Так гаснет огонь

Как только Купер въехал в Твин Пикс, он сразу же почувствовал — здесь обитают лишь тьма и отчаяние. Увидев эти древние, величественные деревья, услышав их шепот, он понял — здесь завершится его путь, но не посмел поддаться нахлынувшему леденящему беспокойству. Нельзя поддаваться ни тьме, ни отчаянию, ни страху. Что-то в этом месте видело его душу, пускай и тяжело думать о душе, когда у тебя отняли ее часть. Время здесь шло как-то неправильно. Словно события его жизни, обернувшись шумным и неисчерпаемым водопадом — вроде того, что неподалеку в пригороде — обрушились на него, точно вода на острые камни, и происходили все одновременно. Купер записал сообщение для Дайан перед тем, как остановился около управления шерифа. Немногим позже он узнает, что трагедия, породившая бессмысленные, неуемные страдания и затронувшая каждого из местных жителей, еще и вскрыла их самые страшные тайны. Тайны были и у Купера. Наверное, поэтому нечто, сокрытое стеной леса, так вцепилось в него, стоило пересечь границу города. ** Кругом все было неправильно. Этот забытый богом уголок вселенной мог бы показаться неприметным любому проезжему, но Купер привык видеть вселенную в каждом человеке, что уж говорить об уголках. Он быстро потерял спокойный сон и по ночам постоянно видел неясные образы, которые вроде бы и норовили стать чем-то осмысленным и важным, но на утро не оставляли ничего, кроме неприятно зудящей тревоги. Вскоре Купер понял, что теряет себя. Он пытался оставаться жизнерадостным и тактичным, но сознание само по себе распадалось на части, и он ничего не мог с этим поделать. Никак не мог сохранить свое «я». Кроме того, была еще Одри. Невинная, но в том же время во многом искушенная для своих лет, она застыла пред его внутренним взором, и никак не выходило избавиться от видений, что навязывали ему тени, притаившиеся в лесной тьме. Видений разваратных, сладких, а иногда даже злых и жестоких. Когда Купер впервые почувствовал на себе ее взгляд, ему сразу стало все ясно. Это она видела его душу. Она была той, кто погубит его. Деревья пели в тот миг, когда их глаза встретились. Немногим позже он откажет ей и в дружбе, и в помощи, и в близости — так начнется его путь сквозь огонь. ** Сны не давали покоя. Купер привык доверять подсознанию, потому что знал: в нем спрятаны ответы на любые вопросы. Иногда ему являлась Лора, и они болтали ни о чем, словно старые приятели. Иногда — ее убийца, и его лицо казалось до боли знакомым. Иногда — мутные зацепки по делу, но чаще всего только Одри. Она пробуждала в нем давным-давно заглушенные, похороненные мечты. Купер боялся смотреть на нее дольше, чем позволяли приличия, ведь задержав взгляд на ее локонах, прищуре и улыбке, уже невозможно было не посмотреть на плечи, а затем — на грудь, которая всегда была чересчур откровенно очерчена узкой одеждой. Он боялся оставаться с ней наедине, потому что едва мог побороть желание прижать ее к себе и вдохнуть запах ее бледной кожи в изгибе шеи. Он думал о ней постоянно и представлял, как она расслабляется в его объятиях и как с надеждой смотрит в ответ. Купер до потери рассудка боялся за нее, учитывая все обстоятельства, но пока еще получалось справляться с этим, не подавая виду. Немногим позже он смирится с тем, что это жгучее, больное чувство, именуемое любовью, вновь пробудилось в нем, и пути назад уже не будет. ** Иногда на грани засыпания ему являлись не только будущее или прошлое. К воспоминаниям о недавних разговорах и встречах добавились разрозненные фрагменты никогда не случавшихся событий, словно где-то в зазеркалье Купер сделал иной выбор, и теперь реальности наслаивались друг на друга. Он видел, как горит лесопилка, но на этот раз она была не пуста — все жители города оказались заперты внутри. Они кричали в агонии, но их лица были искажены вовсе не болью и не страхом, а глубоким, застывшим недоумением. Как будто они так долго были заточены в преисподней, что кричали скорее по привычке и не понимали, какие эмоции должны испытывать. О чем на самом деле должны молить. Кто-то крикнул «спаси себя». Наверное, это было предостережение. Купер услышал лишь «спаси Одри». Для него уже слишком поздно. Страх лишиться возможности хотя бы просто быть рядом с ней преобразился в ужас, и Куперу пришлось сдаться. Одри не было в огне, но ему все чаще и чаще снилось, как она бредет по лесу, словно сомнамбула, скрывается за багровой дымкой и исчезает. Нужно было разобраться, что это значит, потому что одно было ясно наверняка — он ничем не сможет ей помочь, не сможет ее спасти. От этого становилось так трудно дышать, будто легкие затапливало тяжелым металлом. Немногим позже ему придется набраться мужества и признать, что в жизни рано или поздно, но всегда наступает момент, когда приходится принять бессмысленность своих поступков. Тщетность любого сопротивления неминуемому. И тогда не останется места ни любви, ни страху, ни сомнению. Так погаснет огонь. И его путь, наконец, завершится. ** Когда Купер вытащил Одри из «Одноглазого Джека» и решил было, что все позади, он не мог больше отрицать свои желания. В ту ночь они остались наедине, и он не выпускал ее из объятий ни на секунду. Она была такой храброй и отзывчивой, и они тонули друг в друге, как в бархате. В эти минуты он уже почти догадывался, что на самом деле давно утонул во сне. Рука выплыл из ниоткуда, когда Одри всхлипнула, откинувшись на подушках, и замерла. Вязкие отголоски саксофона засвербили где-то в затылке. Купер зажмурился и стер пот со лба. Кругом вновь была лишь багровая дымка — она продиралась сквозь реальность и путала сознание, как и все прежние видения. — Во-т и ещ-е од-ин г-од, — неестественно ломая слова, проговорил карлик. — Где Одри? — Купер, озираясь, сумел произнести это совершенно спокойно. Но возможно, ему только так показалось, ибо горло свело крутой судорогой. Одри не было, все растаяло: его номер в отеле, постель и жар, что секунду назад обволакивал их. Купер лежал обнаженным, скрючившись посреди мозаичного пола, а разные существа, таящиеся под масками знакомых людей, склонились над ним и смотрели с любопытством. Вдалеке рассмеялась Лора. Рука приблизился и сказал: — Ве-рни-сь за О-дри. И Купера вдруг пронзил животный первозданный ужас, он закричал, и лицо его было искажено. ** Как только Купер въехал в Твин Пикс, он сразу почувствовал, что уже бывал здесь. В пейзажах чуялось что-то родное и вдохновляющее, ему казалось, что он готов провести в этом городке всю оставшуюся жизнь. Быть может, даже купить домик и встретить старость, а главное — ему искренне не терпелось помочь местными жителям всеми доступными ему средствами. Он пригладил волосы и в зеркале дальнего видения мимолетно отметил, что на висок пробралась седина. Когда он наконец подъехал к управлению шерифа, неподалеку прокричала сова, хотя до заката было еще далеко. Он улыбнулся.