Only True in Fairy Tales

Либо дневной переход не так плох, как накануне или почти 12 часов сна дали Каллену больше энергии, чем он мог предполагать. В чем бы ни была причина, он поддерживает темп практически без сложностей, хотя он начинает слабеть к моменту как они достигают их места назначения и начинает темнеть. Этим вечером их укрытие настоящая пещера, настолько глубокая что Бык включает фонарик, линзы переключены в красный тон, чтобы не ослепить их. Пещера заканчивается прудом пяти или шести футов шириной и Каллен только рад наконец дать отдых ногам. Опуститься на землю так приятно, что Каллен издает удовлетворенный стон, вытягивая ноги перед собой и потягиваясь самым ленивым в мире движением. — Ага, — соглашается Бык, роняя рюкзак и Дориан бормочет что-то в той же интонации, опуская свой рюкзак на землю возле пруда. К удивлению Каллена, Дориан заходит прямо в воду, морщась из-за намокшей одежды. — Чертов дубак, — бормоча, он наклоняется и копается на дне в грязи. Он вытаскивает сверток в пластиковом пакете. Каллен таращится на сверток, затем на Дориана. — Если внутри изумруд, спрятанный в уродливой статуэтке, я ухожу. Дориан одаривает его непонимающим взглядом, но Бык лишь усмехается. — Это кино старше него, Шеф. — Спасибо, — отвечает Каллен. — Потому что я чувствую себя еще более древним. — Эй, — возмущается Бык, указывая на себя обеими руками, — по крайней мере ты такой не один. — Прежде чем вы поковыляете в дом престарелых, — перебивает их Дориан, стряхивая со свертка грязь. — может один из вас, стариканов поможет мне? — Давай, пацан, — говорит Бык, обходя Каллена, — Сейчас я тебя отоварю клюкой. Ухмыляясь, Дориан уворачивается от подзатыльника и кидает без предупреждения мокрый и грязный сверток Быку. Тот ловит пакет одной рукой, одарив Дориана тщеславным взглядом, потому что умудряется это сделать не уронив фонарик. Дориан может и не выглядит впечатленным, а Каллен определенно впечатлен. Он не уверен, что смог бы также даже будучи в хорошей физической форме. Распакованный рядом с водой сверток не скрывает в себе никаких статуй или драгоценных камней. Вместо этого внутри гораздо более полезные в сложившихся обстоятельствах предметы — помимо еды и патронов, внутри три комплекта одежды и запечатанный пакет краски для волос. — Я размышлял, как вы собирались решить этот вопрос, — говорит Каллен, одергивая свою отросшую бороду. Он слишком светловолосый чтобы слиться с толпой в этой части света. — Ну, я бы предпочел держать тебя вне поля зрения абсолютно, но поскольку это не вариант, у тебя свидание с Леди Палеттой*, — Дориан щурясь разглядывает упаковку в руке, — или с ее паленым аналогом. — Всегда хотел быть рыжим, — произносит Каллен, исключительно ради того как Дориан фыркает в ответ. — Что? Буду слишком выделяться? — Я слышал, джентельмены предпочитают блондинов, — с ухмылкой парирует Дориан, открывая упаковку. Каллен демонстративно осматривается вокруг. — Я не вижу много джентельменов вокруг сейчас. За его спиной слышно как тихо усмехается Бык. Сам процесс окрашивания волос и бороды гораздо менее забавный, и Каллен быстро приходит к выводу, что не станет повторять подобный трюк в обстоятельствах, если они не столь отчаянные как сейчас. Химикаты воняют и жгут кожу и весь процесс занимает вечность. — Все не так сложно если есть душ, — говорит Дориан, когда Каллен комментирует сколько времени занимает весь процесс. — Или хотя бы умывальник. — И откуда ты это знаешь? — спрашивает Каллен. — Он помогает мне красит мои волосы, — заявляет Бык. Он звучит так серьезно, что Каллен на долю секунды верит ему, прежде чем его мозг подкидывает ему лысую черепушку Быка с легким пушком. — Один из моих талантов, — добавляет Дориан, — а у меня их великое множество. Намек сложно не заметить, Каллен покачал бы головой, не будь риска что его дернут за волосы. Он помнит уклончивость Дориана, когда они говорили о семье, поэтому использует возможность расспросить его немного. — Твоя мать часто красила волосы? — Моя мать никогда не делала ничего настолько плебейского вроде окрашивания волос своими руками, — энергично отвечает Дориан. С глазами, закрытыми от едких химикатов, Каллен не может сказать насколько реальная эта эмоция. — Для этого у нее помощники, — Дориан подтирает убежавшую каплю краски со лба Каллена, может чуть резче чем оно того требует и добавляет, — черт, да у ее помощников для этого помощники есть. Это пробуждает интерес Каллена еще сильнее. Из его опыта, люди с такими деньгами отдают своих детей на военную службу только если планируют для них политическую карьеру в дальнейшем и у Дориана совершенно не подходящая специализация, если это так. Будущие политики нуждаются во внимании, а не быть вовлеченными в операции, которые могут привести в безымянную могилу (если они вообще получат могилу) и засекреченное личное дело, заканчивающееся на «Пропал без вести». Хотя это может объяснить, почему Дориан уклонился от темы семьи до этого. Из любопытства Каллен спрашивает: — Кем работает твоя мама? — Работает?.. — переспрашивает с напускным возмущением Дориан. — Она получила свои деньги старомодным путем. Наследовала. Вышла удачно замуж. Прикрой глаза. Каллен не сразу понимает, что последняя фраза это команда и едва успевает поднять руку. Обрывок ткани, который он держит был частью тюремной робы и прижимать ее к лицу ему совсем не улыбается, но тряпка защищает глаза от попадания краски да и он сам не особо чистый. Вода стекает по скальпу и щекам целую вечность, те редкие капли что текут к глазам попадают на тряпку, пока Каллен изучает темноту и ждет, пока все закончится. Наконец Дориан забирает тряпку и трет ей вдоль линии волос и щеки. Он трет так тщательно, что Каллен морщится и отбирает у него обрывок. — Я сам, — говорит он, быстро обтирая голову и лицо еще раз. — Получилось? Имея двух сестер, он знает что иногда краска не берется, и он бы предпочел не повторять всю процедуру еще раз. — Выглядит нормально, — произносит Бык. — Не узнаем точно пока не высохнет и не будет хорошего освещения. Он машет фонариком с красной линзой, подчеркивая свои слова. Иными словами они не узнают точно до самого свидания с поездом через несколько часов. Каллен откидывает в сторону мокрую и грязную тряпку и спрашивает: — Что на обед? — Говядина, — говорит Бык, — по крайней мере так утверждает Американская ассоциация скотоводов. Одна его рука выстреливает в воздух, палец указывает в грудь Дориану. — Нет. С выражением абсолютной невинности Дориан округляет глаза, прижимая ладонь к груди. — Я лишь собирался сказать… — Я знаю, что ты собирался сказать! — что стейк сейчас был бы весьма кстати. Каллен смотрит на него, впечатленный. — Как ты умудряешься это произнести так вызывающе? — Я же сказал, что я человек многих талантов. Он вытаскивает протеиновый батончик и оглядывает его с неприязнью. — И вот правда, практически что угодно было бы лучше нынешнего меню. Он роется в рюкзаке еще раз и кидает другой батончик Быку и пакет с порошком Каллену. Бык ловит за них обоих когда пальцы Каллена отказываются сжиматься на пакете несмотря на все усилия. — Спасибо, — бормочет Каллен смущенно. Зная в чем проблема и что от него мало что зависит, никак не уменьшает смущение. Еще не скоро он сможет пользоваться своим телом свободно. Он смешивает свой обед без проколов, затем растягивается на земле чтобы немного поспать, подхватываясь, когда Бык касается его плеча. — Пора в путь, Шеф, — говорит Бык, протягивая ему чашку с завтраком. Фонарик в другой его руке красным фильтром освещает все вокруг, создавая ощущение что все в огне. — Который час? — спрашивает Каллен, отхлебывая жижу. — Начало второго, — отвечает Дориан, стоя на краю освещенного фонариком поля с рюкзаком за плечами. — У нас есть время, но я бы предпочел оказаться на месте раньше, чем позже. Каллен допивает свою жижу. — Как в армии, всегда поспеши-подожди. Бык наполняет чашку простой водой и Каллен выпивает и ее. Ему дают времени отлить и зашнуровать ботинки и затем они выдвигаются. На этот раз Каллену доверен маленький рюкзак, наполненный одеждой из свертка, который Дориан вытащил ночью из пруда. Он подозревает, что этот третий рюкзак скорее чтобы подкрепить его эго, чем реальная помощь, потому что Бык наверняка смог бы сам нести всю поклажу, но Каллен совсем не против ноши. Так он чувствует себя полезным хотя бы немного. Поспевать за Быком не так сложно, как он опасался и приятно размяться, напрячь легкие и мышцы. Прыгать на поезд, однако требует больше чем просто растяжка. Дориан клянется, что состав замедлится до десяти миль в час к моменту как они его увидят, но какую бы жалкую скорость не развил Каллен, ее будет недостаточно. — Это точно хорошая идея? — спрашивает он. — Все не так плохо, как кажется, — отвечает Бык. — Ты остаешься на месте и ждешь нас. Держись в укрытии, когда мимо пойдет голова состава, и затем отсчитай тридцать вагонов. Когда тридцать первый пройдет, начинай бежать и высматривай меня. Я постараюсь тебя подхватить, если смогу и если я промахнусь, высматривай Дориана. Каллен смотрит на себя, потом на Дориана. Каллен всего на несколько дюймов выше, но даже в нынешнем состоянии, он вероятно фунтов** на тридцать тяжелее него. — Не волнуйся, Шеф, — говорит Дориан. — Я с тобой справлюсь. В лунном свете Каллен видит его ухмылку, пока Бык не отвешивает ему подзатыльник. — Хватит заигрывать с ним, — говорит Бык, одаривая Дориана уничтожающим взглядом, и он выглядит действительно раскаявшимся. — Он не уронит тебя. И это все заверения, которые слышит Каллен потому что поезд уже стремительно приближается к ним. Бык и Дориан испаряются, держась за холмом от поезда, пока Каллен не теряет их из виду и переключает внимание на идущий состав. Тепловоз проходит мимо с ревом, десять миль в час выглядят гораздо быстрее, чем когда едешь за рулем машины и Каллен начинает считать. На двадцать пятом он поднимается и на тридцатом начинает бежать к путям. Когда он меняет направление, чтобы двигаться параллельно поезду, он замечает Быка, выглядывающего из открытой двери где-то в десяти вагонах от него. К сожалению, он не замечает ямку в земле и наступает в нее. Ногу он не повреждает, но упускает протянутую руку Быка и его уже не нагнать. Значит, Дориан и он молится, чтобы тот был действительно настолько силен, насколько себя таковым считает. Затем Дориан рядом и хватает его, обе руки Каллена на предплечье Дориана, другая его рука упирается во что-то внутри вагона. Мышцы в шее Дориана надуваются, он стискивает зубы, дергая на себя и Каллен отталкивается ногами и с разгона залетает вовнутрь, приземляясь на Дориана. Оба на какое-то время не могут дышать, но Дориан приходит в себя первым, конечно же. Слегка задыхаясь, он говорит: — Это мило. В его голосе слышно ухмылку. Каллен краснеет и скатывается с него, распластавшись на спине, чувствуя, как легкие и мышцы отчаянно протестуют после напряжения. Он упорно держит взгляд на потолке, подальше от Дориана. В почти полной темноте это не имеет значения, но позволяет Каллену ментально отдалиться от происходящего. — Извини, — тихо бормочет Дориан. Настолько тихо, насколько это допустимо при шуме поезда. — Я иногда ляпаю ерунду, я привык к Быку, который просто меня отшивает. Пауза, после которой Каллен ожидает очередную неприличную шутку, но когда Дориан снова говорит, это не шутка. — Ты можешь поспать какое-то время. Нам еще ехать и ехать. Дверь вагона захлопывается с громким ударом, который Каллен ощущает в спине и ногах. Несмотря на поздний час и пробежку, Каллен не ощущает усталости. Он садится и говорит: — Честно говоря, я немного голоден. Он узнает симптомы с прошлого раза. Теперь, когда его тело менее измождено, бессонница будет терзать его по полной, до тех пор, пока он не наберет хотя бы несколько фунтов веса. Раздается шелест, но внутри вагона слишком темно и ничего не видно, и Каллен не уверен, что происходит до момента, когда рука Дориана касается его плеча. — Вот ты где, Шеф, — говорит Дориан, рукой скользя по предплечью. Прикосновение твердое, не игривое, но по коже Каллена все равно бегут мурашки. Это почти возбуждающе, и настолько невероятно, что Каллен забывает уточнить какого черта происходит. Затем ладонь Дориана находит его ладонь и вкладывает пакет с порошком, и Каллен очень благодарен темноте, в которой не видно, как он краснеет. Еда. Точно. Дориан не просто так к нему прикасается. — У тебя есть чашка? — спрашивает он самым будничным тоном, встряхивая руку, чтобы избавиться от фантомного ощущения, оставшегося после пальцев Дориана. Смешать воду и порошок становится квестом, но в четыре руки они умудряются не расплескать слишком много. Каллен на второй чашке, когда дверь начинает распахиваться. Он тянется к оружию, когда раздается голос Быка: — Это лишь я. — Если бы я знал заранее, то испек бы торт, — говорит Дориан, Бык ухмыляется в ответ и запрыгивает внутрь с крыши вагона. Он быстро захлопывает дверь, погружая их всех в темноту. — Видишь, Шеф? — говорит Бык, его голос медленно перемещается в темноте. — Я же говорил, что Искорка*** тебя не уронит. Каллен недоуменно моргает и слышит возмущенный вздох Дориана. — Искорка? — уточняет Каллен. — Это глупое прозвище, — поясняет Дориан, его тон не менее возмущенный, чем предшествовавший вздох. — Наш общий друг любит их давать всем и надейся, что тебе достанется что-то вроде Быка, а не Искорка. — Почему Искорка? — спрашивает Каллен. У него есть определенные подозрения почему, но он не может удержаться от подначивания Дориана — он уже научился ценить редкие моменты, когда разговор не в пользу Дориана. Но ответ дает Бык: — Ну, предположительно потому что он весь искрит, но не жжет. — Предположительно? — Я бы сказал еще потому что он симпатичный, но у него есть дурная привычка поджигать все случайным образом. Как бенгальский огонек. — Но я большой огонь! — заявляет Дориан игривым тоном. — Не маленькая детская игрушка, искрящая всего несколько минут. Меня хватает на долгое время. Темнота придает его словам больше интимности, чем если бы вокруг был дневной свет. Каллен отчаянно краснеет, и это усугубляется словами Быка, произнесенными той же интонацией: — О, уж я знаю. Дориан смеется, пока Каллен сидит застыв, с чашкой на полпути ко рту, не зная как толковать все сказанное. Он видел как парни играют в эту игру прежде, но сейчас все ощущается иначе. К тому же, кто настолько глуп чтобы играть в эту игру с геем? С другой стороны, он правда думает, что эти двое переспали? Правила касаемо этого весьма строги, и никто из них не выглядит готовым рискнуть карьерой ради быстрого перепиха, хотя уж Каллен-то понимает, что и более умные люди делали большие глупости. Если же все серьезнее, чем простой перепих, то Бык примечательно терпелив и спокоен в отношении флирта Дориана с ним. Или он настолько уверен в их отношениях, что знает, что Дориан флиртует не всерьез. Тебе больше не о чем волноваться? Спрашивает себя Каллен. Мы были в тюрьме, помнишь? Он наконец подносит чашку ко рту и делает глоток. Если о чем и стоит беспокоиться, он предпочел бы старшую школу, а не все то дерьмо, что накопилось в голове за последние два месяца. Каллен пытается налить себе еще воды в чашку, когда Дориан спрашивает: — Расскажи нам про Хоннлит, Шеф? Удивившись, Каллен разливает воду на себя. — Что ты хочешь узнать? — Все, что ты готов рассказать нам, — великодушно произносит Дориан. — Нам предстоит провести девять часов здесь, прежде чем мы сойдем с поезда, и мы не можем играть в карты в темноте. Так что начинай говорить, или мы все будем не в себе к утру. Отвечать по команде как раз в числе тех задач, от которых мозг Каллена впадает в ступор. О чем он должен говорить?.. — Насколько большой город? — спрашивает Бык, выручая его из затупления. — Не очень большой, — отвечает Каллен. — Все в шаговой доступности. Вдохновение наконец накатывает на него и он адресует вопрос Дориану. — Ты говорил, что вырос в Бостоне? — В основном в Бостоне. Я совершенно точно городской парень, не знал что коровы больше кур, пока мне не стукнуло четырнадцать, — как и в прошлый раз тон Дориана бодрый, как будто все в порядке, даже когда он уводит диалог в сторону. — Предположу, что у тебя такой проблемы не было. — Да, — соглашается Каллен, — у моих родителей ферма, так что из опыта могу сказать, что коровы гораздо больше кур и оставляют в разы больше дерьма. — Ооо, чистка хлева, — мечтательно бормочет Дориан. — Классическое деревенское развлечение. И люди еще удивляются, почему я не хочу уезжать из города. Я куда лучше справляюсь с карманниками и такси. Несмотря на все усилия Каллена, следующие несколько часов проходят однообразно, Дориан уклоняется от всех вопросов о семье и жизни до армии. Если бы мозг Каллена периодически не затуплял, то возможно его усилий было бы достаточно чтобы прижать Дориана, но он не может придумать ничего что не было бы безнадежно прямолинейным расспросом. И мысли о том, чтобы прижать Дориана норовили скатиться в несколько ином направлении. Как только всходит солнце, они берутся за карты, уклончивость Дориана возрастает и Каллен оставляет попытки расспросов, хотя его любопытство еще не удовлетворено. Он развлекает себя размышлениями о маловероятных историях про родителей Дориана (массовые убийцы? Культисты? Телемаркетеры?) до позднего утра, когда Бык собирает карты и складывает их в ровную стопку. — Почти на месте, — поясняет он, хотя Каллен не видит особых изменений в ландшафте, мелькающем в щелях в двери вагона. — Пора переодеваться. Переодеваться означает натянуть на себя одну из трех роб, которые Каллен нес в своем рюкзаке, Бык и Дориан тоже сменяют одежду. Роба застиранная и немного пахнет козами, но у нее есть капюшон, которым можно закрыть голову и он очень надеется, что с учетом теней, краски для волос, никто не станет к нему особо приглядываться. Не то чтобы у него было время на что-то более продуманное, даже если будь для этого возможность — Бык и Дориан присели у открытой двери, Бык машет рукой Каллену. — Старайся перекатиться, когда упадешь, — дает ему совет Бык, прежде чем выпихнуть из вагона. В кои-то веки его тело слушается, вспомнив все годы тренировок, так что он не летит кубарем на землю. К тому моменту, как Бык и Дориан подбегают, он уже стоит на ногах. — Порядок, Шеф? — спрашивает Бык. — Полный, — отвечает Каллен, не скрывая удивления в голосе. Бык усмехается и хлопает его по плечу. Каллен пошатывается от удара, и поводит плечом. — Извини, — произносит Бык, отвлеченно оглядывая местность вокруг. Каллен следует его примеру, окидывая взглядом низкие холмы и низкорослые деревья, однообразно выглядящие словно они сделали на поезде круг. Он может лишь предполагать, что они в нужном месте, пытаясь сориентироваться без карты. — Хорошо, — говорит Дориан, когда поезд удаляется с отдаляющимся грохотом. — Нам нужно пройти милю до дороги. Как только мы окажемся там, один хороший джентельмен будет проезжать через четыре часа и решит остановиться чтобы отлить. И представляешь, дверь грузовика удобно будет не заперта, и внутри будет достаточно места для троих людей, которые будут сидеть тихо-тихо и притворятся, что их там нет. — Удобно, — повторяет за ним Каллен. — Ну, предполагая, что они останутся купленными. Если же нет, то нам придется пройтись пешком, — он критически оглядывает Каллена, — что может и не будет такой уж катастрофой, но зачем идти, если можно ехать? И им заплачено достаточно, они должны остаться проплаченными. — Просто радуйся, что им он заплатил наличными, — бормочет негромко Бык. Пока Каллен пытается разобраться в тонкостях взяток посредством кредитной карты, Дориан хищно ухмыляется. — Ты ревнуешь. — Хуесос, — ласково отзывается Бык, лицо Каллена заливает румянец. Значит, речь точно не о кредитных картах. Ухмылка Дориан перерастает во что-то воистину опасное. Возможно, даже нелегальное в тридцати штатах. Может, в тридцати пяти. Она не адресована Каллену, и даже он ощущает всю ее мощь. Его мнение о Быке, уже достаточно высокое, вырастает в разы, когда становится ясно, что его никак не зацепило. Он должно быть натурал. Сто процентов. — Представляю, какие отчеты о расходах от тебя получает бухгалтерия, — говорит Каллен. Он почти запинается, но этот разговор нужно увести в сторону. Немедленно. — Два слова, Шеф, — отвечает Дориан. — Дорожные издержки. Покрывает все возможные грешки. Хотя каким-то образом у меня никогда не сохраняются чеки. Уверен, бухгалтера ненавидят меня. Он ухмыляется, но теперь у Каллена нет ощущения, что он может получить солнечный ожог от его улыбки. — Просто считай это очень дорогим билетом на автобус. — Билет на автобус. Ага. — Вот! Вот это настрой! В любом случае, они будут здесь где-то через час. — Если они уже получили деньги, нет причин рисковать, — говорит Каллен, его мозг без остановки перебирает варианты того, что может пойти не так. Дориан выглядит возмущенным, а Бык смеется. — Отдай нам должное, — говорит Дориан. — Сейчас у них есть половина, а остальное они не получат, пока мы не окажемся там, куда нам нужно. — Не рушит ли это «правдоподобное отрицание» к черту? Для них. «Нет, не видел никого в моем грузовике, но какой-то человек просто дал мне стопку купюр по доброте душевной». — Твои сомнения ранят меня. Все прояснится в свое время, юный падаван. Дориан поправляет рюкзак на плечах. — Кстати говоря, пора выдвигаться. Идти по прямой под ярким солнечным светом это совершенно иной опыт в сравнении с спотыканием в темноте вслед за Быком и Дорианом, да и миля ничто в сравнении с прошедшими днями. Он насквозь взмок к тому моменту, когда они останавливаются, но тут скорее дело в жаре и в плотной робе, чем в усталости. Ожидание очередного транспорта оказывается еще более унылым, чем переезд в поезде. Бык и Дориан настороже, только один из них держится поблизости постоянно, и никаких карточных игр чтобы скоротать время. Рельеф слишком однообразный, чтобы увлечь хотя бы на минуту и Каллен несколько раз впадает в дрему со скуки. Он в процессе очередной дремы, когда Дориан трясет его плечо. — Вставай, Шеф, — говорит он, его пальцы сжимаются пока он вглядывается в дорогу. Каллену не нужно особо готовиться — просто встать на ноги и отряхнуть робу, с которой он еще не свыкся. — Мне и сейчас придется бежать? — спрашивает он Дориана. — Нет, если нам повезет, — бодро отзывается тот, что совсем не вселяет уверенность. Прежде чем Каллен указывает на это, Бык возникает в поле зрения, подбегая к ним. — Точно наши парни, — говорит Бык. — Идеально, — произносит Дориан и начинает бежать трусцой, что даже Каллен может за ним поспеть. Пробежка превращается в ходьбу, затем в переползание, когда они приближаются к дороге и к тому времени, как Каллен видит грузовик, они ползут на животах через заросли. Никого не видно, но слышны голоса с другой стороны грузовика. Ему не нужно знать язык, чтобы понять, что кого-то безнадежно дразнят. Грузовик знавал лучшие дни (а может, и годы), но Каллен склонен к милосердию, поскольку задняя дверь беззвучно поднимается вверх, когда Бык дергает за рукоять. Дориан пролезает первым, затем Каллен подает ему все рюкзаки и залезает следом. Он не такой гибкий как Дориан и его плечи шире, несмотря на весь потерянный вес. Низ двери цепляет робу и оставляет болезненную ссадину на груди. Все оправдания, однако, немедленно тают, когда Бык, который объективно крупнее и шире их обоих, просачивается под дверью без малейших затруднений. Дориан позволяет двери медленно опуститься вниз до щелчка, запирая их в слишком жарком, тесном полумраке фургона. Дориан прижимает палец к губам в качестве предупреждения и Каллен едва сдерживается чтобы не закатить глаза в ответ. Как будто ему нужно напоминание о том, как важно соблюдать тишину. Вместо этого он кривится как подросток, потирая ссадину на груди. Вряд ли у него идет кровь, даже если царапина сильно болит. Света, проникающего в грузовик недостаточно чтобы разглядеть выражение на лице Дориана, но наклон головы и жест руки выражают четкий вопрос. Каллен качает головой и показывает знак, что все нормально, хотя его мозг в своей излюбленной манере добавляет «Ты можешь поцеловать, чтобы все прошло». На данном этапе он уже почти свыкся с неизбежными комментариями незрелой части его мозга. Сейчас это не самая большая проблема, а вот когда он начнет приходить в себя, могут возникнуть проблемы с самоконтролем. Последнее чего бы ему хотелось это ходить с постоянным стояком. Не говоря даже о стыде, ему не нужны поводы отвлекаться, не сейчас, когда есть огромный шанс что по ним в любую минуту начнут стрелять. Говорить себе это не особо помогает, но Каллен повторяет слова как мантру, когда двигатель грузовика заводится и они трогаются с места.