LUXURIA

Это началось так внезапно... После того, как я приехал с Ним сюда. Эти состояния... Не знаю, что это. Я осознаю, мои глаза открыты, я вижу напротив деревянную стену, на которой на ржавом крючке висит какой-то маленький семейный портрет. Что это за семья? К слову, этот портрет всегда меня пугал, с самой первой ночи в этой ночлежке. Я лежу в своей кровати и не понимаю, что происходит. Перед глазами всё как в тумане, а вокруг меня вакуум. С ужасом осознаю в первые секунды, что не могу пошевелиться - меня будто пригвоздило к постели. Я знаю, такое уже случалось, но от этого менее страшно не становится. Я знаю, что произойдёт дальше... Тяжёлая дубовая входная дверь скрипнула - этот звук будто бы эхом раздаётся по комнате. Слышен стук трости, звук шагов - кто-то медленно идёт по комнате прямиком к моей постели. Боже! Меня как будто обволакивает кисельная масса. Помнится, поначалу я пытался кричать, но кроме хриплых, мало похожих на человеческие, стонов из моего горла ничего не выходило. Шаги прекратились. Мне страшно открыть глаза, моё дыхание сбилось. Сейчас я подниму веки и увижу Тебя. Почему, почему он выбрал именно этот облик? Оно ведь знает, как был дорог для меня этот человек... Впрочем, я для тебя ведь всего лишь игрушка, да? Ты моё проклятье, моя боль, мой внутренний Демон, который сожрёт меня изнутри, выпотрошит, оставит лишь оболочку. Я точно сойду с ума. Я чувствую, как кровать рядом со мной прогибается так, будто бы на неё опустилось увесистое тело. Не смотреть, только не смотреть! Я чувствую, как Нечто наклоняется прямо к моему лицу и опаляет жарким дыханием. Такое ощущение, что кожа на моих щеках просто трескается от жара. Хочется вжаться в кровать, просочиться сквозь перину, но я не могу пошевелиться - всё тело будто бы онемело. В груди разливается странное сосущее чувство. Это страх - первородный, существующий ещё с начала времён. Оно смотрит. Чувствую, что смотрит. Неожиданно тяжесть с кровати исчезает. Теперь я слышу лишь лёгкий, еле различимый шелест, по-видимому, одежды. Оно снова сделает это. Хочется натянуть на себя одеяло, завернуться в него, как в детстве, когда холодной осенней ночью голые ветви дерева за окном громко ударялись о раму и играли причудливыми тенями. Но я не могу. Оно снова подходит к кровати и ждёт, ждёт, пока я открою глаза. Знает, что открою. Я не сразу перевожу взгляд на него: сначала осматриваю комнату, будто бы ища возможности сбежать, затем снова смотрю на треклятый портрет и только потом перевожу взгляд на своего Демона-мучителя. Поджарое, аристократически бледное, но не моложавое тело, седые виски и зачёсанные назад волосы, карие глаза... Это ты! Или Демон в твоём облике... Я уже и сам не знаю. Нет, это не можешь быть Ты! Не сейчас... Ты чуть склоняешься, прихватываешь одеяло за край пальцами в перстнях и откидываешь его, полностью разоружая меня. По коже пробегает холодок - окно в помещении приоткрыто, ветер колышет лёгкую занавеску. Твои глаза... Они прожигают меня насквозь. Ты рассматриваешь меня, а затем удовлетворительно хмыкаешь. Боже, я не вынесу! Твои ладони опускаются на мои колени, надавливают и разводят ноги в стороны. Ты так легко делаешь это, будто бы мои мышцы вовсе и не скованы, давая мне надежду на то, что я всё же могу двигаться, но все мои попытки тщетны. Ты будто бы читаешь мои мысли и лишь легко, так по-доброму, как делал это всегда, усмехаешься, но эта доброта лишь мнимая. Ты снова опускаешься на кровать, теперь уже между моих ног, и склоняешься надо мной, касаясь своими губами моих и нежно целуя. Нет, это липа, обманка. Через пару секунд твоя рука уже крепко сжимает моё горло, а ты терзаешь мой рот. Ты отстраняешься только когда понимаешь, что я уже на грани. Твои глаза на удивление спокойные, ласковые... Зачем ты делаешь это со мной? Я судорожно ловлю ртом воздух, но мои лёгкие будто сдавлены, дышать трудно, будто бы на груди лежит тяжёлый камень. - Ники... - тянешь ты Его голосом. Нет, нет, только не называй меня так! Почему, почему ты, чёртов Демон, всегда выбираешь Его?! - Ники... Мой славный Ники... Ты снова опаляешь своим дыханием мою щёку, ведёшь кончиком носа к виску, скользишь по скуле вниз - к шее... Первый удар боли бьёт как кнут. Ты вцепляешься зубами в основание плеча, рядом с ключицей, а я широко раскрываю глаза, пытаясь кричать. Мне больно. Я слышу неприятный хруст - это трескается кожа, а за ней и мясо. Я умру? Наверное, завтра меня найдут мёртвым, истёкшим кровью в своей же постели. Твои зубы рвут плоть, а я лишь мелко вздрагиваю, не способный на большее. Ты отстраняешься и смотришь на меня. Вот и тот дикий огонёк, который горит в твоих глазах каждую ночь. Твои губы, подбородок - всё в моей крови. Ты смотришь хищно, скалишься, а я взираю на тебя с ужасом и каким-то извращённым обожанием. Ты погубишь меня, испепелишь! Твои руки с цепкими пальцами опускаются на мои запястья и вскидывают мои вялые конечности вверх. Ты выводишь языком что-то на моей груди, но эти прикосновения, как раскалённая сталь, выжигают на моей коже задуманный тобой узор. Я снова кричу-хриплю: вены на моём лбу вздулись, глаза покраснели. Мне больно! Ты снова отстраняешься. Ты доволен. На моей груди красуются кровавые раны, каждая из которых - буква, но я не могу прочесть. Ты же сжимаешь мои запястья так сильно, что наутро точно проявятся кровоподтёки. Ты снова жадно целуешь меня, кусаешь губы, терзаешь язык, а я не смею сопротивляться, не могу. Не хочу. О, ужас! Я чувствую твою возбуждённую плоть, кем бы ты ни был, чёртов искуситель. Ты чувствуешь мою. Возбуждение течёт по моим венам жидким горячем железом, концентрируясь внизу живота и заставляя меня ненавидеть себя, и ты это знаешь. Ты всегда это знал. Ты закидываешь мои ноги на свои бёдра, смотришь в мои полные ужаса глаза, в которых читается "Не надо", и резко толкаешься своей плотью в сжавшееся кольцо мышц. Меня прошибает такая боль, что темнеет в глазах, и мне кажется, что я медленно испускаю дух, проваливаясь в адское жерло. Но, к своему горю, я жив. Я чувствую, как ты толкаешься внутри, разрывая моё нутро на части, как ты протыкаешь меня будто штырём, заполняя полностью. Твои глаза напротив, твоя лёгкая улыбка, будто ничего не происходит, будто я не умираю под тобой, истекая собственной кровью и сгорая от боли... Боже, ты так похож на Него, чёртов Демон... Ты треплешь меня, как куклу, играешь, как тебе вздумается, а я не могу даже кричать. Ты не оставил мне ничего... Пожалуйста... - Ты знаешь правила: от меня не убежишь... - тянешь ты Его голосом, будто бы слыша мои мольбы. Я лишь слабо киваю и прикрываю глаза. Ты отпустишь, дашь мне свободу действий, ведь знаешь, что я никуда не сбегу. Я чёртов мазохист... Я ведь жду твоего появления каждый раз, противлюсь этому, но всё равно тайно жду. Не знаю, для чего: то ли чтобы снова ощутить эту боль, то ли чтобы увидеть Его. И ты отпускаешь. Я чувствую, как сила снова приливает к мышцам, я могу двигаться, могу говорить. И не могу одновременно, ибо всё, что выходит из моих уст - это слабый стон. Ты отстраняешься от меня, резко выскальзывая и причиняя мне дополнительные неудобства. Я сам тянусь к тебе, сам припадаю к губам, сам целую, ощущая железистый привкус крови. Рану на шее саднит при каждом движении, при каждом взмахе рукой, но я не обращаю на это внимание. Ты откидываешься назад, укладываешься на постель и перетягиваешь меня на себя. - Ты знаешь правила. - снова повторяешь ты, а я лишь согласно киваю. Да, игра до боли проста: мне должно быть больно, а тебе хорошо. Я сам насаживаюсь на твой член, замираю на мгновение только чтобы немного прийти в себя после нескольких, как мне показалось, часов бездействия, и как только голова перестаёт кружиться, начинаю двигаться сам. Внутри всё саднит, и я не могу понять, чего в этом больше - боли или удовольствия. Какая-то часть меня торжествует сейчас, упивается этими ощущениями... Ты же смотришь на меня жадно, будто пытаешься запомнить каждую мою эмоцию, каждое моё движение, каждый вздох. Зачем? Разве я у тебя такой один? Любимая зверушка... Ты подкидываешь бёдра, давишь своим членом на точку внутри меня, и я вижу девятый круг Ада, ибо это так хорошо, что хочется кричать. Впрочем, я и кричу, не сдерживая себя. Я поднимаю свои затуманенные глаза и смотрю на своё отражение в старом, чуть закопчённом зеркале, которое висит напротив изголовья кровати. На моей груди красуется кровавая, с кусками обожжённого мяса, надпись "LUXURIA", глаза стали тёмными, полностью чёрными, а к одному из них ниточками тянутся чёрные вены. Вот на что ты смотришь. Это моя внутренняя тьма, моё проклятие... Моя сущность... Я перестаю осознавать реальность. Всё смешалось: твоё Его лицо, твои Его горячие руки на бёдрах, твой Его член внутри меня, твои Его стоны. Странно... Раньше ты никогда не проявлял эмоции, ты просто делал больно. Сейчас же в твоих глазах я вижу истинную похоть, желание, что-то сродни восхищению. Я же будто вижу себя со стороны. Точнее не я, а та моя праведная часть, воспитанная на христианских столпах маменькой. Эта часть меня плачет, терзаемая болью, но мне уже всё равно. Тьма проникла в мой мозг, в моё сердце, завладела мной... Или я завладел ею. Что-то во мне определённо сломалось с Твоим появлением в моей жизни. Почему Ты оставил меня? Я кончаю слишком неожиданно для себя, содрогаюсь всем телом, запрокидываю голову, смыкаю вмиг почерневшие руки, которые теперь стали жилистыми, с длинными неестественными пальцами и когтями, на твоей груди и утробно стону. Ты скользишь рукой по моему животу, к груди, а затем к шее, смыкаешь свою ладонь на уже привычном месте и срываешься следом, обжигая меня своим семенем изнутри. Ты рычишь, рычишь и смотришь на меня, а когда всё заканчивается, притягиваешь к себе и властно целуешь. Я не успеваю уловить тот момент, когда я снова лежу в кровати, а ты, уже одетый, сидишь рядом. Ты будто бы расчёсываешь мои волосы своей рукой и улыбаешься одними глазами. - Mea slutty Nicky... - шепчешь ты, но этот шёпот такой громкий. Он заполняет всю комнату, обволакивает меня, звенит в ушах. Я чувствую жуткую усталость, пытаюсь не закрывать глаза, ведь знаю, что стоит мне их закрыть как ты исчезнешь. Но всё же я не справляюсь, падаю как будто с обрыва вниз и... Резко сажусь в постели. Мои волосы слиплись от пота, на лбу испарина, а руки дрожат. За окном ранее утро: кукарекают петухи, солнце бьёт прямо в окна первыми лучами... Я дёргаюсь в сторону, разворачиваюсь, но тут же кривлюсь от резкой боли в предплечье. Чуть приспустив почти насквозь сырую ночную рубашку, вижу след от зубов. Крови нет нигде - ни на подушке, ни на одеяле, ни даже на рубашке, только яркий укус с чуть спёкшейся алой субстанцией по краям. Быстро поднимаюсь, сам от себя не ожидая такой прыти, и прямо босиком бегу по холодному полу к зеркалу, сдёргиваю ночную рубаху и вижу надпись, выжженную будто кислотой на своей груди... "LUXURIA".

***

Яков Петрович Гуро стоит на обрыве в своём излюбленном алом пальто, чуть опираясь на трость с рукояткой в виде головы орла. Его глаза тёмные, почти чёрные, а к одному из них тянутся ниточками чёрные вены. И имя он в действительности носит вовсе не это человеческое "Гуро Яков Петрович". Его имя Абаддон.