Сокровище Улуса

Дорога до столицы была долгой, а привалы казались ужасно короткими для юноши, который совершенно не привык к кочевой жизни. День будто бы смешался с ночью, солнце – с луной, а сон – с реальностью, отчего затуманенное сознание всё никак не могло привыкнуть к такому ритму. С каждым новым днём Вильгельм чувствовал, что его тело ослабевает всё сильнее и сильнее. Тяжёлая дорога выбивала все силы из и без того слабого организма, а отсутствие нормальной пищи и здорового сна только усугубляли ситуацию. Мальчик выглядел настолько уставшим и истощённым, что во время их последнего привала хан распорядился пересадить его в отдельную повозку, которая полностью освободилась после продажи пленниц на рабовладельческом рынке, куда часть войска заглянула по дороге. Спать в свободной повозке стало легче, но даже это не спасало его организм от истощения, поэтому всю дорогу до Сарай-Берке юноша молился, надеясь продержаться, ведь осталось ещё немного. Столица встретила войско палящим солнцем и громкими выкриками народа, необычайно радостно встречавшего свою армию после очередного похода. Женщины и дети, оставив все свои дела, размахивали руками, приветствуя своих мужей и отцов, а старики и мужчины, не попавшие в этот раз в ополчение, лишь благосклонно улыбались, радуясь очередной удаче их правителя. Поджав колени к груди, Вильгельм с интересом оглядывался по сторонам, желая взглянуть на людей, которые так разительно отличались от населения Руси. Монголы, встречавшие их, были невысокого роста, с желтовато-смуглой кожей и уже привычно узкими для него глазами. В Киеве нередко ходили слухи об исключительном уродстве народа Орды, однако юноша, увлечённо блуждающий взглядом по всё ещё громко кричащей толпе, теперь мог с ними поспорить. Да, среди войска ему нередко удавалось видеть неприятных на вид мужчин, но вот простой народ таковым назвать было нельзя. Они были просто другими, но это не делало их мерзкими и отвратительными, коими их часто именовали на Руси. Лошади быстро миновали центральную дорогу и свернули влево, направляясь к оружейным складам, где всё уже было готово для полного разоружения прибывшего войска. Улицы, по которым они ехали, были большими и красивыми, а дома и различные постройки ужасно отличались от того, что Вильгельм привык видеть в родных землях. Всё здесь было далёким, чужим и неизведанным, это навевало тоску и неприятное чувство ностальгии, которые сейчас стали в разы больше. Столица Орды оказалась совершенно не такой, какой юноша себе её представлял. Среди других народов часто ходили слухи об отсталости и неразвитости монгольской державы, но то, что сейчас видели его глаза, совершенно не вязалось с этими пустыми и, как оказалось, совершенно неправдивыми разговорами. Город был большим и красивым: сплошные ряды домов из глины и какого-то неизвестного мальчику камня выстраивались по обе стороны дороги, впечатляя своим количеством и необычностью материала, несколько попавшихся им на пути мечетей казались просто огромными со своими высокими округлыми минаретами* и украшенными резьбой стенами, а широкие водоёмы вызывали приятное желание ополоснуть руки в голубой и наверняка тёплой от палящего солнца воде. Сарай-Берке приятно удивил Вильгельма, который даже не надеялся увидеть такую красоту, чистоту и порядок, будучи уверенным в том, что грязные и неотёсанные ордынцы способны только на грабёж и убийства, но никак не на строительство больших и красивых городов. Ехали они долго, что красноречиво говорило о масштабах новой столицы: она была просто огромной. Люди, покидая свои дома, весело усмехались и приветливо махали руками проезжающим мимо воинам, некоторые из которых отвечали взаимными жестами, наверняка завидев кого-нибудь из своих родных или знакомых. Юноша с удивление подметил, что среди всех этих людей было не так уж и много монголов, среди них проглядывались и другие народы, которые наверняка были завоёваны и привезены в Орду ханскими войсками. Потянув коня за узду, хан вынудил того остановиться, когда они въехали на территорию, предназначенную для войска. Оруженосцы и низкие по званию солдаты тут же бросились к своим собратьям, принимая из их рук оружие и забирая лошадей, которым предстоял долгожданный отдых после столь длинной дороги. Поздоровавшись с двумя букаулами*, мужчина слез с коня и, отдав своим солдатам необходимые приказы, направился в самый конец войска. Вильгельм сидел неподвижно, чувствуя ужасную боль в позвоночнике: мышцы ныли, а кости будто бы норовили пробить кожу, из-за чего шевелиться было крайне неприятно. Он наблюдал за суетящимися солдатами и размышлял о том, что же его ждёт дальше, ведь никто так и не говорил ему, для чего его привезли в Орду. И эта неизвестность пугала, пробирая лёгким холодом всё нутро. Завидев рядом с повозкой Нарана, брюнет, превозмогая боль и усталость, улыбнулся, приветливо махнув ему рукой. – Доброе утро, – поздоровался он, глядя на то, как солдат отпирает замок. – Как ты себя чувствуешь? – поинтересовался блондин, придирчиво осматривая пленника: тот выглядел чересчур исхудавшим и бледным. – Голова болит. И спина. А ещё есть хочется. Светловолосый усмехнулся и, покончив с замком, отворил двери повозки. Он протянул уставшему юноше ладонь, но тот вдруг испуганно вздохнул и ещё сильнее вжался спиной в деревянную решётку, зашипев от усилившейся из-за резких движений боли. – Что не так? – Ты можешь быть свободен, – раздалась за его спиной хриплая монгольская речь, – благодарю за помощь. Наран обернулся. Сзади него, сложив руки на прикрытой бронёй груди, стоял Таймас. Его взгляд был привычно спокойным и безразличным, но юный воин прекрасно понимал, что за всем этим может скрываться настоящая злость и дикая ярость, поэтому поспешил отойти от клетки. – Как прикажете, – склонив голову вниз, проговорил парень и направился к остальному войску; ему хотелось попрощаться с Вильгельмом, но при хане это было делать опасно. Дождавшись, когда солдат скроется в толпе, мужчина подошёл к повозке и протянул испуганному юноше руку, желая помочь тому выбраться. Брюнет тяжело сглотнул и вложил дрожащую кисть в раскрытую ладонь татарина, слегка приподнимаясь и выбираясь из злосчастной клетки. Стоило ослабевшим за столько времени ногам коснуться земли, как у мальчика сразу же подкосились колени и закружилась голова, и он почувствовал, что сейчас упадёт, однако вторая рука хана крепко обхватила узкую талию пленника, прижимая истощавшее тело поближе к себе. – Спасибо, – испуганно опустив взгляд вниз, прошептал Вильгельм; он понимал, что его слова останутся для мужчины загадкой, но благодарность вырвалась из него быстрее, чем он успел об этом подумать. Хан не торопился. Он внимательно смотрел на юношу, ожидая, когда его ступни привыкнут к непривычно твёрдой почве. Он, конечно же, мог с лёгкостью подхватить его на руки и донести до коня, но затёкшие мышцы необходимо было размять, чтобы боль отступила быстрее. Вильгельм краснел и тяжело дышал, не в силах справиться со своими эмоциями. Его нос практически упирался в сильную грудь напротив, и ему хотелось поскорее отпрянуть, дабы прервать столь интимный и не особо приятный момент, но свалиться на землю совершенно не хотелось, поэтому несколько минут он оставался неподвижным, ощущая лишь теплоту ладони, лежащей на его талии. – Явах?* – спросил татарин, когда мальчик, привыкнув к своему положению, немного отодвинулся от него. За столько времени в лагере брюнет сумел научиться немного распознавать речь завоевателей, именно поэтому уверенно кивнул головой, желая поскорее избавиться от столь близкого контакта с ханом, который по-прежнему его ужасно пугал. Он предположил, что мужчина всё-таки предложил ему попробовать пойти самостоятельно, и оказался прав: сильная рука аккуратно подтолкнула его вперёд, туда, где стоял уставший конь, поедающий сено из огромной миски прямоугольной формы, служившей кормушкой. Дойдя до животного, Вильгельм вновь позволил хану взять себя за руку, чтобы тот помог ему взобраться: самостоятельно он бы точно не смог этого сделать. Таймас, к огромному удивлению своего пленника, забираться следом не спешил. Он подозвал к себе нескольких мужчин, которые постоянно сидели рядом с ним у костра, и довольно долго с ними о чём-то беседовал, видимо, обсуждая предстоящие дела. Закончив разговор со своими приближёнными, татарин дождался, когда они оседлают своих лошадей, и лишь тогда сел позади Вильгельма, обхватывая руками узду. Путь до дворца был довольно долгим, ведь тот находился не в чертах города, а высочился на холме, будто бы защищая жителей столицы своими стенами. Мальчик едва держался в седле и изо всех сил старался не наваливаться уставшей спиной на сидящего позади хана, однако мужчина сам с нажимом надавил на щуплое плечо, вынуждая пленника лечь на его грудь, как только заметил, что худое тело подрагивает от усталости. Вильгельм сопротивляться не стал. Он лишь молча прикрыл глаза и постарался избавиться от мысли, что его затылок сейчас упирается в ключицу холоднокровного убийцы, дабы не нагонять на себя ещё больше страха. Он не знал, что ждало его впереди. Не знал, для чего он понадобился ордынскому правителю. Вполне возможно, что тот швырнёт его в темницу и время от времени будет просить притащить его в свои покои, чтобы утолить все свои грязные желания. Однако это предположение совершенно не вязалось с тем, что за всё это время хан ни разу не прикоснулся к нему, более того, он даже ни разу не поднял на него руку, хотя за весь их нелёгкий путь от столицы Руси до Сарай-Берке Вильгельм сумел вызвать его гнев несколько раз. Из этого юноша сделал вывод, что если бы Таймас хотел поиздеваться над ним, то он обязательно бы это уже сделал. Но что тогда? Слуг у него и без Вильгельма хватает, никакой секретной информацией он не обладал, да и никаких удивительных умений не имел. Он был обычным сельским парнем, который вряд ли мог хоть как-то пригодиться великому хану монгольской державы. Дыхание татарина опаляло его висок. Оно было горячим, глубоким и спокойным. Он дышал, как настоящий хищник, как зверь, который молча выслеживает свою добычу и готовится напасть на неё в любой момент. Это пугало и заставляло чувствительную белую кожу покрываться мурашками. Сейчас, будучи прижатым к большому телу тяжёлой ладонью, брюнет чувствовал себя ещё хуже, чем в клетке. Он и сам не понимал, почему хан вселяет в него такой дикий и доселе невиданный страх, ведь тот ещё ни разу не посмел причинить ему вред и не давал это сделать остальным. Но этот животный взгляд, эти хмурые густые брови и большие, сильные руки, которые наверняка свернули шею не одному врагу… Таймас, несомненно, был красив, но эта красота была острой и опасной, как лезвие его меча, она больше пугала, чем привлекала, поэтому Вильгельм всегда старался поскорее отвести глаза от своего похитителя, ибо смотреть на него долго было просто невозможно. Казалось, будто бы лишь один его взгляд способен убить. Дорога была крутой: кони загнанно дышали и слабо отталкивались ногами от земли, будучи и без того уставшими после долгого пути. Мальчику даже стало жаль ханского жеребца, который, в отличие от всех остальных, вынужден был везти двоих. Когда животное в очередной раз напряжённо выдохнуло, он аккуратно зарылся пальцами в густую гриву у основания шеи, начиная успокаивающе поглаживать. Вильгельм пылал огромной любовью ко всему живому, поэтому наблюдать за тем, как мучается резвый и красивый конь, было для него схожей мукой. Жеребец хана отличался от всех остальных, как, собственно, и его хозяин. Как пленник успел заметить, монголы ездили на низкорослых лошадях, что первое время его сильно удивляло, однако позже, в один из тех вечеров, которые юноша коротал в ханском шатре, Наран поведал ему о том, что кони монгольской породы хоть и выглядят меньше многих других, но при этом являются намного более выносливыми и стойкими, к тому же, им не требуется много корма, а в особо скудные на пропитание времена они способны есть даже листья и кору деревьев. Но вот конь предводителя войска был большим, высоким и сильным на вид, он скакал быстро, отталкиваясь длинными ногами о землю и опережая любого другого жеребца. Находясь в лагере, Вильгельму каждый раз хотелось подойти и погладить красивую смольную шерсть в те редкие времена, что он выбирался из юрты, дабы немного прогуляться и подышать свежим воздухом, но он так и не решался, ведь конь во всём походил на своего хозяина: такой же большой, сильный и устрашающий, несмотря на весь свой притягательный вид. И вот сейчас, сидя верхом на столь пугающем его звере, он решился, всё ещё боясь, что тому его ласка не понравится. Однако животное не подавало никаких признаков недовольства, продолжая скакать настолько быстро, насколько ему позволяли силы, поэтому пленник не торопился убирать ладонь, перебирая немного жёсткую, но оттого не менее приятную на ощупь гриву. Дворец неумолимо приближался, отдаляя нескольких всадников и одного пленного всё больше и больше от города, в котором бурно кипела жизнь. Здесь, за его пределами, было тихо и спокойно, и только стук подкованных копыт разрушал приятную тишину, царившую вокруг. Высаженные по обе стороны деревья напоминали мальчику о доме, о той самой дороге, что вела от его села до столицы и всегда навевала приятные сердцу воспоминания. Эта же дорога была чужой. Она не вызывала в душе никаких эмоций и чувств, кроме грусти и тоски. По ней не хотелось идти или ехать в телеге, сидя позади отца, которого он так редко видел. Только сейчас он задумался о том, что встреча с отцом была так близко, их разделял всего лишь один день, но… Встретиться им уже было не суждено. Подумать только, они ведь не виделись уже целых полгода и были так близки к встрече, а теперь, наверное, не увидятся уже никогда. Брюнет тяжело вздохнул и зажмурил глаза. Нестерпимо хотелось расплакаться, но он пытался держаться, не желая показывать сидящему позади мужчине свою слабость и боясь его разозлить. Теперь, когда до дворца оставалось меньше версты*, его можно было осмотреть получше. Как и всё в этом городе, он отличался от того, что гласили легенды. Едва ли не каждая из них рассказывала о дворце с высокими стенами и массивными башнями, полностью покрытом золотом, однако никакого золота не было и в помине. По крайней мере снаружи. Стены же действительно были высокими, с большими окнами и редкими колоннами, а башни хоть и были не такими огромными, как их описывали, но всё равно выглядели довольно внушительно. Самым удивительным было то, что обитель хана, как и сам город, не имела практически никаких оборонных сооружений, и это разительно отличало Сарай-Берке от Киева и других русских городов. Видимо, монголы были настолько уверены в своей силе и могуществе, что не боялись никаких нападений, ведь мало кто решит сунуться в державу народа, держащего в страхе половину мира. Миновав огромные кованные ворота, отворённые несколькими стражниками, они въехали на территорию ханского двора, который по своей красоте не уступал тому, что юному пленнику довелось увидеть в городе. Выложенная камнем дорога с двух сторон была окружена высокими деревьями, ровной зелёной травой и цветами, запах которых наполнял собой воздух, а впереди, будто бы разделяя дорогу на две части, находился широкий круглый фонтан, который наполнялся водой, вырывающейся струёй из головы стоящего на двух задних ногах каменного коня. Слуги, заприметив подъезжающих ко дворцу путников, выстроились у больших деревянных дверей, наверняка служивших главным входом во дворец. Некоторые из них держали миски и кувшины с водой, дабы дать уставшим завоевателям ополоснуть лицо и промочить горло. Заставив притормозить коня недалеко от встречающих их людей, Таймас быстро спустился на землю, после чего опустил и Вильгельма, подхватив того под рёбрами. Подойдя к женщине, держащей один из кувшинов, он жадно припал губами к глиняной посудине, желая утолить жажду: после столь длинного пути под обжигающим солнцем пить хотелось нестерпимо. Их сопровождающие последовали его примеру, и только пленник, боясь пошевельнуться, стоял позади, не зная, что делать. Бросив быстрый взгляд в сторону растерянного мальчика, хан взял из рук другой служанки точно такой же кувшин и направился к нему, понимая, что тому наверняка тоже хотелось прохладной воды. – Байлгах*, – мягко проговорил мужчина, протягивая своей добыче ёмкость с водой. Слово было незнакомым для Вильгельма, но он, глядя на предложенную ему воду, сообразил, что ему позволяют напиться. Благодарно кивнув, он взял протянутый кувшин, стараясь унять дрожь в руках, и, поднеся его к губам, сделал несколько глубоких глотков. Прохладная жидкость приятно разлилась внутри, немного охлаждая нагретое солнцем тело и утоляя небольшую жажду, к которой пленник за столько времени уже успел привыкнуть, ведь у него, в отличие от солдат, не было фляги с водой. Возвратив кувшин хану, брюнет вновь растерянно потупил взгляд, не зная, что ему делать дальше. Он думал, что к нему приставят стражу и отведут в темницу, где ему придётся гнить до конца дней, но ничего подобного не происходило. Таймас всего лишь снова подошёл к своим визирям, которые внимательно выслушивали его наставления, не смея перебивать правителя, оставив Вильгельма стоять возле своего коня. Однако вскоре из-за одной из башен показались несколько мужчин. Одеты они были довольно просто, как и стоящие неподалёку слуги, что говорило об их схожем статусе. Поклонившись приветливо кивнувшему им хану, они подошли к лошадям и, крепко взявшись за узду, повели их туда, откуда пришли сами. Видимо, там располагалась конюшня. Слуги, продолжающие стоять рядом с Таймасом и его свитой, заинтересованно косились в сторону необычного юноши. Им в глаза сразу же бросился белый оттенок кожи и непривычная для их мест одежда, что красноречиво говорило о том, что в ряду пленников хана наверняка произойдёт пополнение. Под их взглядами Вильгельм чувствовал себя ещё более неприятно, но деваться было некуда, поэтому он продолжал стоять на своём месте, ожидая дальнейших действий своего похитителя. Когда все важные вопросы были обговорены, а приказы – отданы быстро ускользнувшей обратно во дворец прислуге, татарин всё-таки возвратился к растерянному мальчику, тут же привычно приподнимая ещё больше исхудавшее лицо за подбородок. Мужчина проделывал это каждый день, поэтому Вильгельм, привыкший к подобному, покорно стоял и ждал, когда тот вдоволь насмотрится на него. Брюнет откровенно недоумевал от подобного, потому что не понимал, что же в нём могло так сильно привлекать взгляд хана. Он был обыкновенным и не особо симпатичным, на его собственный взгляд, юношей: чересчур худой, со впалыми щеками и какими-то несуразно длинными костлявыми руками, которые ему никогда не нравились, а эти коричневые глаза… Ему всегда хотелось голубые, такие же, как и у его матери, но, увы, не свезло. Неужели мужчина, повидавший сотни женщин и парней, может считать что-то в нём красивым? Глупость ведь, правда? Коротко улыбнувшись, Таймас убрал руку с нежной молочной кожи и направился вперёд. Мальчик, не зная, что ему делать, поспешил за ним, с каждым шагом всё больше и больше ощущая бешеный стук сердца. Сегодняшний день решит его дальнейшую судьбу здесь, и он боялся, что она может оказаться совсем не сказочной. Они шли по вымощенной камнем дорожке, которая огибала дворец и вела их за него. На улице то и дело сновали слуги и другие обитатели ханского замка, постоянно приветствующие своего господина, стоило ему лишь показаться на горизонте. Вильгельм чувствовал себя неуютно и смущённо. Все люди, снующие туда-сюда по большому двору, бросали на него заинтересованные и вопросительные взгляды, под которыми мальчишка чувствовал себя обнажённым, ведь к такому вниманию он не привык, даже несмотря на то, что в родных землях многие оборачивались ему вслед, находя его довольно необычным. Хан молчал и продолжал идти, изредка оглядываясь назад, чтобы убедиться, что пленник всё ещё идёт следом. Вскоре они обошли дворец и вышли на задний двор, ярко освещённый лучами палящего солнца. Юноша восторженно бегал глазами по открывшемуся его взору месту, с каждым разом всё больше восхищаясь увиденным: за замком, занимая просто огромную территорию, раскинулся прекрасный сад, наполненный жителями ханского дворца в столь ранний час и прекрасную погоду. Здесь было несколько больших водоёмов, огромный, превышающий по размерам тот, что ему уже удалось увидеть перед главным входом, фонтан, различные деревья, кустарники и огромное количество видов цветов. Казалось бы, что в этом всём не было ничего необычного, но общая картина выглядела настолько гармонично и красиво, что трудно было не залюбоваться. В саду они долго не задержались: Таймас, не останавливаясь, шёл вперёд, пока не достиг высокого кованного ограждения с воротами, охраняемыми стражей. Завидев своего правителя, они приветливо склонили головы и двое из них поторопились распахнуть врата, пропуская татарина и его пленника. За ограждением располагался такой же живописный сад и дорожка, выложенная всё тем же камнем, которая вела к большому двухэтажному дому, лишь немного уступающему в размерах обители правителя. Он был украшен колоннами, на которых поблёскивали золотые узоры, что немного смогло оправдать ходившую по Руси легенду об обилии у монголов драгоценного металла. Подле этого здания у небольшого водоёма на зелёной траве, покрытой тканью, сидело несколько женщин. Рядом с ними, как и с самим домом, стояли стражники, что показалось мальчику несколько странным и наверняка напрягающим. Как можно заниматься своими делами, когда позади тебя стоит высокий мужчина с оружием, готовый в любой момент пресечь каждое твоё движение? Однако женщины будто бы не замечали этого, продолжая увлечённо что-то обсуждать и смеяться. Одеты они были красиво, хоть и необычно для человека, прибывшего с чужих земель: длинные приталенные халаты были расшиты камнями, украшающими золотистые узоры, выполненные в виде животных или замысловатого растительного орнамента, а из-под подола верхней одежды виднелись невысокие сапоги. Но самым удивительным, пожалуй, было то, что головы девиц были ничем не покрыты, что было неприемлемым даже для Руси, не говоря уже о странах с мусульманской верой. Обитательницы дворца, завидев хана, прекратили свои разговоры и поднялись на ноги, видимо, ожидая, что к ним подойдут. Одна из них, по мнению Вильгельма, оказалась более разумной: она покинула своих подруг и сама направилась в сторону остановившегося татарина, обворожительно ему улыбаясь. Подойдя к нему, женщина покорно склонила голову и протянула руку, которую сразу же обхватили длинные пальцы Таймаса. Мужчина поднёс тонкую кисть к лицу и, невесомо коснувшись бархатистой кожи губами, отпустил её, делая небольшой шаг назад. Несмотря на то, что правитель Орды всегда был с ним довольно мягок и внимателен, наблюдать за таким проявлением нежности с его стороны было непривычно. Мальчику сразу же нестерпимо захотелось узнать, кто же эта красавица с большими карими глазами и изогнутыми в приятной улыбке пухлыми губами, раз уж сам хан выражает к ней такое добродушие. Очаровательная незнакомка, по всей видимости, желала о чём-то поговорить, но мужчина прервал её, сказав что-то непонятное на своём языке. Лицо девушки вмиг погрустнело, но перечить она не стала, смиренно склоняя голову вниз, тем самым выражая покорность его словам. Кивнув ей напоследок, Таймас вновь обратил своё внимание на стоявшего позади юношу и, обхватив его кисть, возобновил шаги, направляясь прямиком ко входу в столь загадочный для Вильгельма дом. Пройдя мимо покинутой женщины, пленник поймал на себе её гневный и неодобрительный взгляд, что не смогло от него укрыться. Но что же ей так не понравилось? Он ведь всего лишь стоял сзади, да и на внимание хана никак не претендовал... Подумать ему об этом не дали. Стоило им миновать вход, как к ним, чему-то тихо возмущаясь себе под нос, подбежал высокий мужчина, который, на взгляд мальчика, выглядел довольно странно. Его одежда была не похожа ни на мужскую, ни на женскую, скорее, это было что-то среднее, однако выглядело подобное одеяние довольно красиво, хоть и казалось юноше слишком необычным; несколько золотых браслетов плотно прилегали к худым запястьям, а каштановые волосы были собраны в длинную косу, покоившуюся на груди чем-то недовольного молодого человека. Пожалуй, если бы не низкий хриплый голос и чересчур внушительный рост, он бы даже усомнился в поле стоящего перед ним незнакомца. Хан, к удивлению Вильгельма, весьма добродушно улыбнулся и похлопал шатена по плечу, говоря ему несколько наверняка ободряющих слов. Мужчина продолжал что-то возмущённо высказывать, активно размахивая длинными руками, пока его взгляд вдруг не наткнулся на скромно стоящего пленника, который всё это время тихо переминался с ноги на ногу за спиной Таймаса, боясь издать хоть один лишний звук. Глаза говорящего вдруг засветились восхищённым блеском, а пухлые губы расплылись в приветливой улыбке. – Какая прелесть, – сладко протянул он, не отводя взгляда от ничего не понимающего брюнета. – Впервые вижу, чтобы ты привозил кого-то. – Это не твоё дело, – несмотря на всю грубость сказанных слов, голос его по-прежнему был мягким и спокойным, – проследишь за ним? Его нужно уложить спать, он слишком устал. – Конечно! Готовых комнат пока что нет, но он может поспать у меня, пока мы со всем разберёмся… – Хорошо. И пришлёшь к нему Мисалию, он не знает языка, поэтому с этих пор она в его распоряжении. – Как пожелаешь. Попросить её что-нибудь передать ему, когда он проснётся? – Не стоит. Пусть просто поможет вам привести его в порядок и расскажет ему всё, что необходимо знать. Закончив говорить и получив в ответ кивок слуги, Таймас развернулся и направился к выходу. Вильгельм хотел было последовать за ним, но крепкая рука шатена с силой обхватила его запястье, не давая сдвинуться с места. – Хаана?* – с неизменной улыбкой проговорил он и, не произнося больше ничего, потащил растерянного мальчика вперёд. Помещение, в котором они находились до этого, по всей видимости, служило чем-то вроде большой прихожей, потому что там не было ничего, кроме цветов и нескольких низких скамеек. Однако, пройдя сквозь широкую арку, они оказались в просторной комнате, залитой тёплым солнечным светом, проникающим через окна. Пол был устлан большими красивыми коврами с различной вышивкой и узорами, а посредине, приятно журча, располагался фонтан, который был в разы меньше тех, что ему уже удалось увидеть. Его окружало большое количество пёстрых подушек, на которых наверняка можно было сидеть, слушая успокаивающий звук льющейся воды. По комнате, что-то весело выкрикивая, бегали две темноволосые девочки, чей возраст был примерно схож с возрастом самого Вильгельма. Возможно, они были всего лишь на несколько лет младше. – Чимэг! Жаргал! – насупив брови, громко прикрикнул мужчина, не отпуская его руки. Услышав обращение к себе, они остановились и испуганно посмотрели на, по всей видимости, своего наставника, который всем видом выражал своё глубочайшее недовольство их поведением. Не желая нарваться на неприятности, они быстро ретировались из комнаты, убегая через проход, находящийся слева. Шатен лишь усмехнулся и, неодобрительно мотнув головой, последовал в ту же сторону, куда убежали непослушные девочки. Он о чём-то возмущённо вещал на монгольском, видимо, желая высказать своё мнение хоть кому-нибудь, даже юноше, который не понимал ни одного его слова. Вильгельм не осознавал, где он находится и куда его тащат. Ему было страшно, но собрать все мысли воедино не получалось, поэтому он просто переставлял ноги, следуя за непонятным человеком, который, к счастью, не вызывал у него абсолютно никакого страха, хоть и был довольно странным. В коридоре, где они оказались, через какое-то расстояние друг от друга стояли стражники, что было единственной вещью, напрягающей юношу в данный момент, ведь на темницу здание совершенно не походило, а охраны здесь было более чем достаточно. Они дошли до конца коридора и поднялись по располагавшейся там лестнице, оказываясь на втором этаже. В коридоре, помимо неизменной охраны, находилось несколько женщин, которые шли в их сторону, явно желая спуститься вниз. Их одеяние было таким же, как и у тех, что сидели в саду, вот только украшения, сверкающие на смуглых шеях и запястьях, были более вычурными и изысканными. Юноша даже отметил про себя, что не отказался бы посмотреть, как одно из их ожерелий будет смотреться на нём. Их взгляды заинтересованно и немного брезгливо пробежались по его лицу и телу, красноречиво показывая недовольство приближающихся к ним красавиц. Мальчик не понимал, почему все, кроме ведущего его человека, смотрят на него так, словно он был грязным попрошайкой, переносящим холеру или ещё какую-нибудь хворь. Он, безусловно, выглядел не лучшим образом после столь долгого пути, но не настолько плохо, чтобы лишь одним своим видом вызывать отвращение. Значит, дело было в чём-то другом. Но в чём? Пропустив жительниц двора, мужчина, наконец выпустив из своего захвата худое запястье, подтолкнул растерянного Вильгельма вперёд, что-то весело приговаривая. Они дошли до первой двери, находившейся в нескольких шагах от лестницы, и его спутник, отворив её, жестом пригласил его войти. Комната была светлой и просторной, с двумя кроватями, большим шкафом, различными тумбами, усыпанными всевозможными вещами и заставленными цветами, и пёстрым ковром, похожим на те, что ему удалось увидеть на первом этаже. Здесь было довольно красиво и уютно, что юношу несказанно радовало, ибо он до последнего момента опасался, что его запрут в темнице. Мужчина не знал, как объяснить мальчику, что тот может отдохнуть, поэтому просто указал рукой на одну из кроватей, которая, в отличие от другой, явно никому не принадлежала: на ней не было большого количества подушек и застелена она была лишь тонким шёлковым покрывалом. Поняв, чего от него хотят, Вильгельм подошёл к постели и, опасливо поглядывая на своего нового знакомого, присел, ощущая ладонями приятные касания шёлка. Чего таить, он действительно был жутко уставшим, а тело всё ещё болело после долгой и изматывающей поездки, которую ему пришлось провести в клетке, однако спать в незнакомом доме и явно в чужой комнате было страшно. Ни хан, ни странный мужчина, смотрящий на него с тёплой улыбкой, не объяснили ему, что это за место и почему он здесь, поэтому чувствовать себя в безопасности он не мог. Ведь если здесь нет решёток, а вместо твёрдого пола и неприятного запаха сырости здесь мягкий ковёр и аромат роз, то это ещё не значит, что опасность миновала. Вдруг это место лишь на первый взгляд такое приятное и уютное? За всю свою жизнь мальчик хорошо усвоил одну вещь: нельзя полностью полагаться на то, что видят твои глаза, так что сейчас, сидя на мягкой кровати, он старался не позволять себе радоваться тому, что ему удалось избежать жуткой участи. Вполне вероятно, что это место может оказаться хуже всякой тюрьмы. – Унтах,* – всё тем же мягким голосом проговорил мужчина и, к большому удивлению Вильгельма, покинул комнату, оставляя его одного. Это было странно и неожиданно. До этого времени за ним всегда пристально следили как хан, так и сами воины, входящие в личную охрану правителя, а Наран так вообще не отходил от него, контролируя каждый его шаг. Сейчас же его оставили наедине с самим собой, чего он никак не ожидал. Неужели этот необычный человек не боится, что он может сбежать? Раньше мысль о побеге не задерживалась надолго у него в голове, ибо сбежать от татаро-монгол казалось ему более нереальным, чем, будучи простым выходцем из деревни, стать Великим князем Киевским. Его бы сразу же поймали и, в лучшем случае, предали смерти. О том, что могло бы случиться в худшем случае, он предпочитал не думать. Сейчас же, оставшись в полной тишине и спокойствии, он принялся размышлять над тем, что же с ним всё-таки произошло. Все те дни, проведённые в лагере ордынцев, он не чувствовал себя собой, казалось, будто бы всё это происходит совершенно с другим человеком, а он лишь со стороны наблюдает за страданиями этого бедняги, пытаясь придумать, как бы ему помочь. Однако теперь осознание постепенно приходило к нему, снимая с глаз пелену неведенья и показывая настоящую реальность. Он один в чужом государстве, кишащем безжалостными убийцами, где никто не сможет ему помочь. Что же будет дальше? Его убьют? Сделают своим слугой? Оставят для каких-нибудь других целей, мысли о которых брюнет гнал от себя подальше? Он не знал. Он совсем ничего не знал, и это пугало, вынуждая глаза наполниться влагой. Вильгельм впервые боялся своего будущего. Идея побега разрушилась, даже не успев толком сформироваться. Подойдя к окну и отодвинув в строну бордовую штору, мальчик выглянул на задний двор, который был ещё просторнее, чем место перед домом, но и стражи там было, соответственно, в несколько раз больше, что ясно давало понять: сбежать не получится. Да и если бы получилось… Что дальше? У него нет денег и еды, он не знает языка и не имеет никакого понятия о том, как в Орде расположены города и как из них можно добраться до Руси. К тому же, славянская внешность и нетипичная для этих земель одежда сильно выделяли его на фоне остальных, благодаря чему его легко бы отыскали. Выходит, что он был обречён. Оставалось надеяться лишь на то, что хан продолжит проявлять к нему свою милость и не станет убивать его. Обречённо вздохнув, юноша задвинул штору и вернулся к постели, на этот раз стягивая обувь и ложась на неё, удобно устроившись у стены. Хотелось плакать, но он старался сдерживать слёзы, понимая, что они ему ничем не помогут, да и за столько времени в лагере монголов он уже успел наплакаться сполна. Лёжа на шёлковом покрывале и вдыхая приятный аромат цветов, наполняющий комнату, он пытался думать о чём-то хорошем, чтобы хоть как-то себя приободрить. Он был жив и относительно здоров, его не били и не насиловали, чем не могла похвастаться практически ни одна пленница, его кормили и поили, давали поспать в удобном и тёплом месте, а сейчас его поместили в довольно уютную комнату, в то время как оставшихся пленных наверняка повели в темницы или сразу же нагрузили какой-нибудь работой. По сравнению с остальными он, Вильгельм, был настоящим счастливчиком, поэтому сейчас жаловаться на свою судьбу было бы, пожалуй, неуважительно по отношению к тем, кто погиб в пути или вынужден был сейчас исполнять все прихоти татаро-монгол. Закрыв покалывающие от сдерживаемых слёз веки, мальчишка глубоко вдохнул и, развернувшись лицом к стене, подтянул колени к груди. Ему нужно было поспать и восстановить утраченные за столь тяжёлый путь силы, а об остальном он подумает потом.