***
«… на один час пятнадцать минут. Просим прощения за неудобства,» — прогремели последние слова иллюзорной девушки сквозь сон Китката. Он вскочил с места и потряс головой в попытке вернуть ясность разума. Над открытой дверью поезда красным светилось название станции. То самое название, которое он ненавидел всей душой, и в то же время, куда беспамятно желал попасть. Кит торопливо схватил чемодан и выскочил из вагона, пока безжизненный голос не начал предупреждать о закрытии дверей. Ледяной ветер ринулся под воротник пальто, пробирая холодом до самых костей. Никакой шарф не смог бы убавить энтузиазм погоды хоть на половину. Что уж говорить о синей вязанной материи, в которую кутался Пи’Кит. Мокрые снежные хлопья неуклюже плюхались на серую поверхность платформы, распадаясь на части. Киткат терпеть не мог грязь. Но сейчас было удивительно плевать и на бешеные порывы ветра, и на хлюпающее месиво под ногами, грозящее безвозвратно испортить обувь, и на хмурые лица из толпы вокруг. Было кое-что, что толкало вперед сильнее ветра. Даже проталкиваясь через серую массу прохожих, Кит чувствовал себя единственным человеком в радиусе километра. И снова в памяти всплывали руки, обвивающие его талию, особое тепло вплотную прижатого тела, кружащее голову, губы, улыбающиеся сквозь поцелуй… В висках бешено пульсировала кровь. И, кажется, Кит пропустил нужный поворот. Ругнувшись себе под нос, он стал оглядываться по сторонам. А скорее всего и не один поворот. К такому выводу пришёл Кит, поняв, что окружающая обстановка явно не соответствует давним описаниям Минга. Разноцветные огоньки кружили голову вместо того, чтобы дарить праздничное настроение. Кругом сновали группки друзей и влюбленные парочки. Лишь один Киткат выбивался из идиллической картины мира. Он медленно зашагал по мокрому тротуару. По сторонам мелькали броские вывески и витрины. Непривычно яркие для пригорода. Заблудившийся решил действовать по принципу: «Если куда-то идти, то обязательно куда-то придёшь.» Не прошло и двадцати минут, как взору Кита открылся перекресток, по ту сторону которого уютно расположилось цветастое кафе. Но вовсе не яркий интерьер заставил Китката остановиться, как вкопанного. О, эту жестикуляцию он узнал бы из тысячи. Громкий заразительный смех, который не смогли заглушить даже вездесущие звуки города. И что-то ещё, такое родное, в чём Кит не мог разобраться. Минг увлеченно что-то рассказывал, стоя спиной к непрошенному наблюдателю. Красным блеснул обратный отсчет на светофоре. В ушах Кита стоял лишь грохот сердца и неразборчивые на таком расстоянии слова. Знакомое движение руки, поправляющей причёску. Пять. Пи’Кит глубоко вздохнул в надежде унять снимающийся комок мышц. Четыре. Парень сжал кулаки не в силах отвести взгляд от обрамленного сиянием витрины профиля. Три. Резкий порыв ветра растрепал волосы стоящей рядом с Мингом девушки. Два. Её шаг вперед. Его внезапное молчание. Один. Его губы, прикоснувшиеся к чужим. Зелёный. Толпа ринулась на переход, задевая плечами единственного стоящего. Из легких Кита словно вытолкали весь воздух. Внутри была лишь звенящая пустота. Но тем громче звучало эхо одного единственного слова. «Лжец». Пи’Кит опустил взгляд на замызганный тротуар. Внутри закипала гремучая смесь злости, обиды и ревности, отравляя сознание. Стоять тут было невыносимо. Парень медленно развернулся и, не оборачиваясь, побрёл в обратном направлении. Прочь от этого всего. И вновь неуклюже шлёпались лапатые снежинки-переростки на тёмный асфальт, ледяные порывы ветра по-прежнему пробирали до дрожи, а серая мокрая грязь всё так же хлюпала под ногами. Пожалуй, это всё, что осталось как раньше. Привычная картина мира с грохотом рухнула, задевая обломками ещё совсем недавно пылко бьющееся сердце. Теперь оно словно заледенело, застыло не в силах сопротивляться жестокому шквалу ветра. Цвета окружающего мира вмиг потеряли свою насыщенность. Предпраздничный гул улицы слился в одну неровную раздражающую симфонию. Киткат не помнил, как он добрался до гостиницы, как снял номер на рецепции, как до него дошёл. Зато он помнил, как с каждым шагом тупая боль цепкими пальцами сильнее сдавливала сердце. Как только грохот хлопнувшей двери разрезал тишину душного номера, иллюзорная рука мертвой хваткой вцепилась в комок мышц. Больно. Кит стоял посреди комнаты уставившись в пол. Прозрачные капли слетавшие с ресниц, оставляли мокрые следы на темном паркете. Парень злостно потёр глаза, словно это могло помочь. Он неаккуратно накинул тяжелое пальто на крючок у входа. Достаточно неаккуратно, чтобы белые бумажные свёртки оказались лежащими у ног. Внутри всё похолодело. Кит опустился на колени и дрожащей рукой стал собирать конверты. Плечи парня содрогались от сдерживаемых второй рукой рыданий. Верно. К этому ведь и шло? Киткат просто врал сам себе. А это гораздо хуже того, что делал Минг. Взгляд скользнул по дате на верхнем письме. Двухмесячной давности. Оно было последним. Еще какое-то время после они созванивались. Тогда Киту на мгновение показалось, что что-то изменилось, но он быстро отогнал эти мысли. А потом ничего. Ни звонков, ни писем. Лишь пару сообщений. Что-то связанное с экзаменами. Несущественное. Киткат не звонил специально. Хотел, чтобы его приезд оказался еще большей неожиданностью. Как же глупо и наивно это звучало, особенно теперь, когда парень не моргая уставился на то, как изгибающиеся языки пламени превращали первое письмо в безжизненный пепел. Зрелище чернеющих уголков бумаги дарило странное безразличие, вытесняющее остальные мысли. Временная апатия не могла избавить от боли, но ненадолго заглушить ее была в силах. Еще одно письмо брошенное в огонь. «Как же здорово, что в номере оказался камин», — было одной из немногочисленных внятных мыслей в потухающем сознании Кита. «Здорово» Он лёг, не раздеваясь. Погрузился в прерывистый тяжелый сон под мягкое потрескивание каминных дров и монотонный стук тяжелого снега о стекло. Под обуглившимися деревяшками всё ещё тлел пепел, что когда-то был бумагой.***
Это была обыкновенная входная дверь из светлого дерева. Знакомый золотистый номерок «шестьдесят три» тускло отсвечивал в полутёмном помещении. Кит уже несколько минут топтался у этой самой обыкновенной двери, не решаясь что-либо предпринять. Он сомневался в том, что, казалось, уже решил два часа назад. Решил, когда взялся писать это дурацкое прощальное письмо. Сейчас всё те вещи, которые он умудрился нацарапать после почти бессонной ночи, казались такими глупыми и не к месту. Но такими были его чувства. Глупыми и не к месту. Переборов себя, Киткат просунул конверт под дверь и поспешно стал спускаться по лестнице. Погода в то утро словно хотела извиниться за вчерашнее поведение. Солнце ослепительно светило, в деталях демонстрируя безрадостный пейзаж вокруг. Кое-где проглядывал тёмный асфальт, до которого еще не успела добраться вездесущая мутная вода, недавно бывшая недотаявшей грязью. Кит медленно ступал по мокрому тротуару. Холодный влажный ветер гнал в спину. Подальше от дома, адрес которого был выведен неровным почерком на помятом листочке в сжатом кулаке Китката. Стоило выбросить эту проклятую бумажку еще вчера. Тогда бы он не написал те наивные вещи, которые, возможно, прямо сейчас приходится читать Мингу. Кит засунул руки в карманы, всё ещё не выпуская клочок бумаги. На душе закипали непонятные тревоги. Весь остаток чувств парень переплавил в злость на себя. Он опять всё испортил. Если бы не это злосчастное письмо, Минг даже бы не узнал, что его забытая вторая половинка приезжала. Тогда Пи’Кит просто бы сел на поезд, оставшись незамеченным, а уже из дома позвонил бы ему. Они бы всё обсудили и решили разорвать отношения. Было бы больно. Но Кит сделал гораздо хуже. В лучшем случае Минг посмеется, а в худшем — будет жалеть его. На первый случай можно было даже не рассчитывать. Как бы больно ему не сделал Минг, он был лучшим человеком, которого Киту доводилось встречать в жизни. Слишком добрый, чтобы покончить с этим. Он скорее стал бы встречаться со старшим из жалости и нежелания причинить боль. Вот только больно было бы им обоим. Такие вот люди — иррациональные существа. Полчаса в зале ожидания тянулись так, словно кто-то невидимый специально придерживал стрелки часов, не давая им двигаться в согласовании с поворотом планеты вокруг своей оси. За всё это время Кит не смог осилить и десятка страниц взятой с собой книги. Он читал и абсолютно не понимал, о чём идёт речь. Перечитывал снова и снова пока вместо ровных печатных рядков, не начинал видеть того, о ком побыстрее желал забыть. Мозг с запалом и старательностью садиста выхватывал с глубины сознания все те моменты, когда Кит считал себя самым счастливым на свете. А рядом в такие мгновения всегда был он… Вчерашняя боль с новой силой сжала сердце. Глаза предательски повлажнели, принуждая Китката быстро заморгать. Расплакаться в людном месте — последнее, что он хотел бы сделать. И, кажется, невидимка всё же сжалился над ожидающими. На часах было ровно одиннадцать. Кит неспешно встал, взял в одну руку чемодан и направился к платформе, где уже ожидал белоснежный скоростной поезд. От мутной серости одинаковых округлённых окошек веяло какой-то неопределенностью. Только Киткат ступил на первую ступеньку, как чья-то сильная рука дёрнула его за локоть, а вторая подхватила и притянула, сжимая в объятьях. Головокружительно знакомый аромат защекотал ноздри, а в губы впились те, чья почти неуловимая горечь мяты пробуждала непрошенные воспоминания. Кровь бешено застучала в висках, а по щекам покатились горячие слёзы. — Китти… — отрываясь от губ, шептал Минг, — Прости меня… Прости, Китти… Его теплые пальцы нежно вытирали солёные дорожки на лице Кита. Тот лишь всхлипывал, не говоря ни слова. Изнутри разъедало желание прижать парня до хруста костей, поцеловать в ответ, вновь услышать его смех и увидеть самодовольную улыбочку, в которую он так давно влюбился. И чтобы всё было как раньше. «Привет, Минг. Тебе, наверное, неожиданно сейчас читать это письмо. Да еще и без марки и указания адреса. Их и не должно быть, ведь принес его я сам. В эту секунду, пока ты читаешь мои нескладные мысли, я, возможно, уже в нескольких десятках километров от тебя и постоянно отдаляюсь. По крайней мере я на это надеюсь. Минг, я ужасный эгоист. А ещё последний трус, поэтому и не решился просто поговорить с тобой с глазу на глаз. Вчера я увидел то, что не должен был. И хоть так плохо, как сейчас, мне, наверное, никогда не было, я тебя не виню. Ты — лучшее, что случалось со мной в этой жизни.» — Не… надо… — пересиливая себя, произнёс Кит и оттолкнул парня. — Прости, — едва слышно и словно ни на что уже не надеясь послышалось в ответ. Лишь один вопрос заставлял болезненно сжиматься сердце и перехватывал неровное дыхание: «Неужели перед ним стоял тот самый человек, который когда-то заставлял даже солнце светиться ярче?» Было совсем не похоже. Нервно стиснутые пальцы, обреченно опущенные плечи, помрачневшие черты лица и какой-то странный затравленный взгляд. Это мог быть кто угодно, но не Минг. Не тот Минг, который открыто смеялся в лицо проблемам, который всегда находил что-то хорошее в самой безвыходной ситуации, рядом с которым хотелось забыть обо всём на свете и радоваться каждому мгновению. — Я не знаю, что делаю, — сказал тихо незнакомец. «Сейчас я понимаю, как глупо было надеяться на что-то. Помнишь, как мы прощались полтора года назад? Ты тогда еще сказал что-то про нить судьбы, связывающую нас. И я поверил, хоть все эти сказки всерьёз не воспринимаю. Тогда мне казалось, что время пролетит незаметно и всё останется как прежде. Но как прежде осталась только моя глупость. Я не желал видеть и понимать очевидное. И сейчас за это расплачиваюсь.» — Так это конец? — предательски дрогнувшим голосом спросил Киткат стоящего в метре парня. Тот молчал, смотрел куда-то под ноги, нахмурившись. — Если ты сейчас не ответишь, я приму это за согласие, — когда-то сказанная Мингом фраза сейчас больно сдавила лёгкие, лишая возможности полноценно вдохнуть. Странный нечитаемый взгляд младшего встретился с полуотчаянным и полусмирившимся взглядом Кита. «Мы ведь оба понимаем, что прошедшего не вернуть. Так не мучай ни меня, ни себя. Давай останемся друг для друга теплыми воспоминаниями, в которые можно будет погружаться длинными вечерами с улыбкой на лице.» — Уважаемые пассажиры, до отправки поезда соединением Чэнду-Куньмин осталась одна минута, — громко провозгласил механический голос, заставляя вздрогнуть двоих парней на платформе. О серую бетонную поверхность начали разбиваться одинокие дождевые капли, оставляя темные пятна. — Будь счастлив, Минг, — с тенью улыбки сказал первый, поднимая брошенный на землю чемодан. — Китти, — произнёс второй, как только он мог, — Я правда тебя сильно любил. Пассажир медленно развернулся и, бросив тихое «знаю», взошёл по ступенькам отправляющегося поезда. «Я ни о чём не жалею. Надеюсь, не жалеешь и ты. Прости за всё и прощай.Твой Китти.»