Партнеры

По небольшому темному помещению перекатывалось отвратительное чавканье и хлюпанье. Стоя на коленях, худощавый мужчина, одетый в оранжевый тюремный костюм, жадно впивался зубами в лежащее перед ним тело. Неподалеку, у дверей, стоял еще один, вглядываясь в ночной мрак через окно, то и дело нервно поглядывая на настенные часы над ним. – Ох, Савио, долго еще? – Он брезгливо глянул на каннибала, набивающего глотку. – У нас не так много времени. Приспичило ему… – Сспокойно, – глухо отозвался тот, не отрываясь от трапезы, – время есть. Я тебя ссмущаю – выйди. Клемссон? – Да нет, я постою. Савио тихо хохотнул. Поежившись, молодой человек встал на ступеньку у двери, чтобы кровь, черной лужей растекающаяся по полу, не запачкала туфли, и обвел взглядом помещение магазина. Темная комната была освещена тусклым светом фонаря за окном, который слабо пробивался сквозь плотные занавески. Стойки, шкафы, вешалки с одеждой растянулись по всем стенам. Забрызганное кровью зеркало отражало в себе чудовищную картину растерзания хозяина лавки. Часы над дверью с небольшим окошком показывали половину первого. Ровно полтора часа с того момента, как они зашли в «бутик», очень кстати оказавшийся скрытым от посторонних глаз за углом улицы. Молчание, нарушаемое лишь гулким хлюпаньем и сводящим с ума мерным стуком стрелок в ходиках, начало действовать Клемсону на нервы, и без того расшатавшиеся за последние дни. – Савио… – почти шепотом позвал он. – Чего? – недовольно отозвались из-за объемистой туши. – А ты не некрофил часом? – Кто?! – По комнате понесся судорожный кашель. Молодому человеку не удалось пересилить отвращение, и он решил не приближаться поперхнувшемуся напарнику поневоле. – О, С-Санта Мария… – Каннибал все-таки смог что-то откашлять и обессилено обвалился рядом с трупом. – Ссвязка… Кха-кха. – Гадость! – не смог удержаться от вскрика Клемсон. – Ага, не говори, perbacco, не прожевываются ни черта… Сстой, что за вопроссы такие?! – Мало ли чего, ты и так… странный. – Это я-то ссстранный?.. – Мужчина поднялся на ноги, возвышаясь над партнером на целую голову и, свистящим шепотом растягивая «с», продолжил: – Ты меня ссстранным называешь? – Тише-тише, не волнуйся ты! Ешь лучше поскорей, да пошли отсюда… – Окидывая нервным взглядом насквозь пропитанный кровью, разорванный на груди и едва держащийся на бедрах оранжевый костюм заключенного, от которого он сам успел уже благополучно избавиться, Клемсон отступил назад. – Больной. – Отмахнулся каннибал от напарника, облизывая раздвоенным языком окровавленные губы, и вернулся к еде. Подавившись истерическим смешком, тот отвернулся к окну и тихонько побарабанил по стеклу пальцем. Почему он должен таскаться с этим чокнутым? Почему он сам не может со всем управиться? Ему вполне по силам работать в одиночку. Но этот странный мужик, который помог им совершить побег из тюрьмы Хоббокена, настоятельно рекомендовал действовать вместе. А в качестве незатейливого аргумента шел ненавязчивый намек: «Как вы сбежали, так и вернетесь». Лишь надежда на то, что он сможет наконец отомстить этому чертовому лицемеру-«королю», прикончить этого Джулиана, заставляла Клемсона покорно исполнять все приказы мрачно ухмыляющегося соратника. Ради этой цели он был готов на все. Включая совместное времяпрепровождение с этим психованным итальянцем. – Почему бы на животных не нападать… Зачем на людей? В конце концов, за это хотя бы в психушку не загребут, – сам не заметил, как пробормотал это вслух, беглый заключенный. – Ну, во-первых, не проще, а во-вторых, мясо сcобрата имеет наиболее близкий белковый состав, а значит, лучше уссваивается. За спиной раздался отвратительный «чвак», куда громче предшествующих, Клемсон машинально обернулся на звук. Увиденное заставило его, сильно ударившись о косяк затылком, бурно выругаться. Прямо перед его носом рука сжимала шматок кровоточащей плоти. – Хочешь? – Итальянец издевательски расхохотался при виде перекривившегося лица напарника. – Ублюдок, урод, кретин, придурок! – на все лады перечислял Клемсон, борясь с дверной ручкой под заливистый смех Савио. – У тебя час, понял? И выметайся! Хлопнув дверью, он выскочил на улицу. Глубоко вдохнул и выдохнул наконец-то свежий ночной воздух, наконец... Вдруг лицо его побелело, ноги подкосились. Не успел он завернуть за угол, как остатки скудного ужина вырвались наружу. Только сейчас отчего-то в голову его пришло трезвое осознание последних трех дней, и только сейчас он понял, как же умудрился вляпаться. Клемсон привалился к стене и дрожащими руками принялся закуривать, но из одноразовой зажигалки вылетали лишь скопы искр. Затянувшись наконец пару раз и судорожно выдохнув дым, он смог заставить подкатывающую к горлу истерику отступить. Он никогда не относился к слишком чувствительным или нервным людям, но последние дни принесли его мозгу такую эмоциональную перегрузку, что небольшая истерика казалась самым лучшим вариантом расслабления. На мокрый асфальт с едва различимым шипением упал восьмой окурок, когда звякнул колокольчик и хлопнула о створку дверь. Клемсон вздрогнул, очнувшись от странного оцепенения, и распахнул глаза. Савио кокетливо поправил узкий галстук и обернулся вокруг своей оси перед напарником, как бы спрашивая: «Что скажешь?». Классического кроя палевый пиджак и такого же колера брюки действительно хорошо смотрелись на гибкой долговязой фигуре, как и яркий коричневый галстук на черной рубашке. Кроме того, пижон неизвестно чем зализал назад черные волосы, а отмытое от крови и кусков мяса, едва ли не аристократических черт лицо выглядело сейчас не в сравнение лучше. Но говорить об этом Клемсон и не думал: – Что во фразе «не привлекать внимания» тебе оказалось непонятным? – чуть охрипшим от долгого молчания и глотания приятно жгущего дыма голосом осведомился он. Савио укоризненно глянул на него, потом принюхался и сморщился: – О Боже, ну от тебя и разит! Что ты куришь? – Тебе ли ко Всевышнему обращаться? – огрызнулся тот. Каннибал улыбнулся, оголяя ровные узкие зубы со сточенными клыками и заставляя товарища невольно передернуться. Савио демонстративно развернулся на каблуках и пошагал вверх по улице. Чуть помедлив, Клемсон отлепился от стены и на предательски подгибающихся ногах поплелся за ним. Всего лишь месяцы, проведенные в тюрьме, осознание непростой реальности того мира, на который он раньше смотрел с нескрываемым презрением, выбили его из привычной стези, заставили выйти из заготовленного образа. То место не для имиджа, а для выживания. Невысокий и худосочный Клемсон, обладающий в большинстве своем психологическими навыками защиты и нападения, нежели физическими, понял это как не кто иной. Дерзкий и саркастичный характер не помог, сгодилась лишь способность исполнять роль подстилки для Главного. А сейчас беженец понимал всю свою удачу, вот так запросто попавшую в руки, и понимал также, что удержать ее нужно любой ценой. Значит, нужно послушно следовать указаниям, поступающим извне. Но, конечно, в таком состоянии перед врагами ему представать нельзя, необходимо привести себя в форму, для этого нужно время… Которое вряд ли ему дадут. Сейчас он едва волочит ноги по освещенной вдалеке одним единственным фонарем улице, чувствуя себя совершенно разбитым. Хотелось лишь курить, курить и курить, забившись в какой-нибудь укромный уголок, где никто его не будет искать. Или не курить. А чего-то покрепче… Клемсон коснулся пальцами сгиба локтя. На данный момент не было никаких планов или желаний. Но он уже подписался на дело, согласился участвовать в плане своего спасителя. Который теперь вряд ли его отпустит. Зато Савио выглядел вполне бодрым и радостным жизни. Во всяком случае, если нет, то он тщательно это скрывал, добившись завидных успехов. Клемсон поднял голову и вздрогнул всем телом, едва не впечатавшись лицом в грудь высокого напарника. Он невольно отметил, что от того не идет совершенно никаких неприятных запахов, вроде приторно сладкого – запаха сворачивающийся крови и гниющего мяса. Лишь легкий-легкий аромат цветов, вполне возможно от мыла. Замешкавшись буквально на секунду, молодой человек кожей почувствовал, как чьи-то холодные липкие длинные руки пытаются обвить его грудь. Легким стало не хватать воздуха. Даже нахождение рядом с этим психом вызывало у простого него, простого мошенника, праведный ужас. Клемсон отскочил от напарника, попятился назад, сверля взглядом ботинки. Он надеялся, что тот, как обычно хмыкнув, развернется и пойдет дальше. Но Савио упер в тонкие бока руки и склонил набок голову, демонстративно показывая, что двигаться с места он не намерен. – Иди уже, – не поднимая головы, буркнул Клемсон. Каннибал вздохнул. – Послушай, amico, поправь меня, если ошибусь, но мне кажется, у нас с тобой зреет недопонимание. – Ты чертовски проницателен, – попытался съязвить напарник, отмечая, что сейчас шипение итальянца стало едва различимым. Савио еще раз вздохнул и, оправдывая данное ему имя, миролюбиво завел: – Послушай, давай рассуждать логически? Нравимся мы друг другу или нет – значения не имеет. Мы должны одному человеку так же, как и нам задолжал один человек. Так или иначе неважно, какая у нас цель. Главное, что для ее достижения мы вынуждены двигаться affiancati. Ты ведь понимаешь меня? – Скованные одной цепью, – усмехнулся Клемсон. Он и сам прекрасно понимал безвыходность положения. Понимал, что выбора-то у него и нет. Что альтернатива, предложенная товарищем поневоле, у них единственная в сложившейся ситуации. – Именно, – кивнул итальянец. – Так что давай хотя бы на это время притворимся друзьями? Худой мир лучше доброй ссоры. К тому же будет не в меру лучше, если в окружении врагов мы не побоимся встать спиной к спине. Мало ждать сюрприза от неприятеля, не хотелось бы получить его и от своего человечка. Улыбнувшись, Савио протянул правую руку: – Ну, партнеры? Элегантная внешность, интеллигентное лицо, приятная улыбка, тихий, мягкий голос. Если бы сейчас Клемсону сказали, кто перед ним стоит, он бы просто жестоко высмеял того человека, что назвал молодого мужчину рецидивистом, серийным убийцей, каннибалом. Ни за что бы он не поверил, если бы не увидел своими глазами, как худощавый мужчина со змеиным рвением и стремительностью смог повалить грузного продавца в лавке. Как с силой питона худые руки переломили шейные позвонки. Как разом приветливый блеск в карих глазах сменился безумно-маниакальным. Как мгновенно утонула яркая радужка в огромных зрачках. Как некогда заостренные зубы, а сейчас – сточенные, вгрызлись в горло. Как в только что улыбчивое и чуть усталое лицо, исказившееся совершенно зверской гримасой, ударил фонтан крови. – Партнеры, – чуть помявшись, кивнул Клемсон и пожал протянутую ладонь. Неожиданно даже для самого себя он почувствовал, как ему стало легче. Странное формальное перемирие вселило уверенность. Как бы бесконечно наивно это ни звучало, но он понял, что не один и что на его стороне сейчас оказалась эта чудовищная мощь. Теперь он шел наравне с напарником, а не плелся позади. – Знаешь, amico, понимаю, что приязни ко мне не может быть никакой, но ты мне симпатичен, – вдруг беззаботно заявил Савио. – Надеюсь, ты не состоишь в клане почитателей каких-нибудь Черных Вдов. Эти твари тоже поедают симпатичных им сородичей, – мрачно хмыкнул беженец. – Боишься? А ты не бойся. Ты похож на маленькую дрожащую мышку. Или кого побольше… Лемура например. Я таких люблю. – Иди ты, извращенец, – отмахнулся Клемсон. – Не бойся ты. Я не обладаю желанием воссоединиться навечно с полюбившимся человеком. – Да уж скорее на несколько часов. Пока процесс пищеварения не завершится. Савио расхохотался. – А ты веселый. Ну, in ogni caso, не переживай. Процесс моей… любвеобильности неконтролируем. В глазах темнеет и… все. – Своеобразный у тебя юмор, – поежился напарник. – А я серьезно. Ты знаешь, это такое головокружительное ощущение, – голос Савио приобрел блаженные нотки, – выброс адреналина, эйфория. Ты просто не можешь себя контролировать. Это… как опьянение. – Раскинув в стороны руки и сверкнув огромными карими глазами, итальянец уставился на Клемсона. – Как оргазм. – Зато, поверь, со стороны все выглядит гораздо прозаичнее, – усмехнулся тот. – Всю жизнь был уверен, что каннибалы такие же, как и все люди. Ну, в смысле, еду жарят, заправляют, консервируют. Савио поскучнел, опустил руки. – Ну, так и есть. Но ведь все люди разные. Людоедами-то, как правило, цивилизованные люди именно становятся. Хм, а я такой с рождения. Глаза Клемсона медленно поползли на лоб. – Viva l'America! – хмыкнул итальянец. – Я большую часть жизни провел в клиниках. В качестве изучаемого объекта для скользкоруких психиатров. А ведь, помню, в детстве, меня пытались «лечить» от эпилепсии. Припадки неконтролируемой ярости. Но, конечно, на одном диагнозе не остановились. Добрые дяденьки в халатах «лечили от всего». В детстве было просто – спонтанная агрессия, крики. В отрочество было тяжелее, сложнее и чаще. Di Mammy отдала меня в лечебницу, когда я стал покушаться на кровь. Каннибал говорил так легко, так непринужденно, что Клемсону вновь стало страшно. И завидно. Савио безумен. Он как наркоман – получил дозу и теперь счастлив. – Первая кровь… Это как первый поцелуй. Хотя стой-ка, это он и был! Я почти разорвал губы моей amato. Знаешь, самое вкусное – это как раз губы и язык. После этого меня и забрали в психушку. Я видел родителей моей красавицы, потерявшей после многих операций свою красоту. Ах, как я умолял свою мамочку оставить меня дома! Говорил, что это случайность. Что это больше не повторится… Она убежала в дом, рыдая, а потом ни разу не пришла меня навестить. Итальянец замолчал, задумчиво глядя в пространство перед собой. Клемсон тоже ничего не говорил. Тишину нарушал лишь шорох шагов по мокрому асфальту. Первая кровь не первая кровь, но ярко описанные Савио ощущения были ему хорошо знакомы. Первая доза. Всплеск эмоций. Чертово подавляющее состояние счастья и убогий на деле видок. Невозможность противостоять делающей столь счастливым зависимости. И потеря вследствие очень многого. Тюрьма – хорошее место, чтобы избавиться от пагубной привычки. Если прикормленные охранники и протаскивали за колючую проволоку заветные пакетики, то до Клемсона они не доходили. Дурь была предназначена для высшей касты, которой было чем заплатить поставщикам. Одного тела тут было мало. Хотя в первое время ломало так, что судьба своего тела недавнего честолюбивого мошенника волновала в самую последнюю очередь. В нем лишь крепло желание заставить так же страдать того, по чьей вине он попал за решетку. Беглые заключенные неспешно брели по ночной улице, каждый погруженный в свои мысли. Разговаривать обоим не хотелось. Никто и не пытался развязать беседу. Наркоману наркомана понять легче, чем кому бы то ни было. Тут даже не важно, на чем сидишь. Савио находился в приятной меланхолии. Клемсон же знал, на поиски чего он отправится завтра с самого утра. У них было не так много времени, чтобы отдохнуть и вернуть былую форму. Медлить тут нельзя. Очень скоро их ждет важное дело, подробности которого пока остаются неизвестными. Но их заказчик обещал, что оно придется по душе обоим партнерам.