Мне кажется, что я схожу с ума или Озорной поцелуй.

Что вы чувствуете, когда нить, ведущая вас в светлое успешное будущее обрывается? Когда вы понимаете, что ваши желания уже никогда не смогут сбыться, когда вы облажались, когда время, потраченное на достижение цели, было напрасно? Что вы чувствуете? Ничего, так ведь? Вы ничего не ощущаете, становитесь безэмоциональным, не хотите смеяться, плакать, кричать. Так? Абсолютно каждый человек желает чего-то, абсолютно каждый живёт мечтами, пусть даже и строит из себя скептика и реалиста. Мечты — это наши желания, скрытые или нет, глупые, детские или же далёкие мечты уже взрослого, состоявшегося человека, это то, во что мы верим, это то, что должно обязательно исполнится, чтобы мы стали счастливы, но, обычно, мечты остаются мечтами, ведь нужно же во что-то верить? Нужно же видеть какую-то определённую цель и пытаться достичь её? Моя история начинается в стране, что влечет своими культурными традициями. В Корее, в маленьком городе, Дримсфорэсте, что расположен на восточной границе страны. Я — обычный старшеклассник, имеющий множественные перспективы, пусть и в раннем возрасте, хотя, если честно: имея эти перспективы, я вовсе не хочу их использовать. Это случилось недавно, буквально три недели назад, работа, на которую я потратил целых четыре года, была окончена. Тогда я был безумно счастлив, ведь от этого проекта зависело моё будущее, моя дальнейшая жизнь. Я хранил мой «ключ к счастью» на самое верхней полке моего шкафчика. Стопка обычных бумаг и моя судьба. Как же это звучит по-детски, как же это чудесно осознавать, что цель почти достигнута, что все, что ты делал было не зря. Был мартовский, холодный вечер. Знаете, почему я люблю март? Потому что на улице прохладно, да, не холодно, а именно «прохладно». Вообще, я не люблю жару, ненавижу. Ещё в детстве, когда я был совсем маленьким, тётушка оставила меня одного на ярмарке, а день тогда был солнечным, жара невыносимая. Сначала уже, я подумал, что за мной скоро вернутся, но нет — про меня забыли. Оставили шестилетнего мальчика одного в незнакомом месте. Да, пожалуй, для меня это была целая трагедия. Не раз слышал о том, что некоторые родители бросают своих детей, а потом тех отправляют в детские дома, а я ужасно боялся детских домов: управляющие у них страшные, злобные тетки, а эти самые дома старые. Я шёл к профессору, нужно было отдать ему мою работу для поступления в Хооран, университет, пожалуй, лучший для молодых учёных. Нет, конечно, этот проект не обеспечил бы мне точное поступление, но у меня была бы уверенность в том, что на заочное я смогу попасть. Впереди возник знакомый двухэтажный дом. Поднявшись по каменным ступенькам, я постучал в дверь и, услышав короткое: « Да, проходи », отворил дверь, побежал по коридору. Я уверенно зашёл в кабинет моего преподавателя и вручил ему папку с бумагами и, поблагодарив его, вернулся домой, уже занявшись размышлениями о том, как я стану самым настоящим аспирантом в этом университете. Да, не ослышались, я хочу стать аспирантом. Ну, для начала, а позже — профессором. Наверное, такая мечта немного странна для парня моих лет? Все мечтают об успешной карьере, славе, а я хочу стать преподавателем и «служить» науке, звучит, словно в секту вступаю. Боже, какой бред иногда я несу, беседуя со своей матерью о своём будущем. Она говорит: — Дорогой, это, конечно, неплохой вариант: зарплата хорошая и должность постоянная, но ты же всю свою юность и молодость на исследования потратишь. — Я знаю, но мне, правда, нравится эта работа. — Но ведь… — Я мечтаю преодолеть законы физики! Мне нужно это! — Решил идти против системы? — грустно произнесла мать, смотря на меня. — Скорее, против уже давно прижившихся законов. — Ты должен задуматься о своей семье. — У меня есть ты и папа, и Фелл… — Нет, милый, прошу, не говори так. Ты должен задуматься о своей будущей семье, о своёй дальнейшей жизни. — серьёзно говорит матушка, глядя на меня. Она всегда становится серьёзной, когда я начинаю упоминать Фелла в любом разговоре, будь это лишь добрые воспоминания или же серьёзный разговор — она всегда становится серьёзной и спокойной, но я знаю, что на самом деле ей вовсе не просто слышать его имя. Фелл — мой старший брат, о котором, честно говоря, я знал намного больше, чем мои мать и отец. Он был хорошим человеком: чуткий, образованный, грамотный, тактичный и удивительно добрый. Да, такие интересные люди есть и, среди них был мой брат. Фелликс был старше меня на восемь лет, да, на целых восемь лет. Он всегда помогал мне во всем и вообще был очень умным, просто невероятно умным. Не люблю использовать такие пошлые определения как «потрясающий» и «невероятный», но только такими словами я бы смог описать его. Он подавал большие надежды, даже сдал экзамен на высший балл, став частью истории школы и поступил в Хооранский университет, где учился на «отлично», но… Знаете, вот бывает, когда у человека идет все хорошо, он спокойно живёт, а тут возникает какая-то проблема. Именно этой проблемой стала Чамомил Мортал. Она была обычной официанткой в каком-то старом и вовсе не известном кафе, в который, видимо, когда-то зашёл мой брат и, знаете, он влюбился в неё, ей Богу, влюбился по уши, души в ней не чаял, все твердил: — Она прелестна, но так обыкновенна, так проста, словно ромашка среди красных роз. Ах, ты понимаешь? Понимаешь меня? О, как мне сказать ей об этом? Как? Да, мой брат был без того безнадёжным романтиком, но подобное с ним происходило в первый раз. Он впервые полюбил, и, тогда, я понял, что не хочу влюбляться, вот честное слово, не хочу! Фелл перестал полностью отдаваться работе, как делал это раньше, родителям все чаще и чаще звонили из университета и говорили про промахи брата, он реже показывался дома, все время где-то пропадал. Спустя четыре месяца, его выгнали из университета, но мы так и не смогли ему сообщить об этой печальной новости. Фелликс исчез. Мы искали его везде, но это оказалось безуспешным. Я тогда очень долго плакал, совсем как девчонка. Все бы ничего, но как только мы забыли о брате, как мне показалось, ведь уже полтора года прошло, как нам сообщили о его смерти. Нашли его в старом особняке, вдалеке от города. Как сказали полицейские: в доме, на втором этаже была обнаружена девушка лет восемнадцати, а рядом с ней лежал Фелл, держа уже омертвевшей кистью блокнот. Жутко, конечно, но факт. В этом дневнике оказались стихи Фелликса, такие красивые и одновременно ненароком пугающие. Они были наполнены страстью, и, даже, если ты пытался оторвать глаза от строк, написанных неаккуратным почерком, то ты просто не мог этого сделать. Эти стихи одурманивали и зачаровывали тебя, а чем больше ты читал, тем больше ты хотел продолжения. Странно, да? Короткая, но счастливая жизнь моего брата закончилось в его двадцать(?) лет. Он умер в мае, Н года. Словом, мама очень любила Фелликса, но не хотела чтобы я повторял его судьбу, поэтому меня начали готовить с двенадцатии лет к поступлению в Хооран. Собственно, четыре года моей работы не прошли даром, я получал наивысшие отметки. Вот и холодное утро, которого я так сильно ждал. Спеша, я начал собираться в школу, надевая форму по дороге к двери. Вылетел из дома и, сев на велосипед, поехал к на Оскар стрит. Вот, наконец, поставив велосипед, я направился в учительскую. — Я могу войти? — Да, проходите. — я услышал голос директора, такой грубый и громкий, как у какого-нибудь чудовища. Я зашёл и уселся на кресло перед мистером Мафлойдом. Тот сидел, перебирая бумаги, периодически подавая некоторые из них стоявшему сзади профессору. — Простите, не могли бы вы озвучить результат моей работы? — спросил я вежливым и спокойным голосом. Не знаю, но почему-то, иногда, я строю из себя невинного мальчика без всякой на то причины. — Ну, молодой человек, — протянул директор, глядя на меня устало.— ваш проект неплох, очень неплох… — Так какой мой результат, скажи же, — из-за волнения я вовсе потерял чувство уважения к старшему, не заметил, что назвал профессора биологических наук на «ты». — Мальчик мой, к нашему общему сожалению, твоя работа провалилась, — сказал Майфлойд, а у меня, после его фразы, что-то надавило на грудную клетку. — Наоки, твои расчёты были верны, но… — Такого не может быть! Работа была в идеальном состоянии, — вскрикнул я, вскочив со стула. Во мне смешались два чувства: гнев и страх. Я был готов завопить на всю школу о том, что это крайне несправедливо. Просто чудовищно. Я потратил практически пять лет на то, чтобы мою работу отвергли? Немыслимо. — Не горячись. Тише, тише, мальчик мой. Как раз из-за состояния твоей работы её и отвергли, — серьёзно сказал он и вручил мне папку, а я, взяв её в руки, начал судорожно перелистывать страницу за страницей, пока не наткнулся на одну, что была в самой середине. На ней были изображены формулы и расчёты и в самом конце, внизу страницы, расплылось огромное синее пятно. Теперь я понял, что наделал. Вчера, когда я бежал к профессору, я забыл положить проект в сумку, и дождь, шедший вчера, намочил мою работу. — Ну, ничего, всего лишь страница, я ещё смогу пересчитать и записать формулу, — подумал я, облегченно вздохнув, но пролистав дальше понял, что мне на это понадобится год или два. Все следующие листы были насквозь мокрые, склеенные между собой. — Мне кажется, мистер Ирие, вам следует выбрать другой спектр ваших изучений. Займитесь филологией, мальчик мой. Это интересно для нынешней молодёжи, — сказал директор, поднявшись с кресла, и вышел за дверь. Я так и остался стоять в директорской, смотря на злополучные листки, на которые я угробил четыре года своего детства. Вместо того чтобы бегать вместе с другими детьми, я читал учебники часами, нет, сутками. У меня никогда не было друзей, потому что я, практически не выходил из дома. У меня никогда не было игрушек, разве что головоломки, их у меня было предостаточно, но плюшевых медведей я видел только за витринами больших и красивых магазинов. Нет, наша семья не из бедных, даже можно сказать, что мы уже заезжие мажоры, но моя мать занималась со мной исключительно уроками и физикой, я не любил литературу, вообще не гуманитарий, ну, не дано мне это. Так и рос. Редкостный заучка, конечно, хотя на него я вовсе не был похож. Очки я не носил, учебник никогда не открывал ни на уроках, ни дома, не зубрил, не выпендривался, как делают это многие чересчур заумные личности. Можно было подумать, что я — плохой парень. Забавно, неправда ли? Я был лучшим учеником школы и, знаете, не был лишен внимания девушек и даже парней, но как-то вовсе не пытался наладить общение с кем-нибудь. Я был одинок, но не считал себя отбросом общества, хотя, признаюсь честно: иногда мне казалось, что я страдают социофобией, а это  было вполне возможно, ведь до шестого класса я сидел на домашнем обучении, а в элитную школу им.Зака Стердлера меня приняли по блату, так как я не смог сдать экзамен при вступлении, да и чего можно было ожидать от учебного заведения исключительно для богатеньких? * * * * Я вышел из кабинета директора и спустился вниз, в холл. Мне было так обидно, ей Богу, что я сел на центральную скамью. У нас в холле расположены три ряда скамеек: правый, левый и центральный. У центрального обычно толпится множественная «элита» школы, так скажем. Я, конечно, входил в их число, но никогда и не мечтал общаться с ними. Напыщенные красотки и богато одетые парни, к которым пытаются подклеиться низшие слои общества, и, знаете, что самое забавное: с ними не о чем говорить! Единственное, что их интересует — это тусовки, деньги, сексуальный опыт, ну, девушки ещё и об одежде говорят, косметике. Одна девушка пыталась со мной познакомиться. Блондинка, Катрин Йоенсен, одна из самых «интересных объектов» для мужской аудитории школы, но разговор у нас не задался, так как только она сказала о том, что сегодня ей очень одиноко и тоскливо, я тут же схватил книгу, и, уставившись в неё, сказал: «Нет, у меня сегодня слишком мало времени, Катрин, сама же понимаешь, что всего пять минут я не смогу тебе уделить, не так ли?». Это звучало так мило, что она ответила, что позже, если у меня будет время — она всегда будет со мной встретиться. И, да — мы до си пор не встретились. Закинув голову назад, я сидел, словно отключившись от всего мира, смотрел на белый потолок. Даже не знаю, но почему-то тогда мне хотелось какого-то безумия. Возможно, это из-за того, что только что я потерял дорогу к успешному будущему? Да, наверное, это так. — Наоки, немедленно возвращался домой, — услышал я четкий, грозный голос отца. Не дослушав его, я повесил трубку и, закинув рюкзак к себе на багажник, поехал домой. Путь предстоял не близкий, поэтому я максимально развил скорость и поехал по короткому пути. Тогда я почувствовал себя легче, мокрый асфальт громко скрипел на резких поворотах, или же это резина на шинах визжала, я  точно не понял. Я даже не надел ветровку, лишь накинул на плечи (сам в недоумении, что она не слетела). Ветер,  холодный, словно сам лед, дул мне навстречу,  возникло ощущение, что в коду впиваются сотни игол. Пошёл град. Погода портилась, а я лишь разгонялся, приближался к дому, огибая улицы и вовсе не смотря на дорогу. Завернув в один квартал, я увидел впереди что-то сиреневое, маленькое. Вещь валялась на дороге, мокла. Я остановился, чтобы рассмотреть её. Это чуть не стоило мне жизни. Резкая остановка после такого разгона заставила мой велосипед повернуться почти на сто восемьдесят градусов. Я, отдышавшись, подошёл к вещице и поднял её. Это оказался обычный сиреневый кошелёк. Открыв его, я обнаружил ученической билет и двадцать центов. Этих денег едва ли бы хватило на автобус. «Чья же это вещь?» — размышлял я, выворачивая кармашки. И обнаружил листок, на котором было написано: «Средняя школа К.Мариса. Класс 1Е» и ещё, кажется, там было написано имя, но из-за проклятого дождя буквы расплылись. Ещё кто-то потерял что-то из-за этого чёртового дождя… Я всё-таки взял кошелёк с собой и дошёл до дома пешком, катя велик за собой. — Милый, наверное, нам лучше переехать отсюда, — улыбнулась мама, сказав мне на ухо предложение. — Как скажете, — отрезал я и ушёл в комнату. Весь вечер и всю ночь я не мог уснуть. Я сидел и читал свою работу, рассматривая каждую страницу, вспоминая, как мечтал попасть в Хооран. Меня мучила тоска. Похоже, я даже впал в депрессию, так мне показалось. Спустя неделю, мы переехали в другой район, Мадхен, где я просидел ещё целую неделю дома из-за проблем с документами. Возможно, я бы и пошёл в школу раньше, но мне не хотелось. Я сидел дома и читал книги. Впервые за всю жизнь я прочитал книгу. Художественная литература показалась мне какой-то странной. Все в ней было так не по-настоящему, так неправильно, неправдиво, но мне нравилась эта ложь. Знаете, ведь каждый мечтает о чем-то и верит, что его желание сбудется. Каждый хочет немного волшебства, добра в своей жизни, но не каждый получает его. Я всегда верил в удачу, как бы это глупо и наивно не звучало, верил, но перестал. С того дня я перестал верить в чудо, с того дня я перестал верить в себя, все мои мечты попросту развеялись.