птицы

Птицы не дают Илье уснуть по ночам. Яркие звезды, из-за далеких расстояний превратившиеся в точки, которые не отличить друг от друга, сверкают на безоблачном небе, и весь беспощадный грохот, что рушится на город при свете золотого солнца, наконец затихает. Редкий мотоцикл со скрежетом проносится по асфальту, редкий запоздалый путник, добравшийся до дома позже, чем планировал, виновато хлопает входной дверью, что-то бормоча то ли в трубку телефона, то ли себе под нос. Редкий звук нарушает тишину погрузившегося в сон уставшего города. Илья, однако, не спит. Илья слушает пение соловьев. Тихой, спокойной ночью соловьи начинают петь, петь свою робкую, неуверенную, но такую красивую и мелодичную песню, что ей, даже если непроизвольно, невозможно не поверить. Как тысячи людей до него, Илья вслушивается и слышит в этой песне свою собственную историю. Чем она отличается от тысяч до нее?.. Пожалуй, ничем, кроме времени, места действия и имен; остальное пролетает через годы и века, через моря и континенты, ни капли не преображаясь. Светлое чувство, витающее в воздухе, горящее ярче, чем все звезды во Вселенной, поразило его не первого и не последнего, и он знает это. Не он один за все существование человечества вылавливал в соловьиных песнях знакомые нотки, веря, что мелодия звучит для него лишь одного; не он один не разочаровывался, понимая, что песня одна для всех — ведь это значит, она своя для каждого. Илья слышит знакомый, гораздо больше, чем знакомый голос, слышит резкий, но приятный запах мужского одеколона, смешавшегося с ромашковым чаем и дождем, и видит, как на кинопленке, кадры из жизни. Пикник на уютной полянке, скрытой могучими дубами от нежеланных гостей. Кресло напротив камина, в котором полыхает огонь, и приветливо распахнутая недочитанная книга с цветастой обложкой. Бордовая олимпийка, чуть узкая в плечах и с явно коротковатыми рукавами, но кажущаяся самой удобной и теплой из всех вещей, что есть в гардеробе. Даже не вслушиваясь, даже стараясь не обращать внимания на соловьев, Илья отчетливее всей остальной музыки в голове — а мелодий он знает немало — слышит простую, ненавязчивую песню. Соловьи поют вопреки законам, желаниям, логике, приметам. Соловьи поют, не видя и не зная преград. Птицы не дают Илье уснуть по ночам. Даже когда небо заволакивают тучи, а окружающий мир становится мутным и почти однотонным из-за стены дождя, соловьи не замолкают. Песня скромных птиц, прячущихся от ливня под листьями деревьев, звучит чуть тише, чуть менее отчетливо, но не прекращается ни на секунду. По окнам и крышам барабанят тяжелые капли, ночные водители гонят свои машины, пока дороги не превратились в реки, и в воздухе витает суета и неосторожность. Звуков, смешавшихся в один, множество. Илья не спит. Илья выбирает из всей какофонии осторожную соловьиную песню. Старается. Весь мир грохочет, крича все громче и громче, но соловьи динамику не поддерживают, звуча все тише и тише. Скрежет по асфальту шин автомобиля, мгновенно сбросившего скорость, далекий, но приближающийся раскат грома, и соловьи медленно исчезают, оставляя лишь тени после себя. Из ночной тьмы появляются нахальные черные вороны, и в их карканье растворяется прекрасная соловьиная песня. Илья не спит — вороны не умеют петь, но надрываются, их не хочется слушать, но приходится, историю их далекой от совершенства песни нет ни малейшего желания примерять на себе, но, когда она перекрывает все остальное, не остается выбора. Илья слышит голос, так искаженный злостью, грустью и разочарованием, что он с трудом узнаваем, слышит запах плесени и безвкусного дешевого одеколона, и видит черно-белые, словно чертежные зарисовки. Груда срубленных деревьев там, где раньше был роскошный, богатый лес. Тлеющие угли, не дарящие ни света, ни тепла — только дым. Внезапно опустевший шкаф с захлопнувшейся дверцей, которую не получается открыть. Вороны не поют; вороны шумят целую вечность, что длится от пары секунд до нескольких лет, пока, наконец, не перестают. Одни мигрируют, решив, что пришла пора исполнить свое душераздирающее представление в другом городе, другие улетают временно, чтобы напиться и набраться сил, а потом вернуться и продолжить. Ворон, в темноте похожих на призраков, не слышно и не видно. Дождь стихает, и последние поздние путешественники добираются до своих домов. Наступает тишина, напряженная, словно застывшая в ожидании чего-то важного. Не происходит ничего. Соловьи не поют — засыпают, улетают, забывают свою песню; признают, что их сражение проиграно. Птиц нет. Только когда на горизонте уже начинает дребезжать рассвет, Илья засыпает.