала заглянуть в сознание Брука — и ей этот опыт не понравился. Однако выбор у неё не велик — код-ключ нужно было уничтожить, а значит, в безумном лесу самоубийц придётся искать дорожки.       Она не успела додумать эту мысль до конца — звякнув, лифт остановился. Двери медленно разъехались в стороны, и Гермиона, пожалуй, чуть поспешнее, чем следовало, вышла наружу, в светлый просторный холл.       Майкрофт последовал за ней, и они беспрепятственно вышли на улицу, на Уайт-холл, шумный и полный туристов, стремившихся либо от Трафальгарской площади к Парламенту, либо в обратном направлении.         — Где вы предпочитаете… обедать? — спросил Майкрофт медленно.       В данный момент Гермиона предпочла бы голодовку. Но протянула ему руку, намекая, что хочет переместиться в более подходящее место.       Он, кажется, колебался, но потом едва ощутимо дотронулся до её пальцев своими, ледяными. Гермиона не сдержала дрожь, но заставила себя схватить его за руку крепче и аппарировала в самый конец Мерилебон-роуд, где, в одном из тупиков, располагался дорогой, но очень приятный ресторан — из тех, куда редко заглядывают зеваки.       У него было и ещё одно достоинство — здесь принимали галеоны, а на заднем дворе располагался удобный закуток для аппарации.       Майкрофт никак не прокомментировал её выбор, только наклонил голову чуть на сторону и с интересом взглянул на кончик зонта, будто проверяя, не испачкался ли он.       Внутри было тихо и практически пусто — только пожилая пара обедала за столиком возле окна. Гермиона и Майкрофт расположились на максимальном удалении от них, причём, кто бы сомневался, Майкрофт сел так, чтобы оказаться в тени, предоставив Гермионе, казалось бы, более удобное, но и значительно лучше освещаемое кресло.         — Вы часто посещаете подобные… заведения? — проговорил он, когда официант принял заказ и удалился.         — Время от времени, — ответила Гермиона. — А вы — редко?         — Время от времени, — процитировал он её же слова. — У меня нечасто бывает желание… бывать в обществе.       Почему-то невольно Гермиона вспомнила фотографии Майкрофта из досье — того толстого и закомплексованного ребенка, каким он был, а ещё — те подсмотренные воспоминания, за которые ей до сих пор было стыдно.       Под влиянием этих мыслей она сказала:         — Вы не любите людей.       Майкрофт приподнял одну бровь в недоумении.         — Отчего же… достаточно любопытная форма организации жизни.       Гермиона хмыкнула. Пожалуй, он действительно должен был считать себя существенно отличающимся от остальных людей — так же, как и его брат. И как их дядя.       Сердце болезненно кольнуло, улыбаться расхотелось. Гермиона отвела взгляд и постаралась сосредоточиться на изучении потёртостей и царапин на добротном деревянном столе.         — Что заставило вас… — проговорил Майкрофт задумчиво, — влезть в политические игры, Гермиона?       Она сглотнула.       Что заставило… Она влезла в них очень давно — ещё до того, как научилась понимать, что мир не делится на чёрное и белое, что он весь серого цвета и похож на трясину, затягивающую и не позволяющую выбраться.         — У меня не было особого выбора, — сказала она наконец.       Майрофт скривил губы, став на короткое мгновение очень похожим на Шерлока.         — Хотите сказать, что выбор есть всегда? — Гермиона попробовала улыбнуться.         — Нет, — коротко ответил Майкрофт.         — Что вас заставило влезть в политику?       Вопрос был глупым — Гермиона поняла это ещё до того, как последний слог сорвался с губ. Кем мог бы быть Майкрофт еще? Разве что учёным?         — Очевидно, тот факт, — заметил он ровно, — что я недостаточно усидчив для науки.       «А ещё тот факт, что младший брат нуждается в постоянном присмотре», — подумалось Гермионе, и она, не до конца отдавая себе отчёт в том, что делает, произнесла это вслух. Только на миг закаменевшая челюсть выдала его напряжение.         — Сантименты мне чужды, Гермиона, — сказал он очень холодно, — в том числе и по отношению к Шерлоку Холмсу. Не стоит приписывать мне эмоций, которые я не способен испытывать.       Яснее намекнуть на то, что это нежелательная тема, было нельзя — и Гермиона заговорила о погоде. Когда принесли обед — Майкрофт отдал предпочтение постному мясу с овощами, но Гермиона видела, что он долго разглядывал разворот с десертами, — беседа прервалась. Гермиона заказала рыбу и постаралась сосредоточить все внимание на ней, однако то и дело кидала короткие взгляды на своего собеседника. Разумеется, он ел с невероятной аккуратностью, очень изящно обращаясь с вилкой и ножом — так, словно находился на приёме в Букингемском дворце. Он не прикасался к телефону, ни разу не отвлёкся на разглядывание интерьера и, не считая пожелания приятного аппетита, не произнёс ни слова до тех пор, пока его тарелка не опустела. И только промокнув тканевой салфеткой губы и отложив приборы, он сказал:         — В моей семье никогда не было принято потакать сантиментам и действовать под влиянием чувств. В отличие от вашей, я полагаю, — и тонко улыбнулся.       Это был виртуозный, тонкий и точный удар — маленькая месть за то, что она заподозрила в нем искру человечности. Гермиона проглотила последний кусочек рыбы, тоже вытерла губы и ответила с вызовом:         — У нас действительно всегда была принята искренность.         — Искренность сродни несдержанности.       Официант убрал тарелки и поставил чайный прибор. Гермиона потянулась было к чайнику, но Майкрофт опередил ее со словами:         — Я разолью (прим. в оригинале эта фраза звучала бы как «I'll be mother», что дословно переводится как «Я буду матерью» — от старой английской традиции, по которой чай разливает самый авторитетный человек в доме, чаще всего — мать (2), — Гермиона чуть улыбнулась этой старомодной фразе, но не стала спорить и внимательно наблюдала за тем, как он наливает чай, как придерживает крышечку заварочного чайника и как точно отмеряет количество молока — действительно, как на приёме. Излишне официально.       Гермиона взяла себе чашку и ответила на реплику, поданную несколько минут назад:         — В нашей школе есть четыре факультета. И только один из них считает хитрость и скрытность достоинством. Характерно, что наибольшее число тёмных магов вышло оттуда.         — Полагаю, это не ваш факультет. Вам присуще некоторое… безрассудство.         — «Гриффиндор славен тем, что учатся там храбрецы, сердца их отвагой и силой полны», — нерадостно процитировала Гермиона строку одной из многочисленных песен Распределяющей Шляпы.         — Храбрость… — Майкрофт качнул головой, — храбрыми называют людей в том случае, когда не хотят назвать глупыми. Эвфемизм в некотором роде. Уму присуща осторожность. А вы… вполне умны.         — Вы спрашивали, как я попала в политику, — Гермиона отпила чаю, — мне было двенадцать, когда передо мной встал выбор: не дать волшебнику, десять лет назад чуть не уничтожившему и магическую, и маггловскую Британию, обрести силы, или быть разумной и осторожной.       Боковым зрением она видела, что Майкрофт поставил чашку на блюдце и чуть наклонился вперёд, опирая локти в стол.         — В вашем выборе сомневаться не приходится.       В углу стояла кадка с пальмой.       У нее были тёмные листья — на них падало слишком мало света, чтобы они были свежими и яркими, — и шероховатый ствол. Гермиона смотрела на пальму, не находя в себе сил смотреть на Майкрофта.         — Вы похожи на моего брата. Несдержанны, импульсивны, безрассудны, берёте на себя ответственность за то, за что ответственности не несёте, игнорируете советы, — казалось, он должен был сделать какой-то вывод, резюме — но он только откинулся на спинку стула. Гермиона резко повернулась к нему и сказала то, что никогда не думала сказать ему вслух:         — А вы похожи на василиска, короля змей. Не испытываете эмоций, сострадания, жалости, зато способны убивать взглядом.       В этот раз нанесённый удар оказал на Майкрофта влияние — с его лица схлынула краска, губы побелели, но улыбка осталась — только теперь в ней не было даже наигранного добродушия.         — Верное впечатление, — сказал он тихо. — Постарайтесь сохранить его в памяти…       Он не договорил: «Когда в следующий раз задумаете пообедать со мной», — но Гермиона это поняла. Вежливо, корректно, не произнеся ни единого жёсткого слова, Майкрофт Холмс заставил её вспомнить о том, что он не столько человек, сколько аналитическая машина.       Возможно, Гермиона сказала бы что-то ещё — что-то, что сгладило бы впечатление от этого разговора, может, извинилась бы за свои слова, пусть и правдивые, но излишне жестокие, но не успела — в тёмном углу ресторана засеребрился патронус. Гермиона едва успела наколдовать над собой и Майкрофтом барьер, скрывший их от взглядов магглов, как патронус обрёл форму рыси и низким голосом Кингсли произнес:         — Гермиона, ты мне нужна. Жду тебя в кабинете в течение часа.       Обед был окончен.       Примечания:       (1) — как и в ряде стран Европы, в Британии первый этаж — это тот, который находится над уровнем земли (для нас — второй).       (2) — эту фразу Майкрофт произносит в «Скандале в Белгравии», разливая чай в Букингемском дворце. В переводе она звучит как «Я поведу», но, как вы понимаете, смысл несколько иной.