Почему бы и нет?

Что может быть слаще мечты? Что может быть больнее реальности?

Колин умер через год. Причина банальна и тем ужасна: оторвавшийся тромб. Тэрону кажется, что у него внутри тоже что-то порвалось. Врачи утверждали, что виной всему тяжёлый и выматывающий съёмочный процесс, сложные трюки и перегрузка организма. «Kingsman_3» приостановили, но Тэрон не вернулся к съёмкам. Он возненавидел фильм, отнявший у него любовь. Он возненавидел Вона, который был счастлив доснять первую трилогию в своей карьере и гонял актёров на износ. Тэрон не вернулся в кино. На похоронах он видел Ливию и двух детей возле неё. Она никак не отреагировала на его присутствие — людей, пришедших проститься с Колином было предостаточно. Но любовника своего мужа она не могла не заметить — Тэрон был единственным, кто положил не банальные букеты, а одну белую лилию. Тэрон не помнил, как вернулся домой с кладбища. Как ни странно — он не пил. И не ел, если честно. Он сидел перед экраном телевизора и смотрел, смотрел, смотрел…. «Одинокий мужчина» — фильм, соединивший их. Фильм, ставший отрывной точкой их отношений. Фильм, который они никогда не смотрели вместе. «Гордость и предубеждение» — да, «Реальная любовь» — да, «Король говорит» — да, и не раз. Но не «Одинокий мужчина».       «Я не могу смотреть на твою смерть. Не могу видеть, как ты страдаешь», — сказал Тэрон, не зная, что будущее окажется ещё хуже. Как много в этом фильме он не видел в первый просмотр. Тогда он думал только о том, что Колин сыграл гомосексуалиста. «Значит, мог бы, чисто теоретически, хотеть, или представить себя вместе с другим мужчиной». Тэрон помнил, как пришёл к нему в первый раз: смущённый, но полный решимости рассказать о своих чувствах — без надежды на взаимность. Но именно её он получил сторицей. «Как счастливы они были». И как невыносима жизнь теперь. Жизнь Джорджа — Колина — теперь стала жизнью Тэрона. И пусть они не прожили шестнадцать лет (как персонажи фильма) они прожили вместе шестнадцать месяцев и это время Эджертон не забудет никогда. Он разучился плакать — он разучился дышать. «Мира больше не было». К нему приходили журналисты — он закрывал дверь. К нему приходила мать — он впускал её, отвечал на вопросы, а когда становилось невыносимо — закрывал глаза. Она не уходила, но её присутствия он не замечал. Приходил отец — тут отделаться закрытыми глазами не получалось, но и он тоже уходил. Спустя пару дней или недель — Тэрон не знал. Он не видел дни, он не видел жизнь вокруг, он не видел вокруг никого. Потому что Колина не было рядом. Колина не было. Правда, от которой крошились внутренности, сворачиваясь в тугую петлю и прогнивая. Правда, от которой не было лекарства — только смерть. Ведь Джордж — Колин — тоже покончил со своею жизнью: «Так ему почему нельзя?» Но серые глаза Колина Фёрта вставали перед ним каждый раз, когда он задумывался об этом.       — Если я умру сейчас, то мне будет всё равно, ведь я был счастлив.       — Мне будет не всё равно. Отголосок диалога, уже блёкло-серый, маячит в глубине сознания. Смешно: раньше Тэрон не понимал, почему весь фильм в чёрных тонах и лишь изредка расцветает. Сейчас он смотрит вокруг и тоже видит чёрно-белую реальность. «Нет цветов, нет оттенков — серость вокруг. Так проще — так легче. Нет ненужных цветов — ведь каждый цвет ассоциируется с Колином». Коричневый — с книгами, которые они читали в гостиной. Зелёный — с садом, в котором гуляли после дождя, вдыхая запах промокшего асфальта. Белый — нежные лилии, росшие в их саду. Красный — отвратительное сердечко-магнит, подаренное Воном «своим голубкам». Золотой — постельный набор, застилающий их кровать — они спали вместе, обнимая друг друга и согревая лучше любых покрывал. Сотня цветов и оттенков, что были вокруг лишь потому, что был Колин. «Сейчас его нет». Сердце с трудом делает удар — боли слишком много. Тэрон закусывает губу, но даже эта острая боль-вспышка лишь отголосок того, что чувствует разбитое сердце. Легких нет — воздух проходит со скрипом, пытаясь насытить сердце необходимым кислородом и то безрезультатно. Тэрон царапает ногтями грудь, но это не помогает: «Ничего не помогает». Он валится на пол, сворачиваясь калачиком и прижимая колени к груди. «Укрыться. Сжаться. Не быть. Не знать, что Колина больше нет». Боль сжирает его изнутри, стирает внутренности в порошок, уничтожает его, превращая в тень, в пепел, в ничто. «Его нет, если нет Колина».       «Колин» — единственная мысль, что крутится в проржавевшем мозгу.       «Что чувствуют онемевшие руки? Может, в комнате холодно?» Он не знает. Он не чувствует. Он не живёт. Флешка заедает и не может качественно транслировать фильм, а смотреть Тэрону жизненно необходимо. Там — в фильмах — Колин жив: он счастлив или печален, он смеётся или кричит. Он живёт там, в этих коротких моментах на экране, во всех своих семидесяти фильмах, во всех, кроме Kingsman. Это то, что Тэрон не включит никогда. Реальность и вымысел накладываются на его измученное сознание, сливаясь и перетекая из одного фильма в другой. Тэрон не различает, где начинается жизнь мистера Дарси*, где издаёт книгу Макс Перкинс**, где женится Ричард***. Он живёт этих фильмах, забывая, что это — не реальность. Он путает имена и реплики, но одно знает точно: это всё — Колин Фёрт, его любовь и его жизнь.       — Ты не можешь провести всю жизнь за телевизором, — со слезами пытается образумить его Софи****, не в силах смотреть на своего бывшего партнёра по сьёмкам. Это уже не Эджертон — блёклая тень с запавшими глазами, с выпадающими волосами, сутулой спиной и тонкими руками, на которых так видны ярко-голубые вены.        — Ты не можешь всю жизнь сидеть и смотреть фильмы. Но Тэрон не слушает её: если у него есть фильмы, то значит есть и Колин. «Так почему бы и нет?»