К. Э. Смит. Стихотворения в прозе

      Натха-дитя жил с матерью и отцом в крохотной хижине недалеко от границы великих джунглей. Каждый день видел он высокие древние древеса — выше чёрных, выше красных древес; видел мерцание гигантских орхидей, восседающих на их спутанных лианах. Его родители заповедовали ему, чтобы он никогда не приближался к джунглям, не испытывал судьбу в их дебрях — ведь красота высоких пальм и свисающих цветов таила в себе множество ужасных напастей; и ядовитые змеи, и жуткие чудовища обретались в глубинах зарослей. Но Натха считал, что ничто в мире не сможет сравниться по красоте с джунглями; навеки он был пленён их неисчислимыми тайнам и многоликим, безмолвным, причудливым великолепием; представлялось ему, что цветы станут ещё ярче, деревья ещё выше и величавей, если он будет любоваться ими вблизи. И возлюбил тогда Натха-дитя джунгли странной и страшной любовью.       Однажды, когда его родители ненадолго покинули дом, перед уходом долго и слёзно увещевая дитя не ходить в лес, Натха оставил хижину, пересёк открытые поля, на которых ему дозволялось играть, и приблизился к запретному лесу. Его крошечное сердечко начало биться как барабан, едва чудовищные пальмы и ядовитые лианы нависли над его хрупким тельцем. Но их сень была столь холодна, зелена и густа; он видел столь много цветов, резных папоротников и удивительной формы листьев; так много бабочек исчезало и появлялось среди них; так много шафрановых, алых, лазурных птиц со странными криками скрывались в глубинах этой смарагдовой тьмы — что вскоре забыл Натха о запретах и предупреждениях родителей, и всё дальше и дальше удалялся вглубь джунглей, следуя за бабочками и птицами.       На какое-то время Натха стал самым счастливым человеком в мире; он отыскал миллион вещей, способных очаровать, озадачить и насытить его детский разум; он сорвал множество цветов — лишь затем, чтобы отбросить их, когда на его пути попадались более яркие и большие. Он был пленён густыми, опьяняющими ароматами цветов, заворожён их бледными, янтарными, с молочным отливом лепестками.       Но вот минули часы, и Натха утомился. Внезапно он вспомнил о своей маленькой хижине, о своей матери, о её опасениях. Он попытался вернуться по своему следу, выбраться из сердца джунглей; но слишком глубоко погрузился он в смарагдовую тьму, всё было чуждым и незнакомым, и след его был потерян в неведомых дебрях. Вскоре и сам он потерялся среди деревьев, что были ещё выше, ещё мрачнее, чем все видимые им до этого; мертвенно-бледные бутоны, огромные, словно луны, мерцали вкруг него, исторгая из своих червоточин тяжкие волны удушающих губительных ароматов. Страх нарастал в маленьком беглеце; но, пока он метался среди стволов, благоухание цветов неспешно навевало на него дремоту. Деревья становились всё мрачнее и выше, цветы сделались грандиозны и ярки, будто восходящие солнца — и, казалось, он утонул в их ароматах, словно в сладострастном потоке. И Натха уже не испытывал страх, упав среди тлетворных цветов; и лики их отступили и поблекли над ним, когда он погрузился в вечный сон.