Закат моей жизни

Может, вам покажется, что жить сотни лет в восемнадцатилетнем возрасте — это круто. С одной стороны это так: ты остаёшься вечно молодым, ты сможешь переделать кучу дел, ты сможешь попросту жить вечно. Пока не встретишь Своего соулмейта и вы не состаритесь вместе. Но жить вечно далеко не самое приятное в жизни. Самое неприятное. Я думал так же — буду вечно молодым, переделаю кучу дел, стану лучшим следователем в истории, а уже потом, лет в шестьдесят, например, начну поиски своей половинки. Это было бы эгоистично по отношению к моему соулмейту, если бы он жил в одном веке со мной. Но выяснилось, что в этом-то и заключается вся проблема. Если бы. Я родился в восемнадцатом веке, я получил хорошее образование, я стал следователем. Моя мать очень хотела увидеть мою суженую до своей смерти. И я искал её как мог и где мог. Но увы, я не оправдал её ожиданий. Матери было семьдесят четыре года, когда она умерла. После, умер и отец. Перед смертью он сказал мне не сдаваться, не смотря ни на что. Он сказал, что я обязательно найду своё счастье в ближнем. Тогда мне было пятьдесят шесть лет. *** Сейчас мне почти сто восемьдесят пять, но выгляжу я по-прежнему на восемнадцать. Из-за этого меня часто не воспринимают серьёзно во «взрослых» кругах. Думают, что я малолетний болван, при своих пятидесяти. И зачем я только пришёл преподавать, думали они. Да, я устроился преподавателем в медицинский ВУЗ. Сначала, студенты как-то косо на меня посмотрели. Но потом видимо осознали, что мой возраст давно превыше восемнадцати. Я не был строгим, скорее любил дисциплину, но за это некоторые меня, откровенно говоря, недолюбливали. Скорее, ненавидели. Хотя были те, кто внимательно слушал, запоминал, записывал. Чему я и научился за свою, порядком, затянувшуюся жизнь, так это красиво преподносить информацию. За недолгий срок работы я разделил студентов на две группы — которым нужны знания и которым не нужны. Но был один, который не относился ни к одной. Он был первокурсником, который не переносит вида крови и трупов. И зачем только, спрашивается, пошёл сюда учиться? На лекциях никогда не поднимал голову, казалось, он ничего не делает, но вся его тетрадка была в конспектах. Тёмные волосы падали на лицо, закрывали его. Может, так он чувствовал себя в безопасности? Казалось, будто он ограждён от всего мира, и не только, когда отгораживался от него волосами. Он был в целом не от мира сего. Слишком тощий, бледный, тёмные волосы со стрижкой под каре. А вот цвета его глаз я не знал. Позже я разузнал, что его зовут Николай. Николай Гоголь. А ещё позже узнал, что он пишет маленькие рассказы на развороте своей тетрадки. А ещё-ещё позже, я узнал цвет его глаз. Голубые. Небесно-голубые. И тогда-то в моей голове что-то щелкнуло, а в груди начало быстро колотится сердце. Тогда-то я и понял, что он Мой. *** — Не забудьте принести эссе к следующей паре, — говорю я, попутно записывая домашнее задание для этой группы в свой блокнот, потом поднимаю глаза — он лениво складывает тетрадь и ручку в сумку, закидывает её себе на плечо, плетётся самым последним прочь из аудитории. Правильно, сегодня пятница, у него это была последняя пара, поэтому можно расслабится. Но не так-то быстро. У меня сегодня день рождения. — Гоголь, задержитесь на минуточку, — говорю я строгим голосом и вижу, как он замирает почти дойдя до двери, вижу, как вздрагивает всем телом. Конечно ему страшно, он же отличник, никогда нигде не плошал, а тут его оставили после окончания учебного дня. Он медленно поворачивается ко мне и я вижу испуг в его нереально голубых глазах. — Д-да, Яков Петрович, вы что-то хотели? — спрашивает он, и я слышу, как его голос дрожит. Я откидываюсь на спинку стула. — Подойди, — говорю, а звучит будто приказываю. Он подходит всё ближе к моему столу, становится слева от меня и вопросительно смотрит. Разглядывая его лицо, я замечаю маленькие усики, которые видно только вблизи. В моей груди колотится сердце и я готов поклясться что слышу, как колотится его. — Ты... — начал фразу я, но потом запнулся. Что мне ему сказать? Что он Мой истинный и что я ждал его на протяжении почти двух веков? Нет, так дело не пойдёт, он же испугается и убежит. Но вопреки здравому смыслу я это и говорю. Говорю, что он Мой истинный, Мой соулмейт, а потом наблюдаю, как его глаза расширяются, а вечно бледные скулы заливает краска. — Ч-что? — бормочет он, оглядываясь по-сторонам. Видимо ищет помощи, но в аудитории только мы. — С-с чего вы взяли? — А разве ты не чувствуешь? — я встаю со стула и теперь смотрю на него свысока, всё таки я выше него, — как ускоряется биение сердца, как потеют руки, как кровь приливает, бьёт по вискам? — Я-я не, — он сглатывает, а потом отводит взгляд, — не гей. Плюс, вы, наверное, очень старый, — он опять смотрит мне в глаза, а меня как будто током прошибает. Что-то такое говорит? Я, конечно, знал, что мой возраст его шокирует, но разве он не мой соулмейт? Разве он не должен понять? — Я тоже не был геем до определённого момента, — говорю я и подхожу ближе к нему, — я понимаю, что это тебя шокирует, но может мы сможем хотя бы попробовать? — я заключаю его лицо в свои ладони, провожу большими пальцами по-постепенно краснеющим скулам. Вблизи он ещё красивее: густые брови, длинные ресницы, глаза — боже, эти глаза — неестественно-голубые, еле видные усы. — Я не уверен, что можем, — он отвёл взгляд, попутно убирая мои руки со своего лица. Он собрался уходить, так толком ничего и не объяснив. — Мне сегодня сто восемьдесят пять, — зачем-то говорю я, когда он делает первый шаг от меня. Не знаю, зачем я это сказал. Сам же решил не слишком шокировать его своим возрастом. Видимо, я просто слишком долго ждал, чтобы так просто отпустить его. Второй шаг он так и не делает. Он удивлённо смотрит на меня, губы чуть приоткрываются. Мне так хочется прикоснуться к ним, что я и делаю. Они сухие и обкусанные. Он открывает рот ещё шире, от удивления, а я пользуюсь этим, проскользнув языком в его рот. Очерчиваю ряд идеально ровных верхних зубов, провожу по его языку своим. И он отвечает. Слабо, неумело, но отвечает. Одной рукой я обнимаю его за талию, другую запускаю в волосы. — Целуешься ты, конечно, не очень, — зачем-то говорю я, смотря на то, как он мило краснеет, — но это у тебя было мало практики. Он поднимает на меня злобный взгляд, но я только смеюсь и целую его в нос. Потом крепко-крепко обнимаю. — Я понимаю, что это далеко не любовь, что меня скорее влечёт к вам, но это перерастёт в любовь со временем, — тихо говорит он мне куда-то в шею. — Можно на «ты», — улыбаюсь я. Кто бы знал, что я найду свою любовь в медицинском ВУЗе, в пятницу вечером. А ещё, что будет очень красивый закат.