Наконец

Бен прижимается губами к ключице Майкла там, где выведенное корявым почерком «Бенджамин» устремляется к плечу, сужаясь к последней букве. Прижимается — и от одного легкого касания у Майкла все загорается внутри, как будто пламя вздыхает, наполняясь жизнью. Он делает протяжный вдох. Он ждал этого всю жизнь. — У нас мало времени, — шепчет Бен, — прости. У меня занятия. Майкл тянет его на себя, целует, запуская одну руку в волосы, а другой прижимая изо всех сил. Ему так и хочется сказать: «Не отпущу», но это глупо, это по-детски и... для этого сейчас совсем нет времени. Вчера им обоим было не до отметок соулмейтов, эмоции зашкаливали — Майкл до сих пор помнит, как у него дрожали руки, когда он раскатывал презерватив по члену Бена, и вовсе не от страха. Страха и не было, а все намеки на него пропали с первым же толчком. С первым вздохом, разделенным на двоих; с касаниями к ставшей общей коже, как будто они буквально обернулись единым целым; с каждым поцелуем, с каждым протяжным стоном: еще, еще. Страха не было и теперь, но появилось... волнение, смущение, неуверенность. Не потому, что он был в сомнениях, а потому, что всю жизнь надеялся отдать свое сердце кому-то — надеялся и боялся. Одно дело — сказать человеку, что готов быть с ним, несмотря на мнение близких. Другое — сказать, что один из твоих соулмейтов носит его же имя. — Ничего, — бормочет Майкл в ответ. — Потом. Позже. Позже. У них мало времени сейчас, но будет бесконечно много — потом. Черное, гадкое гудит внутри: «Он болен, болен, болен...», но Майкл просто не думает об этом. Даже одно мгновение связи с соулмейтом стоит всего на свете. Оторвавшись, Бен одаривает его коротким взглядом, от которого в груди ухает. Майкл проводит пальцем по собственному имени у Бена на предплечье, медлит несколько секунд и отталкивает его. — Иди, пока еще... иди. Бен еще раз целует его, коротко, мягко, с обещанием, и поднимается. — Поужинаем сегодня? — срывается у Майкла с губ. — Я, эм... — Ему странно. И почти неловко, но с чего бы сдавать назад сейчас, когда уже, кажется, все ясно? — Поужинаем, — Бен кивает. У него в глазах что-то такое... близкое — понимание, согласие, и Майкл не выдерживает: поднимается на колени и снова тянется, тянется, и губы Бена встречают его на полпути. Бесконечная тяга обрела конечное назначение. Бен уходит на пары, и Майкл остается один, но... не совсем один. Он никогда больше не будет один. «Брайан» на внутренней стороне левого колена за ночь никуда не пропало. Майкл смотрит на метку и впервые с четырнадцати лет всерьез думает: он ошибался. Брайан — самый близкий ему человек, его родственная душа, но не та. Бен не первый Бенджамин, которого он встретил, но выкинуть его из мыслей не вышло: ни страхи матери, ни комментарии друзей не смогли удержать Майкла от того, чтобы попробовать. И теперь он почти — почти — уверен, что в этот раз все правильно. Что поиски наконец завершены. Всего-то полтора десятка лет с того дня, когда он подумал, что нашел своего романтического соулмейта. Не так уж долго. И впервые же Майкл думает: Брайан наверняка знал все это время. Он считает метки чепухой, чем-то, что лишает человека выбора. Но они все равно стали лучшими друзьями. Если их метки — платонические, то, выходит, судьба все-таки не ошибается. Чего Брайан не знает, так это того, что Майкл все-таки видел его вторую метку. Не само слово, но чернеющую цепочку букв высоко на шее, скрытую волосами так, что никому бы в голову не пришло искать ее там. Брайан никогда не отрицал, что носит имя Майкла на своей коже, но никогда и не говорил, что у него есть другой соулмейт. (И ничего, что у каждого, абсолютно каждого человека, две метки: романтическая и платоническая.) Брайан может сколько угодно притворяться, но и он подчиняется судьбе. Что-то подсказывает Майклу, что он даже знает имя этой самой судьбы. И — какое волшебное, раскрепощающее чувство — его это не заботит. Тоже впервые. Джастин смог достучаться до Брайана, Майкл его, своего лучшего друга, при этом не потерял — все идет так, как должно быть. Майкл начинает неторопливо одеваться и, застегивая рубашку, не может отвести глаз от надписи «Бенджамин» на ключице.