Спаси меня от этой боли.

      На протяжении месяца Никите снился один и тот же сон, но каждый оканчивался по-разному. Так же он нашел еще одно небольшое отличие, имевшее большое значение для подростка. С каждым разом злосчастный росток становился все больше, однако определить, к какому растению он относится, было все еще трудно.       Каждое утро Турчин просыпался в холодном поту, со страхом на душе и в окружении цветных лепестков. В любом другом случае это выглядело бы романтично, какое-то время Никита даже пытался проникнуться этой идеей, но, вспоминая о причине этой «романтики», думать об этом хотелось все меньше. Боль в груди усиливалась, а дышать с каждым днем становилось сложнее. Подросток боялся, что однажды ночью он просто перестанет дышать и уже никогда не проснется. Из груди, прямиком из легких, проскальзывая между ребер, окутывая их, разрывая кожу и царапая нежную кожу шипами, прорастут стебли, а затем и крупные бутоны какого-либо прекрасного цветка, например, красной розы. Зато умрет красиво. Хоть картины пиши. Эта мысль заставляла его улыбнуться, хотя и звучала она довольно пугающе.       К концу сентября Никита начал носить перчатки, что выглядело достаточно странно, ведь на улице было не так уж и холодно. Но руки подростка с каждым днем мерзли все сильнее, как и все его тело. Он боялся представить, что же ждет его зимой. Хотя ключник сомневался, доживет ли он хотя бы до ноября. Но гадать было еще рано, а предвидеть свою судьбу при помощи экстрасенсорных способностей он не решался рискнуть.       Съемки «Битвы Экстрасенсов» проходили быстро и достаточно легко, по мнению ключника. И, нет, это не было связано с испытаниями, которые с каждым разом становились сложнее. Когда Никита находился на съемочной площадке, он мог дышать так же легко и беспрепятственно, как делал это до того, как болезнь начала проявлять себя; легкие перестали болеть при каждом вдохе; подросток, находясь в окружении своих новых знакомых, мог снова непринужденно улыбаться, сверкая своими ямочками и заражая своей улыбкой окружающих, которые даже не подозревали, что на самом деле происходит внутри этого светлого мальчишки. Потому Никита с особым трепетом ждал начала съемочного дня, ведь на протяжении всего этого времени он забывал о своей проблеме, которая не давала ему покоя на протяжении всего остального времени.       Однако все так хорошо шло до того момента, пока в поле зрения ключника не появлялся Гецати. При виде высокого врача-медиума, который, как казалось подростку, видит его насквозь, внутри грудной клетки все болезненно сжималось, дышать становилось намного тяжелее, чем с утра, перед глазами все начинало плыть, а сердце совершало кульбит. Но Никита лишь встряхивал головой и, уже через силу улыбаясь, здоровался с мужчиной.       Однажды Константин подошел к нему практически вплотную, из-за чего щеки подростка покрывались еле заметным румянцем. Соображать в такой ситуации, тем более в его положении, было довольно сложно, но Никита продолжал улыбаться и смотреть в глаза напротив. Только потом Турчин осознает, что это было его самой худшей ошибкой. Костя примерно с минуту всматривался в зеленые глаза, после чего выдал понятное только для подростка предложение, которое хоть и немного, но задело его: «Не заставляй себя. Никому из нас хуже не станет, если ты перестанешь это делать». После этих слов Гецати со спокойной душой отправился дальше по своим делам. Улыбка с лица Никиты пропала, а сердце на мгновенье перестало биться.       А потом у него случился очередной приступ, который за последнее время приходил к нему только ночью.       Извинившись перед своими «коллегами», Турчин пулей выбежал со съемочной площадки и, как назло, пришлось пробежать мимо Гецати, который стоял около выхода. Теперь его беспокоило то, чтобы медиум не последовал за ним.       Скрывшись за дверью одной из кабинок туалета, подросток, наконец, позволил себе прокашляться. На этот раз в его руке оказались лепестки желтого тюльпана*. Благополучно отправив их в длительное плавание по канализации благодаря унитазу, ключник вышел из кабинки, но остаться незамеченным ему не удалось. Он буквально подпрыгнул на месте, когда увидел Константина, стоящего прямо напротив него, скрестив руки на груди.  — У тебя точно все в порядке? — тон его голоса был холоден, но в нём словно прослеживалась нотка волнения. Или у Никиты начались галлюцинации?  — Д-да, определенно, — Никита подошел к раковине, которая находилась дальше всего от мужчины, однако он не учел того факта, что Гецати вполне может подойти к нему, что последний, собственно, и сделал.       — Я так не думаю. Что с тобой происходит?       — А вам какое дело, Константин? — Никита резко повернулся в сторону мужчины, — Вы для меня не родственник, не друг и даже знакомыми нас назвать сложно. Так почему же Вы беспокоитесь на счет меня? — грубить людям, а тем более тем, кто старше его, не было в характере подростка. Однако сейчас хотелось сделать именно так, чтобы, наконец, избавиться от этой проблемы.       — Потому что я врач? — ответил вопросом на вопрос Гецати, — Послушай, Никита, если я тебя обидел, то прошу меня простить, но я не люблю, когда люди врут сами себе насчет своих чувств.       — Простите… — ключник потупил взгляд, чувствуя вину перед Костей.       — Не стоит. И все же, с тобой все в порядке?       — Да.       — Я поверю тебе на слово и не буду лезть в твою голову, но учти, если твое состояние ухудшится, то я буду вынужден это сделать для твоего же блага, — не дождавшись ответа, мужчина развернулся и широким шагом направился в сторону выхода, а в голове у Никиты в голове пронеслась лишь одна мысль: «Какая у него грациозная походка». Щеки от собственных убеждений покраснели, и ему оставалось лишь встряхнуть головой, прогоняя непрошенные мысли. В груди снова неприятно кольнуло, но подросток лишь поморщился и все-таки вернулся на съемочную площадку.

***

      По окончании съёмочного дня все, как обычно, разошлись по домам. Но подростку совершенно не хотелось возвращаться в его холодную одинокую квартиру. Он спокойно прогуливался по осеннему парку, в котором абсолютно не было людей, что было очень странно. Никита вдыхал прохладный влажный воздух, который заполнял его больные лёгкие и как-то успокаивал встревоженное сердце. Это заставило его слегка приподнять уголки губ и прикрыть глаза. В этот момент он почувствовал, как на его лицо приземляются крошечные капли воды, которые заставляли Никиту почувствовать приятную прохладу. Он приоткрыл глаза, всматриваясь в затянутое тучами небо. Помимо плывущих серых облаков над его головой в редких исключениях порхали жёлтые и красные листья клёна. Завораживающее зрелище.       Турчин присел на ближайшую скамью, не отрывая взгляда от неба. Он снял перчатки с рук и провёл холодными пальцами по слегка взмокшим волосам, останавливаясь на затылке и слегка массируя кожу. Приятные ощущения волной разлились по всему телу, заставляя подростка снова прикрыть глаза. Он глубоко вздохнул и шумно выдохнул, когда легкий ветерок подул прямо на его лицо, смахивая приятную влагу с щёк и нагоняя новую. Сейчас на душе подростка было спокойно, он полностью погрузился в какие-то незначительные мысли, забывая о своей проблеме. Но она ненадолго покинула его.       Такую спокойную и уже полюбившуюся подростку тишину, нарушаемую лишь шелестом листвы, полностью разрушили чьи-то шаги, доносящиеся издали, которые с каждым разом становились всё громче. Никита буквально молился, чтобы этот некто быстрее прошёл мимо него, и он снова смог наслаждаться прекрасным вечерним парком. Но его планы были также уничтожены, когда незнакомец остановился прямо перед подростком. Кажется, он даже слышал его дыхание: спокойное и размеренное. Никита уже было хотел посмотреть на нарушителя спокойствия, как к горлу подступила новая порция цветов. Турчин выругался у себя в голове, сложившись пополам и слегка сжав рукой шею и прикрыв рот ладонью другой руки. Он еле сдерживал порывы, зажмуриваясь до слёз и дыша тяжело, когда на его плечи легли чьи-то ладони, чьё тепло подросток мог чувствовать даже через толстую ткань куртки.       — Никита, ты как? — такой знакомый голос раздался над ухом Никиты. В нём не было холода или строгости. Только лишь… нежность и беспокойство?       — Константин, пожалуйста… — тихо прохрипел Никита, и всё же тихий и сдавленный кашель вырвался из горла, принося с собой нежные лепестки с кровью. А после последовал всхлип, а подростка пронзила мелкая дрожь. Холодно. Казалось, он сейчас прямо тут и замёрзнет, но горячие ладони спасали его от этой участи.       Ему хотелось смеяться. Смеяться и плакать. Он выглядел так ничтожно и беззащитно, что самому становилось тошно. Никита пытался выдавить из себя хоть слово, лишь бы Гецати отошёл от него так на метров двадцать, а лучше и ещё дальше. «Константин, пожалуйста, уйдите» — думал он про себя, надеясь, что тот услышит его и выполнит, возможно, последнюю просьбу мальчишки. Но не тут-то было.       — Я никуда не уйду, пока ты не объяснишь мне, что тут происходит.       — Мне нечего вам объяснять, — голос подростка стих до шёпота, и ему казалось, что это уже вне досягаемости слуха Кости, но и в этом он ошибся.       — Я думаю иначе, — медиум опустил взгляд на руки Турчина, а тому ничего не оставалось, как сцепить тонкие пальцы с лепестками в руках сильнее. — Что у тебя в руках? Я уверен, что это у тебя появилось буквально минуту назад.       — Это не так…       — Никита, — голос виновника сия представления стал более серьёзным и громким, а его пальцы, такие длинные и тёплые, сначала легли на подбородок подростка, а затем и вовсе подняли голову, заставляя посмотреть на него.       Турчин по-прежнему боялся открыть глаза и посмотреть на Костю, но какая-то невиданная сила заставила его сделать это. А после пожалеть о содеянном. Когда он посмотрел в карие глаза напротив, такие красивые и глубокие, цветов в горле стало ещё больше. Казалось, что скоро он не просто будет отхаркивать лепестки, его в скором времени будет рвать ими.       В Гецати было всё слишком. Слишком серьёзный, слишком добрый, слишком тёплый, слишком неприступный, слишком противоречивый. Костя был красив, несомненно. Никита осознал это только сейчас, ведь именно в этот момент он мог всматриваться в эти слишком идеальные для него черты лица. Он был слишком силён. Даже сейчас Костя, всматриваясь в зелёные глаза подростка, кажется, читал его, как открытую книгу. Это было слишком для Турчина.       Никита пытался думать о чём угодно, только не о том, что гложет его на протяжении нескольких месяцев. Лишь бы не выдать себя. Лишь бы медиум не узнал. Но все попытки были тщетны.       Гецати медленно поднёс руку к лицу подростка, а затем большим пальцев провёл по нижней губе к уголку губ, спускаясь чуть ниже.       — У тебя кровь, — он сказал это тихо, практически шёпотом. Но его голос эхом прошёлся в голове подростка. Он вытер кровь, а значит теперь и Костя…       — Зачем… Зачем ты это сделал?! — Турчин буквально вспылил, забывая о том, что буквально пару секунд назад он был на грани. Все лепестки, заполняющие его горло вмиг куда-то исчезли, словно их никогда и не было вовсе.       Костя лишь опустил взгляд, на руку подростка, после чего коснулся ледяных пальцев своими обжигающими, медленно раскрывая чужу ладонь и беря оттуда красный лепесток, принадлежавший алой розе**.       — Ты так яро пытался скрыть от меня всего лишь лепесток?       — Ты же теперь тоже… — Никита будто не слышал его, со страхом в глазах смотря на мужчину и с дрожащим голосом пытаясь закончить начатую фразу.       — Я знаю. Думаешь, что я, будучи врачом, не знаю о такой страшной и неизведанной болезни? И ты думаешь, я не знаю как её лечить? Ты ошибаешься. Никит, ты очень сильно ошибаешься, — а потом его его тёплые и мягкие губы коснулись уголка губ подростка, которые ещё не отошли от жара пальцев медиума. Ровное дыхание обдавало щёку Никиты теплом, а парень был не уверен, что вообще дышит.       Всё это казалось сном. Первым сном за всё это время со счастливым концом. Но когда зубы мужчины слабо сжали губу Турчина, тот понял, что это вовсе не сон. Дышать действительно стало в разы легче, а истерзанные шипами лёгкие словно излечились всего лишь от одного предложения, от одного прикосновения. «Ты ошибаешься» — отдавалось эхом в голове подростка. Да, он действительно ошибался.       Когда же Костя отстранился от губ Никиты, он сразу сжал его в крепких согревающих объятьях. А ключник лишь положил свою голову на мужское плечо, вдыхая приятный аромат одеколона. По его щекам потекли солёные капли, но он лишь улыбнулся на это. Определённо, это были слёзы счастья; слёзы, говорящие о том, что, наконец, его мучения закончены.

***

      На следующее утро он просыпается не у себя дома. Тут тепло и уютно. Не так, как у него в квартире. А ещё тут пахнет Костей. Это не может не радовать. Он сладко потягивается, улыбаясь ярким солнечным лучам, пробивающимся сквозь неплотно завешенные шторы. Взгляд зелёных глаз цепляется за поднос, стоящий на прикроватной тумбочке. Чашка дымящегося чая с лимоном, яичница с беконом и стеклянная ваза, в которой стояла, освещённая лучами солнца, синяя роза. Никита подвинулся ближе и заметил под вазой небольшую записку, где корявым врачебным почерком было написано: «Небольшой презент по случаю выздоровления. P.S. Синяя роза — достижение невозможного.» Турчин улыбнулся, а потом где-то из глубин квартиры услышал, как что-то, упав на пол, разбилось вдребезги, а после последовала тихая ругань. Да, он действительно достиг невозможного, и жить с этим «невозможным» будет очень интересно и занимательно.