Golden Slumbers

Вулканцы живут дольше людей. Свежий морской ветер играет легкой шторой, прозрачный свет теплом ложится на лицо. Завтрак Спок поручает репликатору, обед они готовят вместе с Джимом. Когда-то давно Леонард объяснял ему все тонкости: освоение нового, мелкая моторика, тактильная терапия. Все, чтобы отодвинуть наступление старости. Но отсрочка — еще не победа. Джим словно старый полиграфический снимок: остались только самые контрастные цвета, но и те размыты временем. Вокруг его головы вьется серебряный пух волос, тогда как у Спока — лишь несколько седых прядей на затылке и висках. Глаза выцвели, но Спок помнит каждый невозможный взгляд, что Джим бросал на него. Задники домашних туфель мягко хлопают о голые пятки, когда Джим бродит по дому, немного пришаркивая. Он словно обкатанная морем галька, время стесало все острые углы. Но это по-прежнему Джим, и Спок чувствует его так же верно, как раньше. Разум Джима — соленый простор, нагретый солнцем песок, колкая древесная стружка и терпкая смола, острый травяной запах, какой бывает после дождя. В его разуме по-прежнему тепло, и Спок время от времени прикасается к нему краем сознания: будто ладонь друга находит его ладонь. Спок открывает и свой разум — многого Джим не помнит, и Спок показывает ему. Образы струятся вокруг них, невесомо оплетают разум; Спок выбирает только радостные, полные воздуха и света. Воспоминания его и самого Джима: детство, академия, Звездный флот. Показывать Джиму его же воспоминания — словно крохотной частью памяти проживать их; отражение в отражении. Спок делает это так часто, что иногда ему снится, будто он — Джим, семилетний, бегущий по пружинящей сочной траве, и сильные загорелые руки протянуты ему навстречу; миг — и он взлетает в воздух, заливисто хохоча. От отца пахнет яблоками и табаком, и его ответная улыбка греет сердце. Вулканцы не лгут. Иногда им звонит Чехов, и тогда во взгляде Джима вспыхивают золотые искры. Он подолгу разговаривает с ним, сидя у виддера, называет Пашей, и смотрит, смотрит, смотрит. Споку не нужно прикасаться к его разуму, чтобы понять: он гордится Чеховым, как гордился раньше успешно завершенной миссией, хорошо проделанной работой, своей командой. В такие дни Джим оживленнее обычного, память его словно пробуждается, стряхивая с себя сонное оцепенение. В такие дни он подолгу листает изображения на падде, всматриваясь в лица, любовно разглядывает небольшую голограмму «Энтерпрайз», которую настраивает для него Спок, и всегда спрашивает одно и то же: — Как поживает Леонард? Кажется, мы давно с ним не говорили. — Он вышел в отставку, — помедлив, отвечает Спок. — Сейчас он уехал, но непременно свяжется с нами, когда вернется. С каждым разом эта ложь дается ему все проще; быть может, дело в обтекаемой формулировке, или в том, что Джим всегда доверчиво кивает, и тень печали не касается его уставшего лица. Вечером они выходят на побережье. Гравитация Нибии на треть меньше земной, и потому Спок выбрал именно ее: здесь Джиму легче передвигаться, и боли в суставах почти перестают его беспокоить. Мягкий климат, целебный воздух с чуть более высоким содержанием кислорода, тишина и покой. День угасает, волны шелковой лентой ласкают ступни. Солнечный диск касается горизонта, дрожит, отражаясь в лазоревой воде, дробится на сотню осколков. Джим тяжело опускается на нагретый песок. Спок садится рядом, берет его руку в свою. Может, глаза Джима и не такие яркие, как раньше, но улыбка по-прежнему может осветить пару-тройку планетарных систем. Перед сном он читает Джиму вслух старые земные книги: романы, рассказы, даже сонеты. Джим любит фантастику, ту, что писали еще в эпоху до-варпа. Спок не разделяет его восторженности, но потом признает неохотно: что-то в ней есть, некое очарование былого. Минувшие надежды и мечты человечества, обратившего лицо к звездам, сгоревшие в пламени старых войн и возрождавшиеся снова и снова. Джим и сам был — огонь, порыв, ожившее стремление. Быть может, и он возродится, и снова посмотрит на звезды, и вновь присвоит их свет себе. Чувствуя приближение сна, Спок тихо откладывает падд в сторону и мягко целует Джима: по-человечески и по-вулкански. Соленые волны, нагретое солнцем дерево, янтарный травяной сок. Бестрепетный и легкий поцелуй — как медленный шепот; Спок завершит им день, что придет завтра, и следующий, и следующий — до конца. «Мы предлагаем дружбу среди звезд. Вы не одиноки» — так сказали когда-то люди, и так говорит ему Джим, и когда спокойный мирный сон окутывает их, Спок чувствует, что никогда не будет один. ____________