Холодный май

Я всё ещё многого не понимала. Выверты моего сознания порой пугали. Однако за прошедшее время я с ними уже окончательно свыклась. И всё-таки преследовало ощущение, что я больная параноидальной шизофренией, сочетающая в себе несколько личностей. Но мало-мальски я с этим свыклась, справилась, ужилась. И теперь подобные черты характера в других начинали бесить меня. Какого чёрта моя сестра вдруг решила, что мне нужна забота? Какого чёрта моя мать вдруг решила, что мне нужна моральная поддержка? Какого чёрта моя семейка вдруг оказалась настолько поехавшей? О случившемся на факультете родители не знали почти ничего. Но знали, что там кто-то тронул что-то «моё», я взбесилась и кто-то едва унёс ноги. Краткость, как говорится, сестра таланта. И теперь они резко поняли, что из маленькой принцессы резко получилась гадюка, как выразилась в разговоре с леди Кассиопеей моя мать. Обвиняли во всём, что странно, портрет. Леди Блэк наговорила Друэлле много такого, от чего в пору было бы бросаться в слёзы. Мать проглотила обиду молча и ушла, даже не хлопнув дверью. Даже со змеёй, с которой я теперь спала в обнимку, они смирились легче. Проблему решил отец. Выслушав делегацию, состоящую из Андромеды и матери, жестикулируя и повышая голос, объяснившую ему проблему, он пожал плечами и улыбнулся, потрепав меня по голове. — Не вижу никакой проблемы. Мы всегда знали, что она будет сильной волшебницей. Её ждёт блестящее будущее. Прекратите давить на девочку. И действительно, нападки матери и Андромеды тут же прекратились. Белла же поддерживала меня всё это время. Вместе мы копались в её саду, вместе сидели за книгами. Очень много говорили. — Я бы хотела выйти замуж, — подумав, объявила мне девушка, когда мы сидели у моей любимой заводи. — Но я прекрасно понимаю, что это убьёт меня. Хотелось бы отдать дар Оракула кому-нибудь другому, но любой знает, что это невозможно… Девушка грустно улыбнулась и перелистнула страницу очередного учебника. Кажется, это были зелья. — Я ведь в этом году заканчиваю Хогвартс, Нарси. А что мне делать после этого? Все ожидают, что я выйду за одного из братьев Лестрейндж. Но родители знают, во что это может вылиться, так что… — она замолчала и сжала пальцами переплёт книги. Девушка подняла на меня полные отчаяния глаза. — Что мне делать?.. — Жить, — я отложила книгу и обняла сестру. — Хочешь путешествовать? Рисовать? Писать? Так действуй. Видения всё равно не отключишь, они будут преследовать тебя до конца твоей жизни. Заведи себе тетрадь, записывай всё до последней буквы, а потом живи, живи так, как не могу ни я, ни Меда. Девушка всхлипнула, но, качнув головой, тут же взяла себя в руки. — Я не могу уехать, — вдруг заявила она; я вздрогнула. — Почему? Она оглянулась, будто думая, что нас могут подслушивать. Нахмурилась, поводила пальцами по обложке и, наконец, выдохнула, будто на что-то решившись. — Я чувствую опасность. Скоро… скоро что-то начнётся, Нарси. И ты, и мы, все будут в этом замешаны. А ещё… я чувствую смерть. Птицы перестали петь. Я так и не перевернула страницу, пальцы будто не слушались. Справившись с оцепенением, я сухо улыбнулась и всё-таки перевернула злосчастную страницу. — Грядёт война. Мы все это чувствуем. Белла вдруг резко побледнела, глаза заволоклись туманом. Я подскочила к сестре и, схватив ее за руки, прошептала: — Что ты видишь?.. Нахмурившись, она медленно ответила: — Майский лунный свет озаряет поле боя. Алые и зелёные всполохи. Я уверена, это семьдесят первый. Я не знаю почему, но я уверена. Я вижу мужчину в длинной тёмной мантии. Он смотрит на девушку в капюшоне. Вокруг все мечутся, уклоняются, летят вспышки… а они просто стоят и смотрят друг на друга. Её задели! Нет, она будто окружена каким-то силовым полем… но капюшон слетел. Боже, детка, это ты… Что ты там делаешь? Ты улыбаешься, сжимаешь в руках палочку. Он снимает капюшон. Это… не могу вспомнить имя. Но это мужчина, красивый, волосы тёмные, глаза очень-очень синие, они будто светятся. Он тоже улыбается. С ним что-то не так… его душа… её почти нет! Что?.. Почему? Она разделена, изранена… Но почему? Брюнетка вдруг резко закрыла глаза и осела на траву. До этого она стояла, будто во что-то вслушиваясь, отчаянно всматриваясь. — Ты как? — севшим голосом спросила я, осторожно убирая с её лица упавшие на него пряди. Какое-то время она сидела с закрытыми глазами, молча, неподвижно. После чего поднялась, отряхнула подол своего бордового платья и посмотрела на меня странно решительно. — Идём домой. Нужно собирать совет. *** Все Блэки собирались очень редко. И чаще всего это заканчивалось очень плохо. На совет собирались все, начиная от детей, достигших школьного возраста, и заканчивая глубокими стариками, находящимися в душевном здравии. И вот сейчас мы сидели в столовой Блэк кастла. Пришедшие были сильно напряжены, это было заметно по едва слышным и тут же прекращающимся разговорам, сжатым губам и напряжённым плечам. Наконец Орион, как глава рода, поднялся со своего места и, прошептав какое-то заклинание, заговорил. Голос его, сделанный магией в разы громче, громовым раскатом прошёлся по огромной зале. — Мы собрались все здесь впервые за этот спокойный век, — начал Орион, окидывая взглядом собравшихся. — И собрались неслучайно. Над нами — нашим старым, величественным родом — нависла серьёзная угроза. Начать хотелось бы с малого. Я хочу представить вам девушку, непосредственно заявившую об угрозе. Белла, встав, молча оглядела напряжённых родственников. — Я Оракул, — помешкав, заявила она. В толпе прошёл напряжённый ропот. — Как вы знаете, я могу не только видеть будущее, прошлое и настоящее, но и видеть души людей, причастных к трём временным материям. Я хочу рассказать о Разделённом. — Не обращая на удивлённые взгляды собравшихся, она тяжело выдохнула и продолжила. — Его зовут Томас Марволо Реддл, сам же он себя величает только «Волан де Морт». Полукровка. Пока что он создал пять крестражей и его душа разделена на шесть частей. Блэки поражённо молчали. Я теребила свой подол и старалась не отсвечивать. Пока что получалось. — Но, позвольте, — старый дряхлый мужчина, опершись на свою трость, поднялся. — Это невозможно… Душу можно разделить лишь на две части, и то это очень долгий, трудоёмкий процесс, а он всего лишь полукровка… — Вы не верите Оракулу? — неожиданно, даже для самой себя, поинтересовалась я. Родственники молчали. — Наша маленькая Моргана тоже что-то знает? — улыбнувшись, спросил Орион. Я кивнула и поднялась со своего места. — Три года назад я едва не умерла, — неуверенно начала я, стараясь не смотреть ни на кого из них. — Могу сказать, ощущения не из приятных. И, находясь в междумирье, я видела достаточно для того, чтобы сейчас сказать страшное: если всё оставить так, как есть, вы все умрёте. Кто-то тихо вскрикнул. — Мне всего тринадцать, — чуть более уверенно продолжила я. — Но я могу рассказать многое. В семидесятых начнётся Первая магическая война. Из Блэков выживут лишь: Нарцисса Малфой, Беллатрисса Лестрейндж, Сириус Блэк и Андромеда Тонкс. Всё. Я единственная переживу две войны. Да, будет вторая, ещё более масштабная. Хотите конкретики? Регулус Блэк должен был умереть, оставшись в Хогвартсе. Он бы попал в компанию Тёмного Лорда, но позже опомнился бы, достал бы ценою своей жизни крестраж и спрятал его в своём родном доме. Сириус Блэк погиб бы 18 июня 1996 года от руки своей кузины, Беллы, упав в Арку памяти. Он, кстати, будет участником сомнительной организации «Орден Феникса», которую создаст Альбус Дамблдор. Там же будет и Джеймс Поттер, который умрёт, кстати, 31 октября 1981 года. Беллу убьёт Молли Уизли 2 мая 1998 года, во время штурма Хогвартса. Андромеда не доживёт до начала второй войны. Вам я доверяю, как никому другому, поэтому говорю всё это. Каюсь, я знала это с самого начала. И считаю, что Регулуса я спасла. С остальными смертями, что делать, я не знаю. Я села на своё место и закрыла глаза. Воздуха не хватало. Вальбурга тихо плакала, но, кажется она даже не замечала этого. — Ну, Нарцисса, это было неожиданно, — Альфард Блэк, посмотрев на меня, улыбнулся. — Но спасибо за информацию, заботу и потраченные нервы. А теперь нужно думать, что со всем этим делать. — Голосовать, — раздражённо заявила Друэлла. — Никто ведь не хочет умирать, правда? Кто за то, чтобы поддержать в войне сторону полукровки? Проходили секунды, но ни одна рука не поднималась. Все медленно осознавали, во что это может вылиться. — Кто за то, чтобы поддержать Альбуса Дамблдора и этот его Орден драной птицы? — так же раздражённо спросила Друэлла. — Но ведь это необязательно, — резко сказала я, снова привлекая к себе внимание. — Самым верным решением сейчас будет сохранять нейтралитет. Тянуть время. Войну затевали не мы, так что не нам и расхлёбывать. Дамблдор ведь тоже не так уж и чист на руку, как кажется. — Она права, — сухо заметила тётя Мел. — Я голосую за нейтралитет. — Я тоже, — Альфард улыбнулся и тоже поднял руку. — В этой войне побудем нейтральной стороной. Несколько рук так же поднялись, сначала неуверенно, потом более твёрдо. — Голосование завершено. Вариант с поддержанием нейтралитета принят без оппозиции, — Орион улыбнулся и, усевшись на своё место, улыбнулся. — Предлагаю пока никому не покидать Блэк кастл. Здесь куда безопаснее, чем в любом другом месте. — Что делать с детьми? Они ещё числятся в школе, некоторые только должны пойти, — задумчиво поинтересовалась тётя Ви, обнимая одной рукой старшего сына, сидящего рядом с ней. — Пусть идут, — махнул рукой Лукориус. — Хуже не будет. *** Я сидела в своей комнате Блэк кастла и черкала карандашом в блокноте. Итак, скоро наступит 1971 год. Это приблизительная дата начала Первой магической войны. Мне будет шестнадцать и я только-только закончу Хогвартс. Если верить словам Беллы, тогда и будет первое сражение, в котором я буду участвовать. С содроганием я представляла ужасы грядущей войны. Леди Кассиопея, хмуро глядящая на меня с портрета, наконец, не выдержала: — Детка, почему ты так беспокоишься? Неужели ты думаешь, что здесь с тобой может что-то случится? Я мягко улыбнулась и покачала головой, откладывая тетрадь и смотря на женщину. — Я боюсь не за себя. Честно сказать, я прекрасно понимаю, что буду во всём этом участвовать. Можно сказать, считаю себя почти единственным человеком, которому по силам справиться с Томом. Но я переживаю за тех, кто рванёт со мной. И я не знаю, как их уберечь… у меня это плохо получается, — я закусила губу, вспоминая случай с Люциусом. Леди Кассиопее я рассказала всё, справедливо полагая, что хуже не будет. Женщина покачала головой и наконец, впервые за несколько дней, улыбнулась. — Ты сильная, сильнее многих здесь собравшихся. И ты это знаешь. Не недооценивай себя и других, Нарцисса. Если кто-то и пойдёт с тобой, то это только их выбор. Просто знай, что рядом с тобой есть люди, которые готовы жить и умереть ради тебя. Я знала. И это как раз-таки пугало. *** Лето выдалось дождливым, пасмурным и скучным. Все ощущали надвигающуюся угрозу, но все делали вид, что всё отлично. В замке теперь сновали волшебники. Блэков было действительно много. Дорея Поттер также переехала в семейное поместье, взяв с собой семью. Мои слова о кончине её единственного сына глубоко затронули душу женщины. На меня она какое-то время смотрела, как на восьмое чудо света. Побаивалась даже. А потом, вроде как подумав, что я всё-таки ещё ребёнок, начала проводить со мной больше времени. Обнимала меня, учила вышивать, проводила много своего свободного времени вместе со мной за книгами. Сириус и Джеймс подружились. Теперь они были практически неразлучны. Я подумывала о возможных вариантах развития событий. Ну, знаете, тихое устранение пока что неопасного Питера и замена его на Северуса в дружной компании Мародёров. На Косую аллею я отправилась вместе с Дженни. Мы купили новую школьную форму, зашли за учебниками и кое-какими книгами, потом посидели в кафе-мороженном Фортескью. Люди ходили по улицам радостные, предвкушая начало нового учебного года. Кое-где говорили о квиддиче, о новых исследованиях в области магии, о политике, журили министерство. — Знаешь, в последнее время папа очень обеспокоен, — задумчиво пробормотала Дженни, помешивая ложечкой свою порцию лимонного мороженного. — Всё говорит о том, что Министр не может защитить нас от действительно опасных вещей. Конечно, мне этого не говорят… но он говорил по камину с друзьями, да и с мамой кое-что обсуждал. — Тебе страшно? — резонно заметила я, отправляя в рот ещё одну ложку прохладного лакомства. — Что ж, мне тоже. Мы немного помолчали и я, пожав плечами, продолжила: — Может показаться, что мне плевать, но ты бы знала, что у нас творится. Все в Блэк кастле, родичи постоянно обновляют защиту, из хранилищ достали почти все хоть мало-мальски нужные артефакты. Все на ушах, нас даже не хотели пускать в школу. — Ну, Хогвартс — самое безопасное место в Англии, да? — иронично заметила Джейн, вспоминая то, что происходило на нашем факультете. — Если там нет Поттеров, — пробубнила я, глядя в окно. Поймав недоумённый взгляд девушки, я усмехнулась уголками губ и покачала головой. — Нет, ничего… кажется, нам пора домой? — Кажется, — она пожала плечами и грустно улыбнулась. — Уже так хочется в Хогвартс. Дома неспокойно. Я могла лишь согласиться. *** И вот снова красный паровоз вёз меня навстречу новому году обучения. В купе обстановка наконец немного разрядилась. Как только я увидела сидящего на диванчике Тони, что-то объясняющего Джейн, как только заметила на месте напротив Люциуса, листающего свой альбом, у меня будто отлегло от сердца. Я тихо зашла, неся свой чемодан, и остановилась на пороге, улыбаясь. За окном шёл дождь, барабаня своими тяжёлыми каплями по окну. — Привет, — едва слышно сказала я, улыбаясь. С ним я не виделась за лето ни разу. Малфой поднял на меня глаза и крепче сжал пальцами альбом. Поднялся, отложил бумагу, подошёл ко мне и молча прижал к себе, обнимая. — Ты где была?.. Совы не долетали, поместье пустое… Я тихо рассмеялась, вдыхая знакомый запах полыни и книжных страниц. — У Блэков переполох, — шепнула я как можно тише. — Мы все в Блэк кастле. Парень, до этого медленно перебирающий мои волосы, замер. — Война грядёт, — горько прошептал он. — Да. Мы так и стояли, обнявшись, пока до нас не долетел тихий девичий смех. — Давайте не при нас, ребят? — Дженни, положив голову Антонину на плечо, улыбалась. Я с радостью отметила искренний смех Долохова, последовавший за её фразой. — Мы постараемся, — проворчал Люциус, отпуская меня. Поставив чемодан на полку, я уселась на место у окна и, поджав под себя ноги, прижалась щекой к стеклу. Блондин уселся рядом, снова раскрывая свой альбом. — Не переживай, — вдруг прошептал он, беря меня за руку и смотря в глаза. — Всё будет хорошо. Как бы я хотела ему верить. *** Новый преподаватель по ЗОТИ мне нравился. Точнее, преподавательница. Она была низкой, худой, можно сказать миниатюрной. Синие-синие глаза, бледная кожа, тонкие аристократические руки… и абсолютно седые волосы. Женщине недавно исполнилось тридцать, но она едва выглядела на двадцать. Холодная, язвительная, но удивительно хорошая преподавательница, она приковывала к себе взгляды. Но было то, на что невозможно было не смотреть, говоря с ней. Три рваных шрама пересекали её лицо. Она, улыбаясь, говорила с нами об оборотнях, осторожно поглаживая тонкие белые полоски. — Запомните, — она задумчиво закусила губу и посмотрела в окно. — Оборотень, это, в первую очередь, нечисть. Уже потом человек. Он не помнит, что обнимал вас с утра, что клялся в любви, что целовал и стоял на одном колене. Им движут лишь инстинкты. На жалость она реагировала оригинально. Сочувственные взгляды и шёпот она просто игнорировала. Если у меня и был любимый преподаватель, то это она. Её предплечья и часть запястий всегда были обмотаны бинтами. Но метки там не было. Она скрывала бесчисленное количество шрамов. Я часто оставалась у неё на факультативы. Мы отрабатывали связки заклинаний, я помогала сортировать книги, потом мы пили чай. Адель поражала. Она знала несколько языков, почти не спала, постоянно что-то учила, старалась привлечь к этому и меня. — В мире магии важно не только происхождение, — без конца и края повторяла она. — Ты должна знать и уметь ещё такое количество вещей, какое только сможешь. Поёшь? Танцуешь? Увлекаешься рунами? Рисуешь? Этого недостаточно. Старайся обхватить как можно больше областей, пробуй, пытайся! Смысл жизни, Нарцисса, вовсе не в том, чтобы найти себя. Он заключается скорее в том, чтобы создать себя самому. Профессор Ансо была удивительной. Она улыбалась, трепала меня по голове и говорила, что я не веду себя на свой возраст. — Ты — Сикстинская мадонна волшебного мира, — как-то задумчиво протянула она, вглядываясь в мои глаза. — Твой взгляд… он не похож на взгляд тринадцатилетнего ребёнка. — Мы быстро взрослеем, — начала я, улыбаясь. — Душевно стареем, — подхватила она. — И нет больше нам пути назад, в то бесконечное лето под названием детство. Я тихо рассмеялась, закрывая книгу. Цитировать любимых магических авторов стало уже привычкой. — И всё-таки, осторожнее. — женщина грустно улыбнулась и в её глазах появилось что-то такое, от чего хотелось бежать. — Лучшие из нас не возвращаются. ***

Лучшие из нас не возвращаются

Что она хотела сказать этим? Какой смысл донести? Я не знала. Весь этот год был пропитан каким-то лёгким оттенком меланхолии. Будто все осознали вдруг что-то важное, что не хотели признавать даже себе, даже в самых укромных уголках своей души. Думать об этом не хотелось. Наша компания всё также учила уроки вместе, также гуляла, сидела рядом на уроках. Я всё ждала ещё одного письма. В прошлый раз амулет, присланный мне, спас Люциуса. И за это можно было сказать только спасибо. Благодарить хотелось на коленях, долго, упорно. Чего я, естественно, не делала, ограничившись сухим спасибо в небеса. Было странно. Тревожно. Но я отвлекалась, скоро и вовсе втянулась в бешеный ритм учёбы. И всё-таки ощущение чего-то грядущего не проходило. Это был обычный вечер. Ну, не совсем обычный. Люциуса не было видно ещё в субботу, его зачем-то вызывали домой. Белла и Меда сегодня меня активно игнорировали, только таинственно переглядывались. Я закатывала глаза, немного обижалась, а потому проводила всё свободное время с Дженни. На этот раз мы снова расположились рядом с камином. Я писала эссе по Чарам, Джейн, смеясь, рисовала что-то с Тони, когда в гостиную вошёл бледный Люциус. Я улыбнулась и помахала присевшему рядом парню рукой. Но, увидев его состояние, улыбка медленно сползла с моего лица. Антонин, кажется, тоже заметил перемену в настроении друга и, отложив свой альбом, обеспокоенно нахмурился: — Что случилось? Блондин сглотнул ком, вставший в горле, и странно покосился на меня. Со странной смесью страха, отчаяния и надежды. — Отец… отец сказал, что я и так долго тянул. Он требует заключить помолвку. Мир разбился.