Я не нужен тебе

— Я не нужен тебе. Демон читает его мысли и желания — и Маркус ненавидит его за то, что он так просто облекает их в слова. Резкие, громкие, такие правдивые, что ему почти отвратительно. И именно поэтому он говорит сам, глядя на Томаса. Отчаяние затапливает. Разъедает, как кислота. Уничтожает способность мыслить трезво. Кину хочется выть от противного чувства в груди, но он сжимает губы, не позволяя себе сказать ничего больше, и стоит перед Томасом с его темными растерянными глазами. Они стоят в десятке сантиметров друг от друга, и Маркус почти ощущает тепло, исходящее от святого отца. Его напряжение и взбудораженность. Его чертову бесконечную надежду на собственные силы. От этого Маркусу хочется встряхнуть его, заставить вернуться в реальность, не мечтать и не считать свои силы безграничными. Убедить Томаса, что это не дар. Страх дробит его самообладание на молекулы. Демон, сидящий внутри привязанной к столу девушки, — угроза для Ортеги. Настоящая, ощутимая, самая реальная угроза за последние полгода. Шесть месяцев скитания по стране, шесть месяцев постоянных молитв — безмолвных, возносимых Ему шепотом либо во весь голос — с одинаковыми просьбами: спасти заблудшую душу, изгнать безымянного демона, вытащить эту тварь из ребенка. Принять умершего в царствие Свое. Чаще других — защитить Томаса. Шесть месяцев невыносимых мук — а ведь он, Кин, привык к ним за годы аскетичных тренировок, за годы тяжелой подготовки — и поиска смысла в Его плане, споров об изгнании адских тварей и их происхождении. Шесть месяцев попыток отослать Томаса прочь, укрыть его от поглощающей Землю тьмы, шесть месяцев постоянного желания отмотать время назад и никогда — ни-ког-да — не посвящать в мир этих мерзких существ. Шесть гребанных месяцев, растянувшихся в бесконечность, заполненную ужасом от количества демонов, хлынувших в Чикаго — да и в весь мир — от постоянной близости Ортеги, от ежесекундного страха за молодого священника с непокорным нравом. Когда Томас открывает рот, чтобы возразить, Кин резко качает головой: — Это правда. Потому что это я согласился учить тебя, потому что я посвятил тебя во все это. Потому что именно мое чертово присутствие заставляет тебя проникать все глубже в демонические тайны, блуждать по коридорам и подвергать себя постоянной опасности. Потому что я поступил как сволочь и эгоист, позволив тебе следовать за мной. Потому что это было моим плотским желанием. А сейчас я готов умереть за тебя и, что еще хуже, убить другого, лишь бы суметь оградить от этого. Это не чертово отношение наставника к ученику, глупый мальчишка. Это не то, чего ты хотел. Не то, что тебе нужно. Маркус натыкается на взгляд Томаса — в его глазах горит вера в божественное происхождение их общей силы и ужас. Безграничный, невообразимо яркий ужас от перспективы остаться одному, от будущего, в котором он один держит трясущееся в муках тело, в котором он один на один борется с существами, которых раньше считал метафорой и выдумкой. И что-то еще — Маркус, конечно же, знает, что ему только кажется, — что мелькает в темных глазах время от времени, когда Кин прикрывает его собой, не позволяя сразу же утонуть в непроглядном мраке из боли одержимых и их атак на самое дорогое — на душу. Уверенность Маркуса в необходимости спасти Ортегу от всего происходящего только крепнет, когда он слышит тяжелый хрип Синди. Он отворачивается, направляясь к столу с девушкой и отчаянно надеясь не услышать шагов за своей спиной, и внутри что-то взрывается, когда Томас догоняет его и кладет руку на плечо перед началом обряда. Я не нужен тебе, Томас. Это правда. Потому что это ты нужен мне.