Хмырь

      Спокойный глубокий сон, на который возлагала надежды Риган, так и не пришел, вместо этого она полночи промучалась бредовыми видениями.       Грязный полурослик сидел на корточках у двери. «А колечко-то сними, ворованное», — говорил он, подхихикивая. Риган снимала с пальца кольцо, бросала его в полурослика, но он не уходил и продолжал хихикать. Бряцали кандалы, тонким детским голоском плакала Имоэн… Холодные влажные пальцы Риелева смыкались на шее, и он шептал на ухо, что готов по взаимовыгодной цене сторговать пробирку с кровью лучшего друга…       То ли от столь возмутительного предложения, то ли от удушья Риган проснулась. Разумеется, никаких Риелевов и полуросликов в комнате не оказалось, но дышать было и в самом деле тяжко — из-за духоты. Риган спустила ноги с постели, собираясь встать и открыть окно, и тут заметила на полу узенькое серебряное колечко.       Риган нагнулась за ним, но чьи-то лишенные плоти пальцы обхватили ее лодыжку. Из-под кровати высунулся скелет, недружелюбно зыркнул огненными глазницами:       — Не трожь, не твое!       — Да забирай на здоровье, — Риган подтолкнула к нему кольцо свободной ногой, и скелет, схватив трофей, скрылся под кроватью. Риган долго слышала его ворчанье и перестук костей, но когда перегнулась через край постели, то не увидела под ней ничего, кроме половиц да катышков пыли.       Тут она проснулась окончательно.       Риган пожала плечами, открыла окно и вылила на голову воду из кувшина, прогоняя странный сон. Голова казалась легкой, как одуванчик: прошлым вечером Джахейра состригла сбившиеся в колтун волосы.       Друида вдруг заметалась во сне на соседней кровати. Все ее тело напряглось, зубы оскалились. Риган тихонько толкнула ее в плечо.       — Госпожа Джахейра?       Та моментально села, тяжело дыша, и диким взглядом уставилась на подопечную.       — Плохой сон? — спросила Риган.       Джахейра вытерла со лба испарину.       — Мне показалось, что Халид позвал меня, как было раньше. Но это был такой странный зов… Только не бери в голову, — сказала она уже обычным тоном. — Я с этим справлюсь.       Риган по пояс высунулась в окно. Оно выходило во внутренний дворик, больше похожий на колодец. То тут, то там по его стенкам лепились крохотные балкончики, цветочные ящики, веревки с бельем. Кусочек неба виднелся высоко вверху, бледно-голубой, с оттенком розового. Только-только рассвело.       — Вы ведь знаете, кто забрал Имоэн? — спросила Риган, наслаждаясь утренней прохладой.       — Да. И это очень плохо для нее и для нас. Их называют Волшебники-плащники. Несанкционированное применение магии в Амне запрещено. Нарушителей закона забирают — никто не знает, куда… Ради всех богов, дитя, не стой у окна с мокрой головой!       — По-моему, странно бояться простуды после клетки Айреникуса.       — Как раз этого и тебе и надо бояться. Твой организм ослаблен, тебе надо беречься, как ты этого не понимаешь?       — Госпожа Джахейра, почему вы все время обращаетесь со мной, как с ребенком?       — Я дала Горайону слово, что позабочусь о тебе. И если я не могу защитить тебя от остального мира или от твоего собственного легкомыслия, так хоть отстоять тебя у простуды могу, как ты думаешь? Хотя и тут на пути встает твое легкомыслие.       Риган вздохнула, но все же неохотно отошла от окна, чтобы одеться. Джахейра выглядела ненамного старше ее, но держалась так, словно была ровесницей создателю Ао, а то и давала ему советы.       — А кому-нибудь из этих Плащников можно дать взятку? Не может быть, чтобы совсем никто не знал, куда забирают арестованных. И наживаться за этом знании тоже кто-то должен.       — Тригонометрия, твои рассуждения о лихоимстве доказывают только полное незнакомство с такими вещами. Что значит — «кому-нибудь»? У «кого-нибудь» должны быть имя, чин и отсутствие принципов.       — Йошимо может нам помочь.       — Этот пустомеля? Не говори глупостей. Он звенит громко, как последняя монета в кубышке, и за душой у него столько же и денег, и связей. Нет, я лучше буду действовать по своим… каналам.       Дальнейших объяснений не последовало, но Риган и так поняла, что речь о таинственных арфистских делах. Только эту сторону жизни Джахейра, всегда готовая привести себя в пример, ревниво оберегала от чужих глаз. Похоже, и сейчас она истощала терпение голодной Риган и нарочно с такой медлительностью расчесывала волосы и шнуровала сандалии, — надеялась остаться в комнате одна.       — Я пойду позавтракаю, — сдалась Риган. — Вас подождать?       — Не стоит, — с облегчением отозвалась Джахейра, — я хочу как следует привести себя в порядок. Только, прошу тебя, не попади в неприятности, пока меня не будет.       — Постараюсь не проглотить ложку, — проворчала Риган уже на лестнице.       В этот час в Берегосте или Нашкеле Риган пришлось бы будить служанку и довольствоваться разогретыми остатками вчерашнего ужина, но в Амне вставали рано, чтобы управиться с делами до наступления дневной жары. В зале весело перекликались голоса, звенела посуда, и Риган с трудом отвоевала себе местечко в дальнем углу. Она плюхнула перед собой на стол миску густой каши и ковригу хлеба, а потом быстро огляделась по сторонам.       Хмырь сидел на своем месте.       Риган заметила его еще в первый день в «Медной короне», но тогда решила, что он пялится на Минска: громогласный гигант-следопыт с хомяком на плече привлекал внимание всегда и везде. Вернее, она предпочла так решить: когда кожа серая, как у гитзерая, щеки запали, а волосы сбились в колтун, всегда хочется думать, что глазеют на кого-то другого. Но и тогда, и сейчас хмырь смотрел прямо на нее, и взгляд его глаз, черных и влажных, как у всех амнийцев, словно оставлял на коже масляный след.       Риган невольно потерла щеку и принялась за еду. Каша была вкусной, а хлеб — только что из печи, но локти соседей и назойливый взгляд не позволяли насладиться завтраком в полной мере. Только когда это ощущение пропадало, Риган вскидывала голову и сама быстро оглядывала хмыря.       Хмырь был молод, волосы и брови у него были темными и густыми, а плечи — широкими. Когда он подносил к губам кружку, на пальцах поблескивали кольца, а сами губы были широкими и мясистыми. Шрам над правым глазом и бородка придавали ему мужественности, но все же было во внешности хмыря что-то неуловимо вульгарное.       Риган перебирала в голове разные варианты, кем же хмырь может быть, и наконец остановилась на том, что видит перед собой развратника. Скорее всего, даже сутенера: одна такая компания пировала в «Медной короне» прошлым вечером. Трое напомаженных мужланов в вышитых туниках, под которыми колыхались толстые животы, пили, орали и тискали служанок, пока хмырь не подошел к их главарю и не положил дружески ему руку на плечо; они перебросились парой слов и вместе вышли из таверны.       Правда, это все равно не объясняло странного интереса хмыря к самой Риган; до клетки Айреникуса она смело называла себя хорошенькой, но последние три дня вода в тазу отражала остриженного мальчишку: такой плоской и костлявой Риган стала за время заточения.       Риган додумала эту мысль до конца, и хлеб комом встал у нее в горле. Есть ведь мужчины, которые и предпочитают мальчишек, и среди амнийцев, говорят, их изрядное количество. Наверное, хмырь принял ее за подростка и собирается подловить в одиночестве, чтобы склонить к непристойностям. Что ж, в этом случае его будет ждать сюрприз… даже два сюрприза!       Чтобы проверить свою мысль, а заодно смочить пересохшее горло, Риган встала из-за стола. Воду посетители могли бесплатно наливать из большой бочки; к ней Риган и направилась. Нацедив воды из-под крана, она решительно повернулась к хмырю — и наконец-то их взгляды встретились.       Риган так и не стала бардом, как мечтала когда-то, но знала она твердо: бывают мгновения, когда один-единственный взгляд переворачивает твою жизнь, обещая неисчислимое количество бедствий и злоключений. И это был именно такой момент. Правда, едва ли хмырь прочитал именно это обещание в ее взгляде, потому как его глаза радостно просияли, но Риган-то ясно видела будущее.       В такт биению сердца она глотала тепловатую воду, а хмырь уже поднимался из-за стола. У него еще был шанс избежать своей судьбы; но когда Риган, осушив кружку, не спеша направилась к дверям, хмырь последовал за ней.       Риган знала, куда хочет его завести. У «Медной короны» не было парадного фасада; справа и слева от входа вверх карабкались неказистые лесенки, нависали балконы, больше похожие на огороженные строительные леса. Днем там, как куры в тени, прятались шлюхи, но по утрам сверху не доносилось ни пыхтения, ни мерного скрипа досок.       Не оглядываясь, Риган пошла наверх, на ходу нащупывая охотничий нож под рубашкой; она не дошла до того, чтобы к завтраку выходить со скимитарами, но постоянно иметь при себе оружие теперь казалось разумным.       Лестница под ногами хмыря стонала и повизгивала: в нетерпении он перепрыгивал через две ступеньки, поднимаясь наверх. Риган мрачно ухмыльнулась и встала к нему спиной, нежно прижимая к груди нож. Невидящим взглядом она уставилась на трущобы, жадно впитывая звуки за спиной: вот хмырь поднялся, вот перевел дыхание, вот счастливо вздохнул, вновь заскользив взглядом по ее затылку.       — Наконец-то! Наконец-то мы одни! — интимно прошептал он, стремительно сокращая расстояние между ними; Риган уже почувствовала дыхание хмыря на своем затылке…       — И ты об этом еще пожалеешь, козел! — с наслаждением выдохнула она, стремительно оборачиваясь.       Лезвие ножа коснулось живота хмыря, разрезав тунику, но не последовало ни вопля, ни панического бегства, ни даже попыток обезоружить Риган. Хмырь уставился на нож, и изумленное выражение его лица сменилось глубочайшей скорбью.       — О, неужели я ошибся, миледи, и вы не ищете добра, а сбились с праведного пути?       Риган сначала не поняла его слов, как будто они были произнесены на незнакомом языке: настолько дико эта учтивая фраза прозвучала на крыше «Медной короны», где воняло мочой, пылью и раскаленным на солнце железом. Будь у хмыря дурные намерения, это был самый подходящий момент для их осуществления, но ничего не произошло. С одинаковым недоумением Риган и хмырь смотрели друг на друга с расстояния ножа, все так же нелепо торчащего между их телами.       — Что-что? — наконец выдавила Риган, не в силах выдать более осмысленную фразу.       — Я слышал о ваших деяниях на Побережье Мечей, миледи, и вот эта встреча в таверне! То милость Хельма, подумал я. Сердце этой девы полно доблести, а душа — тяги к справедливости! Но смущение сковало мои члены и язык, я не решился заговорить при ваших спутниках. Дождусь, когда мы останемся одни, подумал я, ведь мы близки по летам, и вы поймете мои мечты и стремления, — терпеливо объяснил хмырь. — Но неужели я… ошибся?       Последнюю фразу он произнес таким упавшим голосом, что показался почти нормальным человеком.       — Так значит, вы — наемник и ищете работу? — осторожно уточнила Риган, пытаясь не утонуть в потоке велеречивых словес.       — Наемник?! — Кажется, это слово задело ее собеседника куда больше, чем «козел». — Какие постыдные черты в моем облике и поведении могли привести вас к этой мысли, миледи? Мое имя Аномен Делрин, и я чаю доказать свою доблесть, дабы стать паладином Благороднейшего Ордена Сияющего Сердца!..       Видимо, на лице Риган отражалось все большее недоумение, потому как во взгляде Аномена появлялось все больше смятения, а речь становилась все более сбивчивой. Он покраснел, запнулся раз, другой и закончил свою тираду совсем тихо:       — Но, в общем, да, мне нужна работа, миледи. Если ваш отряд не замышляет ничего беззаконного, и ему нужен воин и целитель, вы можете полностью положиться на меня.       Риган с сомнением разглядывала его лицо. Все-таки для паладина — даже будущего — у Аномена были слишком томные глаза с поволокой и чувственные губы, и даже сейчас, краснея и запинаясь, он все еще выглядел так, словно собирается проделать с ней множество неприличных вещей, одну за другой.       Тем не менее, хладнокровие постепенно возвращалось к ней.       — Некоторые черты в вашем облике и поведении навели меня на мысль, что вы вообще сутенер, — сообщила Риган, уже нарочно желая понаблюдать за его реакцией.       Со смуглого лица Аномена схлынули все краски. Он неверяще уставился на нее, и на какой-то момент Риган показалось, что сейчас он бросился вниз по лестнице, окончательно убедившись в том, что некогда прославленная героиня давно сошла с праведного пути. Но нет — рыцарь оказался сильнее.       — Миледи! — только и сказал он, но даже одно это слово было полно неизбывного страдания.       — Ну хорошо, я просто видела вас в компании с пузатыми хмырями, которые буянили вчера в таверне, — вздохнула Риган. — Вы говорили с их главным, ушли вместе… что еще я могла подумать?       — Моим рыцарским долгом было положить конец их непотребным развлечениям! Не желая тревожить честных посетителей таверны, я употребил несколько убедительных слов и правильный захват жирного плеча негодяя, дабы вывести его на воздух и там уже разобраться, как мужчине с мерзавцем! — Аномен кинул быстрый взгляд на разбитые костяшки пальцев, а потом еще ниже, на нож. — Миледи, а вы не могли бы его… убрать?       — Так вы бы могли просто отойти.       — Но мне нужен знак, миледи, что это ужасное недоразумение позади, и вы… и я… Если вас… ну вдруг… смущает вопрос цены, то знайте — рыцари денег не берут, и малой доли наших будущих трофеев будет достаточно, чтобы…       — Ну хорошо, — Риган затолкала нож обратно в ножны, — давайте вернемся в таверну и там уже все обговорим. Мои спутники — особенно одна — наверняка захотят тоже поговорить с вами. Кроме того — наверное, это надо сразу сказать — я не ищу сейчас никаких подвигов с трофеями. Мне надо освободить мою подругу, которую захватили и удерживают Плащники. Вдруг это, на ваш взгляд, беззаконное действие?       — Спасение друга от бесстыжих колдунов, попирающих человечность? О, что может быть достойнее этой цели? Нет, миледи, вам не должно опасаться того, что я встану на вашем пути!..       Бывают мгновения, когда случайная встреча переворачивает твою жизнь, обещая неисчислимое количество бедствий и злоключений, но, может быть, еще и любовь — там, где ты не ожидаешь ее встретить. Риган когда-то собиралась стать бардом и знала многое о знаках и предчувствиях, но сейчас, спускаясь по лестнице с не замолкающим напыщенным хмырем, и подумать о таком не могла, — ведь по-настоящему судьбоносные моменты никогда не сопровождаются ни знаками, ни предчувствиями.