Девять лиц сержанта Барнса

События после "Капитан Америка. Другая война". Солдат устроил логово в подземке. Закрытая на ремонт ветка привлекала много всякого отребья, но он так пугнул пару местных авторитетов, что от его территории отстали полностью. Полиция туда не совалась, лишние люди не ходили, и даже крысы особенно не водились. Снимать комнату и светиться Солдат пока не хотел, да и ходить по городу с сумкой того, что он награбил на последней разоренной базе Гидры - вы измываетесь?... Он пришёл к себе, снял замОк - он обосновался в элитной по подземочным меркам бывшей подсобке-буфете, где все ещё была вода - и устало обрушился на затащенный туда ещё предыдущим жильцом блок сидений из списанного метро вагона. Отдохнуть. А потом начать думать. Солдат воспринимал себя странно, он знал, люди, наверное, имеют в голове какие-то другие способы оценивать мир вокруг и себя внутри. Какие - он не помнил, и его пока что это интересовало скорее тактически. Солдат воспринимал себя Солдатом. Чем-то, что было собрано из лекарств, тела сержанта Барнса, железной руки и рефлексов, доведенных до идеала - проверка беспамятством и тем, что он ещё жив. Все это, так уж вышло, было больше похоже на оружие. Мыслящее оружие. Которое может продать свои услуги. Починить себя. Отказаться работать в руках того, кто ему не нравится - недостаточно уважает или плохо заботится. Солдат пытался расслабиться, но ощущение жилета на теле, бывшее с ним все это время, пропало, и пришлось себе доказывать, что это ХОРОШО. Он разобрал рюкзак, потом вытянулся на своём блоке и стал готовиться. Собственно, он знал, что этот вопрос рано или поздно придётся решить. Встреча с кэпом показала, что ''поздно'' наступило, но все же не так ''поздно'', потому что Солдат был готов. Гидра оказалась чудесной приемной-матерью-колдуньей - убивая ее, можно было достаточно хорошо ограбить останки, чтобы устроить свою жизнь. Или не совсем свою.... Потолок задрожал - проехал поезд. Солдат уже не обращал на них внимания, более того, поезда входили в его план. Капитан Роджерс все время говорил о своём друге. Солдат кое-что помнил - как умер Баки Барнс, упав с поезда в снег. Он называл это так, все эти два месяца он называл эпизод, мелькавший иногда перед глазами, эпизодом своей смерти,хотя тут же удивлялся, потому что не мог провести четкой черты между собой и сержантом. Хотя если смотреть назад, память выцветала - оглушенная вспышками, расстрелянная трассирующими выстрелами - и в итоге совсем белела где-то там, за эпизодом с поездом. Белая-белая, как снег. Солдату это не нравилось. Потому, что сержант он или уже вовсе нет, но это тело сержанта, и о нем стоит знать больше, чем он вырыл в куцем досье на первой базе. Собственно, это досье навело его на мысль найти на второй другие вещи. Солдат не был к себе ни жесток, ни милосерден. Он хотел быть эффективен; он хоте быть в форме; он хотел, чертовски хотел выжить. Он, может быть, не помнил себя-Баки, но отлично запомнил себя, ушедшего с того берега - и попавшего в безумный мир, о котором не имел понятия. Мир, где ему пришлось прятаться в канализации и воровать еду, пока он не пришел в себя настолько, чтобы жить не ночью и говорить, не запинаясь. Чтобы самого себя признать человеком и смотреть в отражающие поверхности без испуга. Он запомнил это отлично, и больше не хотел возвращаться в подобный мир. Солдат поднимается и идет потрошить ДРУГУЮ сумку. Выкладывает на стол несколько ампул, жгут, диктофон и прочее барахло. Он тогда, только начав свое "вторжение", так взял за шкирку того ассистентика, что у того халат затрещал. спросил трижды, и еще заставил проверить сыворотку на себе - и тот взял не ту ампулу, что предлагал сначала. Но зато Солдат был уверен, что получил то, что надо. Ничего не разбилось. И диктофон не прострелили. Везет. Солдат садится на сиденье, перетягивает руку. Набирает в шприц сыворотку , проверяет, нет ли воздуха. Это лотерея, конечно. Часа на два, на три. В 4.30 утра идет первый поезд. Вибрация и импульс тока, который проходит через это кресло, прочистит ему мозги. Импульс слабый, но чувствительный. Солдат проверял. Он ненавидит ток, и потому знает, как все сработает. Паника вышибет его из кресла, паника накрроет его и испарит остатки любого вмешательтсва. Соберет его волю снова. Солдат знает. Он проверял... Он берет дикофон и начитывает несколько простых вопросов. Потом ставит на повтор, а второй ставит на запись. Потом вводит иглу в вену, осторожно, рука только одна, а где еще хорошие вены, он не помнит. Он помнит, что кто-то говорил, что память распределена по всему мозгу. Что чтобы выжечь ее всю, нужно сделать человека идиотом. А он, Солдат, не идиот. Он вгоняет себе лошадиную дозу чего-то вроде сыворотки правды - редкостной дури, распахивающей двери в подсознательное настежь. У солдата в голове итак сквозняк, а теперь ветер. Вспышки приближаются, приближаются, Солдат аж вцепляется в подлокотник - и накрывают целиком. Вспышки, каждая из которых также была его смертью. Он вспоминает игрушку, виденную в витрине на улице - маленькую игрушку, странно, что на витрине была именно такая - Джек из коробки. Он, Солдат, коробка - гладкая, блестящая, а Баки Барнс - это Джеймс-из-ларца. Он несется назад, через перестрелки, через Гидру, через Пирса, и того, кто был до него, и доктора Золлу - о, сколько ненависти!.. - несется через вспышки, словно тот поезд, что убил его в первый раз. Снег такой белый, Стив. Снег очень белый, когда падаешь. "Кто такой Стив Роджерс?" - спрашивает голос, и Солдат - кажется, у него есть звание... сержант?... узнает его, как свой собственный. Стив Роджерс?... Он протягивает мне руку. Как я могу не знать, кто такой Стив, вы смеетесь?... ...через три часа Солдат, свернувшись на полу, прерывает запись, ставит ее на начало и включает. Рука у него болит, а та, вторая, замерзла так, что приходится держать ее подальше от тела. Он слушает. Слушает свой голос. Голос Джеймса Барнса. Голос Джеймса Барнса, отвечающего на вопросы Зимнего Солдата - холодные вопросы и срывающийся голос, который умеет смеяться и плакать, чего Солдат еще не может. Не знает, как. Он засыпает на середине записи и спит долго, и над головой у него грохочут поезда, но он спит и ему снится только один состав, и снег. Джеймс Барнс уверен,что жив, просто заблудился где-то в подземном царстве, и он почти прав. За семь десятков лет он стал там почти своим. Может быть, поэтому жители подземки обходят стороной логово Солдата, где всю ночь кто-то зовет кого-то и то ли жалуется, то ли пытается воскреснуть наконец - может быть, это чей-то призрак, а может быть, Солдат призрак и сам. Под землей живут лишь заблудшие души. Утром Солдат выйдет на солнце. У него много ампул. И эксперимент почти удался - хотя нужно пробовать. Менять условия. Он соберет себя сам. Соберет, как собирают автомат, и не даст больше никому ковыряться внутри и сбивать себя с толку. Стив Роджерс поможет ему это сделать. Немного не так, как тот думает. Но Солдат это сделает. Он уверен. * * * Нет света в доме памяти, но есть в руках идущего свет. Нет.... иначе. Баки спит. Ему снится маленькая комнатка, в котрой он отдыхает, смертельно уставший, но почему-то довольный. Он давно отвык от такого чувства. Он Только что был где-то... Он был дома. Говорил с... Где его дом? Так далеко. Его дом далеко в тумане, и над ним яркие звезды. В его доме люди с неясными лицами, он скорее помнит их запах... и движения. Они перепутаны. Одно приближается и вспыхиывает очень ярко. Это его друг. Почти брат - это его друг, который так давно пропал!... Его друг не вернулся за ним. Он совсем недавно видел его.. Где он видел? Но лицо такое яркое, и его хочется коснуться. Солдат гладит железными пальцами пол. Во сне он улыбается, а его ласковое движение оставляет на бетоне царапину. Стив?... Ты и вымахал, мелкий. Ну ты и вымахал. Нет, я просто каждый раз удивляюсь, и... да ладно, ты мне и таким нравишься. Ты всегда был романтиком, и вот, феи тебя заколдовали. Паж пьет из кубка и становится рыцарем, и отрубает голову змею... Стив, со мной что-то не так. Хорошо, что я зацепился, обычно мне нечего взять в руку, все рассыпается, чего я не коснусь, даже... рука. Я не могу понять, где я. Это странный мир, Стив - я вроде говорил с тобой недавно, но где?.. Где я сам?.. Мне все время холодно и что-то давит. Прости, обычно мои мозги работали по-лучше, и я мог заботиться о нас обоих, когда надо. Стив, что-то так давит, что я едва слышу сам себя. Кажется, мы с тобой одни остались от своего времени. Все чужое. Все такое чужое, и я сам чужой. Я испуган, когда смотрю в зеркала - там кто-то еще. Когда я смотрю в них? Стив, все рассыпается - любой образ, который пытаюсь воссоздать, держится какое-товремя и осыпается, как из песка. Кроме тебя.Ты такой реальный. Я бы обнял тебя, я бы просил тебя не делать глупостей - со мной что-то не так - но оно давит, Стив, и я наверное забуду, когда тебя увижу. Пожалуйста, прости меня. Мы обязательно встретимся, правда? Обещай мне, Стив. Здесь так холодно. Мертвым всегда холодно, но я жив - просто заблудился. Здесь нет дорог и нет огней - посветишь мне? Мелкий, не думал, что скажу, но у меня никого нет ближе. И дальше - если мерить расстоянием. Можно быть далеко или близко только от какой-то цели. Я замерзаю, кажется. Зима приходит. Сложно думать, и всё такое... твердое. Стив, пожалуйста. Мне нужна только одна вспышка, чтобы увидеть путь. Но мне. Очень. Холодно. Солдат просыпается от того, что замерз; рука даже покрылась инеем. Здесь, под землей, иногда что-то ломается,и все промерзает до самого ада. Он встает с пола, на котором валяется диктофон, подбирает его и слушает последние пару минут. Кто-то его голосом спрашивает, почему так холодно. Ему нечего ответить, и он собирает сумку. У него много дел, и прослушать запись - только одно из них. Всё налаживается. Постепенно, всё наладится. Стоит начать вести дневник.