Самоуверенный типчик принялся с гоготом собирать в лапах искорки, формируя шарик.
А я дурак что ли, ждать, пока он закончит?!
Плашмя катаной по голове:
— Брось каку! — сопровождая ударами. — Брось!
Существо офигело. Оно глазки выпучило, на хвосты село и беззвучно ртом «плям-плям».
— Мой барьер… — наконец разродился чудак на букву «м».
— Слыш, Мурзик, — привалившись к фонарному столбу, — махаться будем или ты уебешься отсюда на своих двоих? Нет, конечно, я не против, порубить тебя на колбасу, но мне экшон нужен! Автор обещал, а мне — выполняй. Так что подними свою жопку, — жестом «иди сюда», — и сражайся, как мужи… а впрочем. Банзай!
Смачным пенделем, хвостатого отправил в короткий полёт. Тот снёс пару машин и тумбу с афишами.
— Мурзик? — с неподдельным участием и истерикой в голосе. — Мурзик?! … Я случайно-о, Му-урзи-и-ик! — падаю на колени с рыданиями в захлёб. — Да на кого ж ты меня покида-а-аешь?!
И через секунду после.
Встал, деловито отряхнул колени.
— Мне стало резко похуй. Этот говнюк сломался, несите нового. И это, где моя награда? Фью! Награду мне! Награду!
Подозрительный свист и в то место, где я стоял мгновение назад, приземлилась огромная лапа.
— Убью! — рыкнул зверёк, расшвыривая в стороны машины и поломанные фонари, в лучших традициях Халка. Видал по телику, как зелёный бугай бегает по улицам, как консервные баночки, пиная автомобили.
— Не-не, — пригрозил пальчиком, — не в этой жизни!
Махнув лапищей, лисичко послало в мою сторону ворон-мутантов. Достал вторую катану. Для получившейся картинки не хватало только звука бензопилы. Я крутил руками на пределе возможностей! Массивные туши с красными светящимися глазами и острыми, как бритва когтями, после смерти, мгновенно превращались в тощих пернатых, а те в свою очередь в фарш.
Как через заточенный винт, вороны перемалывались, оседая неопрятными кучками из кишок и перьев.
Отскочив в сторону:
— Мне надоело. Сражайся или съебался нахрен! Оп, горжетка получится уютненькая, — поднимая с земли оторванный хвост. — Гляди! — намотав на шею. — мне идёт?
Мурзик обомлел, через плечо на жопу свою уставился, а потом как заверещит:
— Я убью тебя!
Со скрежетом когти впились в бетон, прыснули в стороны искры! Зверушка рассвирепела!
— Гранату отняли, послали домой, — подпрыгиваю, пропуская под собой мокрые хвосты-хлысты.
Когда гидрант разломали, в небо выстрелил столб воды.
— «Но всё-то я видел как один генерал». Оп! Не поймаешь, не поймаешь!
И быстро-быстро катаной по лбу.
Ляп-ляп-ляп!
— Проклятому гаду семь рубликов дал!
На второй минуте этот чебух про магию даже не вспоминал, да и про слова тоже. Рычал в основном.
— И тогда я ему вслед заорал: Я убью тебя, лодочник! Я убью тебя, лодочник! Я убью тебя, лодочник, я убью тебя, лодочник!
— Гр-рах!
— А тебе Халк не родня? — свист меча. — Оп, ещё горжетка! Любимой девушке подарю! Аха-ха-ха! У меня её нет!
Когда последний хвост покинул хозяйскую гузку, лисичко стало выглядеть, как прыщавый подросток сбежавший с костюмированной вечеринки. И двигался вяло, и огрызался без огонька. Скучный.
Тяжело дыша, Мурзик-прыщавик рухнул мордой в лужу бензина, жопой к верху.
— Если это предложение, — рассматривая обрубки хвостов, — я, пожалуй, откажусь.
Тишина и прыщавый не двигается.
— Помер что ли?
Подобрал какую-то палку. Вероятно, это была метла. Палкой потыкал в тощую «булку».
— Мурзик? Мурзик, второй раз тебя оплакивать мне впадлу.
Пожал плечами, палку бросил, да и всадил катану в череп.
— Контрольный в голову! Я ожидал больше… ого! — после удара меня повело, как пьяного. На секунду затихли, до звона в ушах, все звуки, а затем я услышал стрельбу очередями и вопли, которые пытался кто-то переорать.
На последнем издыхании, эта мразь врубила мне день сурка.
Никакого исцеляющего фактора. Трупы, грязь, говно и кровь.
Зычный голос зовёт «в атаку» сукиных детей.
[[Что происходит в твоей голове?]]
Ничего… — отвечает, как чужой, мой голос.
В черепушке проматываются моменты боя. Не знаю. Не хочу помнить какого! Будто одновременно слушаешь и слышишь, что тебе говорят и, на автомате, выполняешь свои обязанности.
Руки в мурашках, но крепко держат автомат, колени гибкими кажутся, как резина, холод, который идет по спине в моменты пиздореза, сменяется жаром. И очень хочется срать и плакать. Иногда одновременно. Начинаешь дико потеть. Картинка перед глазами размывается ровно вокруг цели.
Ты или тебя!
Дикие, жуткие ощущения.
Первый бой.
— Берегись!
Кто это?
Вопреки киношным стереотипам, никто маму, жену и детей не вспоминает в моменты пиздореза. Тупо не до этого. Потому что первые мысли — успеть грохнуть кого-то раньше, чем он тебя.
Да и ненависти нет в таких ситуациях.
Ненависть или раньше или позже, когда все уже кончилось, приходит.
А вот так — тупо — успеть первым.
Смаргиваю и вижу перед собой этого шерстяного ублюдка. На морде улыбка сменяет удивление, изо рта толчками выходит кровь. Сложно, но по губам читается банальное «как?!».
— Как?! Как?! — Спихнул ногой труп с меча. — В жопу раком! Блядь!
Адреналин ещё прёт, а опасности уже нет. Кажется, я бы ещё сотню ворон превратил в фарш. Ноги сводит от безделья, что аж прыгаю на месте, как пережравший энергетиков Тигра.
Помню, как пытался Пауку пересказать бой. Обсасывал какие-то незначительные моменты, а ещё мне было смешно. Смешно, что пиздец.
Следом, как тогда, пришло отупление. Гораздо быстрее, чем в первый раз. Кстати, почти также мозг отключает тебя, твои эмоции, перед казнью. Оттуда и равнодушие и отсутствие попыток сопротивления, когда тебя вот-вот убьют. Поэтому мало кто пытается сбежать или оказать активное сопротивление.
— Иван! Ты меня слышишь?! Иван! Да очнись ты! Нас скоро хватятся!
… (ノ´ з `)ノ(. )( .)…
Этот же эпизод глазами Паука.
Паркер не успел даже задуматься о том, откуда у Ивана тот красный костюм, как его рука хватает воздух, вместо загривка друга! Потому что отпустил в высшей точке полёта, Иван полетел вперёд, как снаряд. Прямо в дым и огонь.
«Если он поджарится, его никакая регенерация не спасёт!» — подумал Паркер, устремляясь следом.
Попытавшись обойти пожар, Паук наткнулся на невидимую преграду и странных птиц, которые не давали подобраться ближе. Паучье чутьё сводило Питера с ума, пытаясь уберечь от опасных птичек. Опытным путём он, вскоре, выяснил, что преграда охватывает перекрёсток и сверху тоже не подобраться.
— Подсмотреть, что происходит внутри — просто невозможно! — сокрушался Паук.
Посчитав, что это некое энергетическое поле, он стал искать узлы, но внезапно барьер пал сам, а монстры пропали. Зато с неба попадали дохлые вороны.
Падая, Питер увидел Ивана и мутанта занёсшего когтистую лапу над головой безбашеного русского.
— Берегись! — сделать что-то Паук просто не успевал.
Но Иван вовремя отмер, располовинив мутанта в районе пояса. Паук даже присвистнул, оценив какой остроты должен быть меч, чтобы отрубленный торс остался на месте и лишь спустя мгновение съехал по срезу. Питер паутиной выдернул Ивана, а тот, внезапно, начал ржать. Громко в захлёб, и всё пытался что-то рассказать на русском, срываясь на хохот.
Не выдержав, Паук принялся лупить товарища по щекам.
— Иван! Иван! Да заткнись ты уже! Иван!
Собственно, за избиением Ивана Паучка и застал вертолет с полицией и репортёрами. У Питера всплыла малодушная мысль бросить Ивана, но совесть решила иначе.
От вертолёта скрыться с кем-то на плече было сложно, но он сумел. Даже раздобыл где-то тряпку для кляпа.
— Иван! Ты меня слышишь?! Иван! Да очнись ты! Нас скоро хватятся!
— Му-м-мы-ы?!
… (ノ´ з `)ノ(. )( .)…
От воспоминаний я отошёл довольно быстро. Всего-то потребовалось мозги себе пулей выбить. Не знаю какого цвета сейчас рожа у Паркера, но свою маску от блевоты ему придётся выстирывать.
Отдышавшись:
— Зачем ты себе в голову выстрелил?! — Дёрнулся, как от удара. — Нас же заметят!
— Кто?
От вертушки бегали чуть ли не до самого рассвета. Всё же красный - это не самый пригодный для маскировки цвет.
— Грязные, вонючие, уставшие, — бурчал Паркер, тяжело переваливаясь через забор института. — Как мы сегодня в школу пойдём?
— Ногами, бля! А я говорил, — занудным голосом, — говорил, что план говно!
Не успел перелезть следом, как услышал от Паркера смущённое «здравствуйте, мистер Логан».
Всё, приплыли.
Головомой неизбежен!
Да похуй! Что они мне сделают-то?!