***
В студии тихо. Тишина была цвета мяты, витала в воздухе приятными запахами прохладного, ароматного лета. Аккуратные голые ножки Вик, прикрытые лишь голубой, легкой рубахой Оливера, ее воздушный взгляд, гулявший по саду за большим синим окном, и пшеничного цвета волосы, щекочущие кончиками покрытые тонкой тканью рубашки плечи. Пухлые губы очаровательно приоткрыты, а ножки игриво скрещены. На ее образ падал косыми лучами солнечный свет, покрывая темными тенями спину и кожу девушки. В ней не было приторной легкой грации, как в любой женщине. Она обычна, самая обыкновенная, Оли знал это, но так любил ее за эту черту. Вик иногда бывала более неуклюжей, чем Сайкс, и движения у нее были размякшими, забавными, но до чего прелестными. Оливер сидел на бардового цвета диванчике и, облокотившись о его спинку, пил чай, не отрывая взгляда от округлой фигуры Виктории. Невольно улыбка проскользнула по его узким губам и острым скулам, в глазах засверкали все звезды Вселенной. — Милая, ты даже не представляешь, насколько ты сегодня чудесна, — проговорил негромко он, по-прежнему безотрывно всматриваясь в светлую макушку девушки, будто надеясь разглядеть ее мысли. В ответ на фразу Оливера Вик лишь обернулась, бросила на него любящий взгляд и снова стала рассматривать зеленые ветви любимой сирени рядом с окном, на которых весели красные шторы с белыми цветами, — декор их был совсем не в тему интерьера, однако на все были свои причины. Сайкс не пошевельнулся в течение ещё минуты, допивая свой чай, а потом поднялся. Под ним зашуршала материя дивана, раздался характерный скрип, до слуха Вик донеслось шлепанье босых ног Оли, а потом вдруг резкая тишина и грохот от удара тела о пол. Виктория испуганно обернулась и в ее глазах потемнело от страха. На деревянном паркете студии без сознания лежал Сайкс.#1
15 октября 2017 г. в 02:34
Из-под пышных длинных ресниц тайком смотрят на Нее шоколадного цвета глаза. В Его взгляде столько любовного чувства, оно буквально бьётся волнами через веки, наполняя комнату особым звоном.
Воздух здесь дрожит, колышется, но не тревожит общую атмосферу. Лучи солнца по-прежнему безмятежно проникают через шторы, чтобы ласково упасть лентами на лицо Оливера.
Мужчина жмурился, словно маленький мальчишка, ему было забавно смотреть, как приоткрываются и серьезно смыкаются пухлые ровные губы Виктории с по-детски вздернутой верхней губой.
Сайкс то прятал взгляд, наивно полагая, что укроет его в алой шелковистой простыне, накинутой на узкие бедра, где под этой единственной тканью скрывалось нагое тело, то заискивающе скрытно глядел на обожаемую им особу, сосредоточенно переносящую бесподобный оригинал на натянутый хост. Шелк струился кроваво-красным водопадом на пол.
До чего же прекрасно было тело Оливера: оно было похоже на картинную галерею больше, чем музей современного искусства со всеми его экспонатами.
Тонкие пальцы скользнули по тощей груди мужчины; сверкнуло в солнечном салюте серебряное кольцо певца, семейная реликвия, безумно бесценная.
Юркой змейкой проскочила по его тонким губам улыбка. Он не верил своему счастью: что еще было нужно ему сейчас, чтобы по-настоящему желать жить? В такие часы, когда его Виктория, его самый близкий и родной человек, пишет картины, он не чувствует холодных рук депрессии, сжимающих его горло. В теплых лучах золотистого солнышка ее образ был для него иконой, лоснящейся благовонием от собственного великолепия. Вместе с тенью на лице дневной свет кидал тень и на душу Вик, которая была как никогда прекрасна в такие часы.
«Как же я тебя люблю», — мелькнула мысль у Сайкса в голове, которую он озвучить не посмел. Она всегда знала, что он ее любит. Даже до того момента, как Оливер сам понял это. Своим пронзительным взглядом Виктория замечала буквально все в глазах избранника, чувствуя его по малейшим подрагиваниям черных длинных ресниц.
Такую он больше никогда не встретит. Ни в этой жизни, ни в следующей.
Последний мазок алой масляной краски, и лицо Вик тут же приобретает иной тон. Черствые, сосредоточенные черты размягчились, стали плавными. Оли очень любил наблюдать процесс подобной перемены. То, как превращается в Аврору Снежная королева.
— Вот и все, солнышко, - заботливо улыбнулась Виктория, пробежав глазами сначала по настоящему Оливеру, а затем по тому, что смотрел на нее с холста. Сходство было на лицо. Поняв, что процесс написания картины кончился, мужчина, придерживая рукой шелковую красную ткань и прикрывая ей свою наготу, прошел по теплому полу, покрытому паркетом. Шлепанье его босых ног звонко отдалось в студии и утонуло в синих стенах. Когда затихли шаги, раздалось одобрительное хмыканье и удовлетворенный смешок.
— Да. В очередной раз чудесно! — восторженно и без тени лести произнес шепотом Сайкс. На него смотрела удивительно естественными глазами собственная копия. Оливер затянул шелк вокруг бедер и, наклонившись к лицу любимой, аккуратным прикосновением губ поцеловал в щеку Викторию. То, что она пишет его портреты, и как она это делает, бесценно для Оливера. Для него это как ее признание в любви, но произнесенное не вслух, а написанное на холсте. Мужчина чувствовал, сколько эмоций и сил вкладывает в один только скетч с его изображением девушка, и ему это доставляло удовольствие, он чувствовал себя нужным, любимым. Все девушки, бывшие когда-либо парой Оли в течение 35 лет, ценили только себя, не обращали особого внимания на депрессии мужчины, а Вик подарила всю себя певцу. И я буду неправа, если скажу, что это не тешило самолюбие парня. Однако это помогало ему не думать о плохом, избавляло от душевных самобичеваний.
Уже через пятнадцать минут Оливер, который надел нижнее белье и накинул на себя длинную футболку с цифрой «23», и Вик, разливающая по кружкам зеленый чай с мятой, вместе наслаждались чаепитием. Обычно Сайкс неумело заводил беседы ни о чем, однако у Виктории каким-то образом получалось чертить дорожку от незатейливых тем до сложных, философских, требующих глубоких размышлений и приобщать к этому Оли, и они иногда не покидали голову Сайкса долгие дни. Из этих мыслей и складывались его новые песни. Минуло уже два года с того момента, как BMTH выпустили новый альбом. Им теперь тяжело работать, а Оливеру — писать тексты. Многое изменилось за эти пять долгих лет. Люди стали другими. Сайкс старался видеть в их глазах прежнюю любовь и восхищение, но читал там только желание быть модным, современным, мечту не отставать от тенденций. Да, таково сейчас общество, и теперь оно, это сборище совершенно одинаковых и серых людей, наполняет залы, чтобы взять у Сайкса автограф, сфотографироваться с ним и пойти рассказывать друзьям о том, каков человек, у которого есть закорючка, сделанная тощей рукой Оливера без какого-либо желания. Раньше только концерты давали ему настоящую жизнь, он любил все, что его окружает, а потом люди вдруг стали равнодушными к их творчеству. Это ломало Оли каждый день, разбивало по косточке. Переживать эти времена было мучительно больно.
А потом в его жизни появилась она.
Тихая, благородно-спокойная дочка старого татуировщика, к которому Сайкс пошел набивать очередное тату.
Сидевшая в уголочке и внимательно наблюдающая за работой опытного отца, она покорила Оливера своим благоденствием и нетронутым поцелуями личиком. В ней не было безумной красоты, как в его бывших женах, однако в глазах Виктории мужчина увидел что-то такое, что завладело им сразу. Он понял: она близкий ему человек, ей можно доверять. Не познакомившись еще с ней, ему думалось, будто она и так знает все о нем, что Вик прочла на его губах все секреты даже до того, как певец их произнес, как они содрогнут воздух. Весь сеанс он старательно наблюдал из-под челки, как она мило прикусывает кончик язычка и внимательно слушает советы тату-ветерана.
А сейчас, спустя несколько лет, она теперь все движения делает лишь для него.
Чудесное ощущение радости комочком поднялось по горлу Сайкса. В очередной раз он сказал себе, что любит её и, отставив кружку с чаем, усадил себе на колени. В глазах у девушки расцвело счастье. Она удовлетворенно прикрыла их и, обняв Оливера, аккуратно положила голову на его широкое крепкое плечо. Под гладью ее бледной нездоровой кожи играли на руках Сайкса звери и шелестели цветы, набитые еще многие годы назад. Вик не раз представляла, что опускает лицо на мягкое поле, приятно пахнущее одеколоном Оливера. Мужчина прижал ее к себе крепко, несмело поцеловал в висок и, прислонившись щекой ко лбу Виктории, продолжил бесцельно смотреть застывшим взглядом в большое окно напротив, из которого открывался чудесный вид на их сад.
Им не нужны были слова, чтобы говорить. Они разговаривали с помощью взглядов, прикосновений, заботы друг о друге.