Техниколорные сны

      Необъяснимо для него, Трент выносил мусор в два часа дня в этот день. Конечно, он собирался сделать это так же, как улитка пересекает мокрую улицу, но это был первый раз за несколько месяцев, когда он действительно что-то делал по дому. Не только это, но Трент также собирался немного убрать гостиную (то есть подобрать все пустые пачки из-под чипсов и банки пива и, возможно, почистить диван от всех этих многокультурных остатков пищи) и открыть окно, чтобы она перестала пахнуть сухими носками.       Он знал, что Дарья вернётся около четырёх часов пополудни, и что у него меньше двух часов, чтобы пойти посмотреть, не оскорбляет ли ванная каким-либо образом человеческие чувства, и поехать на всех парах до видеопроката, чтобы забрать фильм.       Фильм был чем-то вроде сюрприза, который Трент придумал во время своего короткого сна. Он знал, что Джейн уйдёт из дома в этот вечер, в результате чего двое из них окажутся в менее впечатляющей компании друг друга, и он также знал, что произойдёт; Дарья сидела бы тихо в своей комнате, избегая Трента, как огня, и старалась бы не выходить из неё, пока ей не придётся посетить ванную по крайней необходимости (следовательно, нужно проверить ванную ещё раз) и он бы, наверное, тратил время перед телевизором, или настраивая свою гитару, всё время задаваясь вопросом: что она там делает. Ночь прошла бы пусто, и никто не будет ей действительно наслаждаться. Они оба сидели бы на своих кроватях в плохом настроении, думая о веселье, но не имея какой-либо возможности веселиться.       Поэтому Трент решил взять дело в свои руки и организовать небольшой вечер кино. Это не должно было быть чем-то большим и впечатляющим — это даже не была ночь кино как таковая — потому что он не сможет справиться с чем-то большим и впечатляющим, но это будет для них лучшим способом взаимодействия без постоянной неловкости, длинных пауз и оборванных разговоров.       Самой сложной частью, конечно же, был выбор фильма, который понравится и ему, и Дарье. Это не было вопросом вкуса, потому что он был вполне уверен, что может найти что-то в полосе Больного Безумного Мира, но то, что ему действительно нужно сегодня вечером, было фильмом, который не требовал много того или другого от них и не был бы триггером для обескураживающих, ошеломляющих сюжетов. Конечно, Трент мог бы взять напрокат Феллини, так как Джейн сказала ему, что Дарья притащила их на итальянский кинофестиваль на прошлой неделе, но с другой стороны, она, должно быть, видела эти фильмы более двух раз и не оценит, что её заставляют смотреть их с кем-то, кто не являлся поклонником.       Трент должен был довольствоваться чем-то заслуживающим внимания, но не стоит думать о том, чтобы заставить их чувствовать себя не комфортно друг с другом. Это было что-то новое для него.       После того, как он закончил с гостиной, Трент сел на диван и пошевелил руками под плюшем, чтобы проверить наличие нежелательных предметов, на которые Дарья могла случайно натолкнуться.       Трент был задержан внезапным острым краем, который почти ударил его палец. Он быстро вытащил клинок снизу и открыл его в воздухе. Это было бритвенное лезвие. Его отца. Он узнал его, потому что у него были такие же изношенные, знакомые корки желтоватых пятен на рукояти. Он сжал его в руке, как отец, когда он сидел перед зеркалом в ванной в десять утра, разговаривая с ним о поездке, в которую он собирается в город. Он снова пойдёт продавать свои фотографии в журнал.       — Опять в тот же самый? — в надежде спрашивал десятилетний Трент. Он хотел, чтобы это был тот же журнал, потому что тогда отец мог взять его с собой позже, во второй половине дня, в их офисы, а помещения там всегда были такими красочными и полными всевозможных фотографий и вырезанных объявлений, и картин людей, кричащих от смеха, и женщины обнимали свои тела, глядя задумчиво на горизонт. Были телевизионные экраны, которые никогда не гудели, они всегда были тихими («немое кино», сказал бы его отец), и у них никогда не было новостей, погоды или спорта, только рекламные ролики, тихие, красивые рекламные ролики женщин и мальчишек, наслаждающихся жизнью вдали от него. Трент хотел бы увидеть всё это снова, всю ту жизнь, собранную в одном маленьком уголке города. Всегда было движение, и никогда не было терпения, и он находил это таким освежающим изменением от мертвенно-медленного темпа его дома детства, наполненного людьми, которые с трудом всегда говорили или что-то делали.       — Боюсь, что нет, Трент. Новый. Впрочем, это лучшее предложение для моих детишек, — ответил отец, смущённо улыбаясь за облаком белой пены.       — Новый? О… хорошо, я думаю, но старый тоже был неплохим, — рассуждал Трент.       — Конечно, спортсмен, но разве ты не хочешь, чтобы я купил тебе то потрясающее укулеле, которое ты хотел на день рождения? — сказал он, наклонившись до его размера.       Трент задумался над его словами.       — Ветер хотел гавайскую гитару, а не я, — ответил он.       Его отец безучастно уставился на него, как будто Трент сказал что-то нелогичное.       — У вас обоих это будет. Вы можете вместе ею пользоваться, — возразил он, снова вставая.       — Могу я пойти с тобой сегодня? — взамен спросил Трент.       — О, я не знаю, спортсмен. Не знаю, разрешат ли они прийти туда с ребёнком. Понимаешь, это более крупное здание. Крутой журнал.       Десятилетний Трент поёжился. Слово «крутой» никогда не звучало более раздражающе, чем сейчас. Это было похоже на обидное слово. Если ему не разрешили посмотреть на него, почему оно должно быть крутым?       — Эй, Аманда! — крикнул его отец. — Трент уже съел какой-нибудь завтрак?       Его мать, которая в настоящее время крепко спала в своей постели, не ответила.       — Хм, предполагаю, что она ещё не проснулась. Похоже, она снова часами разговаривала по телефону с этой женщиной.       — С кем разговаривала мама? — любопытно спросил Трент.       — Ты знаешь, та соседка. В костюме-тройке, с кофе без сахара в руке и новым парнем каждую ночь. Вся такая опрятная и привлекательная американка яппи идёт на работу, чувствуя себя на вершине мира, — ответил его отец, посмеиваясь.       — Ты расстроен из-за неё? — спросил Трент, чувствуя насмешливый тон в голосе отца.       — Не расстроен, спортсмен, с чего бы мне? Она — замечательная дама. Но у неё есть эти «современные идеи», капиталистическая чушь, которой она наполняет голову твоей матери. Она завидует твоей маме, потому что твоя мама довольна и, давай признаем, она не очень счастлива. Не совсем. — Затем после паузы: — Разве ты не рад, что мы не отправили тебя в детский сад? Это место испортит твоих детей.       Вопрос возник так внезапно и из ниоткуда, что Трент мог только кивнуть головой в знак согласия, на самом деле не зная, с чем он соглашается, но чувствуя уверенность, что его ультраследящий за новинками, мудрый, «в контакте» отец знает, о чём он говорит.       — Чего хотела та леди? — спросил он, вспомнив, что видел эту женщину пару раз в супермаркете и в кино с всякими мужчинами.       — Эх, она продолжает говорить твоей маме, чтобы та отправила Джейн в детский сад, чтобы у неё было больше времени «на себя», — ответил он, пренебрежительно махнув рукой.       — Джейни нет дома? — спросил Трент, слегка сбитый с толку.       — Я знаю, спортсмен. Ни один идиот не отправит свою трёхлетнюю дочь в какое-то Богом забытое место в городе на восемь часов и не оставит её там, как кусок мяса. Оставить её дома одну? Конечно, она сейчас дома. Но в странном месте, как-то? Ни за что на свете. Безусловно, иногда дети должны быть сами по себе, но они должны быть сами по себе здесь.       Небольшой протест накапливался в горле Трента. Здесь тоже было небезопасно. Здесь было не так странно, но и небезопасно. Его много раз оставляли одного. Однажды не впустили и заперли дверь, на всю ночь, когда он забыл зайти внутрь из своей палатки. Как это могло быть лучше?       Просто потому, что ты здесь, не значит, что тут безопасно. Разумеется, Трент любил свой дом больше, чем любой другой, но позволил бы он Джейни пойти в детский сад? Ну, если бы ему пришлось выбирать между её одиночеством здесь и её одиночеством там, он полагал, что, вероятно, там было бы немного лучше.       Он чувствовал противоречие. Он не должен быть хотеть, чтобы его сестра покидала дом, но это было так.       — Возможно, всё будет не так плохо. Когда она подрастёт, — добавил Трент через некоторое время. — Она сможет знакомиться с другими детьми.       — У неё целая семья детей, — пошутил отец, смеясь про себя. — Думаю, у неё здесь есть все дети, в которых она нуждается.       — Да… — улыбнувшись, согласился Трент. Ему нравилось слышать смех отца.       После того, как он закончил, его отец положил лезвие бритвы между пальцами.       — Скоро ты станешь маленьким мужчиной, — сказал он задумчиво, и впервые за многие годы его глаза сосредоточились на Тренте и только на одном Тренте, и маленький мальчик почувствовал, что его отец, наконец, действительно посмотрел на него.       Но оно исчезло так же быстро, как и произошло. Он встал и уже собирался уходить, хлопая дверью ванной за собой, оставляя лезвие в руках десятилетнего ребёнка.       Шесть лет спустя Трент столкнулся со своей соседкой, «всей такой опрятной и привлекательной американкой яппи» из его детства. Ей теперь было около тридцати восьми лет, она всё ещё была невероятно привлекательной, энергичной и амбициозной, как и шесть лет назад. У неё были проекты, много, много проектов, которые она собиралась осуществить, планы на отпуск, новые друзья и хорошие воспоминания из мест, которые она видела. И самое главное, она уезжала. Она получила повышение.       Они встретились на прошлой неделе в городе, как бы поэтично это ни казалось Тренту позже. Это был один из его первых концертов. До «Спирали», существовал Медиа-центр Лондейла и собственный Центр Искусств «Heart Beats». Через три года Медиа-центр Лондейла и Центр Искусств превратились в новую библиотеку, но до этого он ещё был и работал, потому что люди среднего возраста в городе ещё не постарели.       «Heart Beats» продержались ещё три месяца после того, как Центр потихоньку исчезал. Они были группой Beach Boys с огромным количеством идеализма и энтузиазма, и они состояли из сорокалетних, которые любили музыку и «удары, которые заставляют сердце работать быстрее», как они сказали бы, отсюда и обоснование их названия.       Трент слышал о них через друга, который отказался от работы. Видимо, им нужен был басист. Его друг не хочет играть с кучей «жутких, старых чуваков», но с предложением тут же обратились к Тренту, который любил старые выступления и которому действительно были нужны деньги.       Так что, несмотря ни на что, однажды вечером Трент оказался Медиа и Арт Центре Лондейла в составе полюбившихся «Heart Beats» и единственным несовершеннолетним человеком в группе и на всей вечеринке.       Он сказал всем там, включая участников группы, что ему восемнадцать, потому что он уже выглядел намного старше шестнадцати, и он полагал, что у него достаточно опыта, чтобы стать взрослым на одну ночь.       Понимая, что это был его первый настоящий концерт и что всё зависело от его наилучшего исполнения, которое он может выдать, Трент был комком нервов. Его детский ум считал, что он может быть замечен каким-то важным художником или музыкантом. Не то чтобы в Лондейле они были, но у членов Центра были связи за пределами этого города.       Ну, его действительно заметили. Марлен Фитч. Яппи, живущая по соседству.       Она стояла возле сцены, одетая в насыщенное фиолетовое платье, которое подчёркивало мягкость её изгибов и красоту мерцающей белой кожи. Она была, в самом деле, прекрасным зрелищем. Её глаза были чёрными и, может быть, немного невыразительными, но было так многое скрыто в этой улыбке, в округлости её щёк, когда она ухмылялась в сторону сцены.       Трент привык к тому, что его отец (и его мать, в конце концов) говорит, какой она была абсолютной хамкой. Скучная женщина, единственной целью которой было бессмысленно идти по жизни.       Теперь, когда она была здесь, хоть и вне его досягаемости, но достаточно близко, чтобы он мог слышать её разговор, она казалась самым интересным человеком на вечеринке.       У них не заняло много времени, чтобы их представил вокалист группы Тодд Гувер, счастливый сорокапятилетний папаша, который «собирался проверить Мэгги, а пока собирался позволить им двоим поговорить».       Они обменялись любезностями, и Марлен заметила, что видела Трента много раз с его братьями, сёстрами и семьёй. Она спрашивала о его матери. В её голосе была обеспокоенность. Она ничего не слышала от неё некоторое время — они отдалились друг от друга — она была в порядке? Но Трент знал, что это только из вежливости. Прошло шесть лет. Они больше не сводили счёты. Это была просто стандартным: «позволь мне определить для тебя место в моей памяти». И он знал, что они должны пройти через это первыми. Трент сказал ей, что учится в школе, старшеклассник. Он собирался поступить в Университет Беркли в этом году, технологическая учёная степень. Всё это было приятным обманом, чтобы всё происходило между ними.       — Так далеко от дома? — спросила она.       — Это и есть цель, — сказал Трент, ухмыляясь.       — Ну, ты амбициозный, Лэйн. Мне это очень нравится.       Он снова поднялся на сцену, чтобы закончить выступление, и, после того, как вечеринка подошла к концу, они пошли в бар, чтобы выпить. Поддельное удостоверение личности Трента наконец-то пришлось кстати. У него не было возможности использовать его до сих пор, и он был рад, что может воспользоваться им сейчас.       В очередной раз, они совсем не разговаривали. Трент отчаянно хотел узнать больше о ней, о её работе, продвижении по службе, её отъезде, её жизни до Лондейла, её парнях, но всё, о чём они, казалось, могли говорить, было Центром Медиа и Искусств, «Heart Beats» и как все в этом городе были мертвы, прежде чем им исполнилось двадцать.       Всё было как в тумане, этот разговор. Он длился два часа, но ничего не было сказано. Трент знал, что они были отвлечены, отвлечены тем странным голодом в их глазах, который не позволял им игнорировать друг друга и сосредоточиться на словах.       Они зависли у неё дома, потому что «каса Лэйн» был определённо закрыт для любых девушек, особенно женщин.       Это был его первый раз, но в ретроспективе, это не было похожим на него. Это ощущалось странно натренированным и удачно осуществлённым, совсем не неряшливо или неловко, но это, должно быть, было всё благодаря ей, Марлен, настоящей женщине.       Конечно, долго это не продлилось, но это было что-то, пока это продолжалось. Его голова между её грудей, пока она маленькими глотками пила из бокала холодное пиво из холодильника, Трент снова чувствовал себя десятилетним мальчиком, даже когда они были голыми и их испарины были чем-то таким, что он мог обонять, когда был ребёнком.       — Я знаю, что тебе на самом деле шестнадцать. Так что я могу пожалеть об этом, — наконец сказала она.       Трент немного напрягся, но не поднимал головы.       — Но это мои последние дни в городе. Я могу позволить себе немного дать волю чувствам, — рассуждала Марлен. — И ты, кажется, не возражал.       — Потому что я не делал этого, — быстро ответил Трент. — И не жалею об этом.       Он чувствовал, как она улыбается и гладит его по голове.       — Но я надеюсь, что ты станешь выпускником. И поступай в любое учебное заведение, какое захочешь. Потому что ты прав, задача — выбраться отсюда, — сказала она, ненадолго посмотрев в окно.       — Это место поначалу доброжелательно, — продолжила Марлен, — но постепенно оно начинает высасывать из тебя энергию. Всё — притворство, я вынуждена играть здесь в попытку создать счастливую семью.       — Потому что ты слишком беспокоишься, — типичный подростковый ответ Трента.       — Странно, потому что я изо всех сил стараюсь волноваться как можно меньше, и люди могут подтвердить, что я один из самых «отстранённых» людей в этом городе.       — Я постоянно видел тебя, когда был ребёнком, ты всегда была такой… счастливой и яркой. Мой отец презирал тебя, думаю. Ну, в любом случае, ты ему не нравилась. Но он не любит тех, кто не… просвещен. Это правильное слово?       — Думаю, да, — ответила она, останавливаясь между словами, чтобы уловить какую-то новую мысль.       — Я была очень хорошей подругой твоей мамы, Аманды. У неё был огромный потенциал, настоящий талант в бизнесе. Она была такой милой, спокойной и уравновешенной, никто не мог устоять. Жаль, что я ничего не могу для неё сделать.       — Она перестала продавать барахло пять лет назад, — здраво сказал ей он. — Она иногда путешествует по стране, иногда с отцом. В основном с выставками-ярмарками Возрождения.       — Нет ничего постыдного в том, чтобы быть агентом по продажам. Иногда мне казалось, что она пристыжена. Но ей нравилось быть вне дома, нравились люди, которых встречала, действительно обожала свои изделия для этого. Я не понимаю, что случилось, почему она внезапно превратилась в эту… усталую маленькую женщину, стыдясь всех и всего.       — Для начала у неё не было много драйва, — сказал ей Трент. — Ей понравилась эта идея… работать самой на себя, но не работать по-настоящему.       — Не работать по-настоящему?.. Я не знаю, она выглядела очень вовлечённой, — сказала Марлен.       — Она и была, но я не думаю, что она действительно этого хотела… может быть, ей просто хотелось порадовать тебя, — смело сказал он.       Марлен слегка приподнялась на локте и посмотрела ему в глаза.       — Почему она хотела бы этого?       Трент улыбнулся. Его пальцы ласкали её идеально симметричное лицо.       — Хорошо, просто посмотри на себя… Каждый хотел бы… тебя порадовать, — сказал он полушутя, полусерьёзно.       — Посмотри на себя, молодой и глупый. Ты собираешься влюбиться в какую-нибудь девушку и забудешь обо мне, — вдруг сказала она.       Трент был застигнут врасплох. Он не знал, что ответить.       — Расслабься, — смеясь, сказала она. — Я не хочу, чтобы ты держался за меня. Я не хочу, чтобы мы следили друг за другом, или звонили друг другу каждые выходные, или ещё что-то ужасное, вроде этого. Мы не собираемся навёрстывать упущенное каждый месяц. Нет. Может, я когда-нибудь приеду. Но не очень скоро. Я имею в виду, что ты забудешь эту ночь. И что ты был со мной связан. И это забавно, потому что я никогда не забуду, что переспала с кем-то, кто мог бы быть моим сыном. Но для тебя это намного проще.       — Как это может быть проще? Почему ты считаешь, что я когда-нибудь забуду об этом? Марлен, ты… Я уже был влюблён в тебя, когда мне было тринадцать.       Марлен нежно поцеловала его.       — Знаешь, Трент, ты напоминаешь мне Выпускника*. Я — миссис Робинсон… Но ты скоро встретишься со свой Элейн.       В тишине, последовавшей за этими словами, Трент изо всех сил пытался вспомнить, видел ли он этот фильм, и сосредоточиться, когда он набрасывался на её тело снова и снова.       — Эй, ты планируешь совершить древнеримское самоубийство? — внезапный голос вытащил Трента из воспоминаний.       Джейн склонилась над ним с ухмылкой на лице, глядя на лезвие бритвы в его руке.       — Нет, просто кое-что, что я нашёл под диваном, — сказал Трент, взбивая спинку дивана руками.       — Хм, эта штука лежала там всё это время? Теперь мне нужно принять душ.       Трент усмехнулся.       — Я бы не стал тебя винить.       — Подожди, что-то не так. Ты… здесь убираешься? — спросила Джейн, озираясь вокруг, совершенно озадаченная.       — Нет, это сделали феи чистоты, — ответил он, закатывая глаза. Он встал. — Мне нужно в магазин, купить кое-что.       — Барахло? — спросила Джейн, приподняв бровь.       — Да, немного еды. И немного барахла. Знаешь… — он умолк, направляясь к двери. — Я скоро вернусь.       Трент не видел, как Джейн смотрела на него с подозрением.       Но теперь он знал, какой фильм хочет посмотреть.

***

      Однако ему потребовалось некоторое время, чтобы вернуться, так что «немного» превратилось в целый час. Во-первых, движение было хуже, чем обычно, потому что в центре города произошла авария, и, по-видимому, никто не был серьёзно ранен, но автомобили были сильно повреждены. Тренту всё это рассказала пожилая леди, проходившая мимо, которая остановила его и сказала не ехать дальше.       Он всё понял. Несчастные случаи любого рода в Лондейле были немногочисленными и далёкими друг от друга, поэтому, когда они действительно происходили, их рассматривали как события, способные изменить жизнь.       Когда Трент, наконец, добрался до магазина видеопроката, он обнаружил, что все экземпляры Выпускника уже сданы в аренду. Как, чёрт возьми, это случилось? То есть, каковы шансы, что это произойдёт в тот же день, когда он планировал кое-что с Дарьей?       Он чувствовал себя отвратительно, называя это кое-чем, но всякий раз, когда Дарья была во что-то вовлечена, он боялся давать этому название.       — Ну же, помоги мне с этим, должна быть хотя бы одна копия, оставленная где-нибудь… — просил Трент клерка за стойкой регистрации.       — Прости, чувак, тебе сегодня не повезло. Вернись завтра… или, может быть, на следующей неделе, возможно, тогда она у нас будет.       — Разве нет лишней копии, которую вы храните в подсобке?       Служащий поднял бровь.       — Ты хочешь сказать, что должен провести ревизию всей подсобки только ради одного фильма?       — Я сделаю это с тобой, если это поможет.       — Слушай, парень, у меня есть несколько хороших фильмов с такой же… хм, тематикой. Если тебе это нравится. Молодой парень, старая тёлка, у меня там всё есть, — сказал он, указывая на опущенную занавеску у прохода между рядами, где Трент знал, что была спрятана коллекция порно.       Трент почти вышел из себя.       — Просто дай мне ключ, я сам его поищу.       — Господи, чувак, успокойся! Это не Северная Корея, понятно?       — Я совершенно спокоен, — возразил Трент.       — Да, я это вижу, — отрезал клерк, закатывая глаза. — Господи, вы все — горячие головы.       В конце концов, они наткнулись на одну запасную копию Выпускника, спрятанную между Человек дождя** и фильмом под названием Плутовство***. Трент не мог поверить в свою удачу. Он знал, что кто-то там сжалился над ним. Он уже собирался уходить из магазина, как клерк, молча, остановил его и выхватил из рук кассету.       — Погоди-ка, парень, дай мне проверить, работает ли она. Если она лежала в подсобке, значит, это испорченная версия. Дай взглянуть…       Он снова прошёл весь путь обратно и с надеждой вставил кассету в видеоплеер.       Были некоторые глюки и затемнения тут и там, но фильм казался нормальным. Звук был немного странным, но Трент решил, что может что-то сделать с этим дома.       — Я возьму его. Мне просто нужно идти. Я опаздываю, — сказал он, глядя на запястье. Никаких часов, как всегда.       Клерк растерянно почесал подбородок.       — Почему ты смотришь на своё пустое запястье? Оно не может сказать время, знаешь ли.       — Я знаю, но каждый раз, когда мне хочется посмотреть на мои невидимые часы, это означает, что я уже опаздываю, — объяснил Трент.       Парень оценил его взглядом, посмотрев вверх и вниз, что Трент считал одобрительным взглядом.       — Всё в порядке, — сказал он, предавая ему кассету.       — Спасибо, — пробормотал Трент и выбежал оттуда на свежий, чистый вечерний воздух.

***

      Когда он приблизился к дому, он увидел, что единственный свет был в спальне Пенни. Он улыбнулся про себя. Дарья была дома.       Трент собирался припарковаться на своём обычном месте и, возможно, дать ещё немного времени двигателю поработать, чтобы известить о его присутствии, таким образом, Дарья не будет застигнута врасплох. Он знал, что его машину можно услышать за мили отсюда. Иногда это было комфортно, иногда раздражало.       Трент понял, что у него кончился бензин. Точно в срок.       Но он не понял, что другая машина заняла его обычное место для парковки.       Вечер вообще не шёл своим чередом. События начали отклоняться в уродливую область, которую он не хотел нарушать. Но Трент увидел, что у него нет выбора.       Он вошёл в свой дом, как незнакомец. Ему почти хотелось, чтобы его родители были дома, хотя он никогда прежде не желал их там видеть. Его отец проходил мимо него, как тень, а фигура матери задерживалась в дверях, взывая к ним, чтобы выдать очередной перл из её советов: «Убедитесь, что вы любите всех, даже когда они не отвечают тебе взаимностью, вот когда вы будете полны. Когда никого не осталось, ты не любишь».       Трент слышал голоса наверху. Тома и Дарьи. Он подошёл к её комнате, страшась худшего, боясь того, что он, вероятно, знал, что для неё будет лучше. Конечно, Том был непоследовательным мудаком, но он, вероятно, любил Дарью, и у него было всё для него: у него была цель в жизни, у него были хорошие родители, довольно солидное будущее и достаточно культурных ссылок, чтобы развлекать Дарью какое-то время.       — … хотя, не то, чтобы я не знаю, каково это. Не всегда здорово жить с людьми, которые ожидают, что во всём, что я делаю, я буду лучшим, — говорил ей Том.       — Они, вероятно, ожидают, что ты не сделаешь ничего лучше, чем большинство людей, — прокомментировала Дарья.       Том засмеялся.       — Это единственное поле, в котором я не разочарован.       — Хватит жаловаться. Ты знаешь, что попадёшь в Бромвелл, — сказала она ему.       «Они уже говорили о колледже», — в смятении подумал Трент.       — Да, или это сделают мои отец и мать. Снова, — сказал он.       — По крайней мере, ты знаешь о своих привилегиях, — возразила Дарья.       — Эх, мне время от времени напоминают. Но я ничего с ними не делаю. Я просто позволил жизни пройти мимо меня. Я просто на всё соглашаюсь. Я не предпринимаю никаких действий, — сказал Том.       Трент ощутил странное чувство понимания между ним и Томом. Он знал, что тот имел в виду. Он понимал его. В Томе всегда было что-то такое, что делало его намного более человечным, чем Трент хотел, чтобы он был. И ему было очень трудно по-настоящему ненавидеть Тома. Может быть, его мать была права в своём безумии, может быть, все должны просто бессмысленно любить друг друга, и никогда не будет реальной близости между двумя людьми.       — Расслабься. Действовать легко, — начала Дарья. — Придерживаться выбранного труднее. Легко думать, что ты можешь сделать что-то, что можешь внести изменения в свою жизнь и изменить положение к лучшему. И конечно, ты даже делаешь первый шаг. Но на первом же препятствии ты склонен отступать. Ты обескуражен. Иногда мы никогда не идём дальше первого шага.       Трент посмотрел на копию Выпускника, которую держал в руках. Он думал о Дарье, о своей жизни и о своём первом шаге. Никто на самом деле не снимал его первый шаг, потому что его родители не были типичными, никогда не были типичными. И он был действительно рад.       Может быть, его первый шаг был одиноким, может быть, это была Дженни, пришедшая в его жизнь, может быть это был его первый концерт, его Марлен, лезвие бритвы его отца, укулеле его брата, которую он никогда не получал на свой день рождения, его первая группа, его первая электрогитара, его первое чувство осознания своего существования. Но он никогда не проходил мимо того шага, который сделал почти бессознательно. Он застрял между Дарьей и будущим, таким новым и неоткрытым перед ним.       — Если это так, я не хочу, чтобы это случилось со мной, Дарья. Я ненавижу, что это уже вероятно, во многих отношениях. Я не хочу застрять между первым шагом и… будущим.       Трент был потрясён тем, насколько они с Томом похожи.       — Я думаю… думаю, что мы всегда ходим кругами, вокруг этого первого шага, постепенно надеясь, что мы продвигаемся дальше, чем то, где мы начали, — сказала Дарья в какой-то момент.       — И мы так делаем? — с горечью спросил Том.       — Ну, это наш единственный способ двигаться вперёд, так что да, даже если это просто притворство, я думаю, что мы это делаем, — ответила Дарья.       — Итак, ты говоришь, что мы просто продолжаем делать этот первый шаг всё больше и больше, — заключил Том.       — В этом нет ничего плохого, пока мы движемся, хотя бы немного, — тихо прокомментировала она.       «Как она это сделала? — задавался вопросом Трент. — Как она заставила всё снова почувствовать себя лучше? Как она заставила его беспокойство постепенно замолчать?» Может быть, это была просто иллюзия, как Дарья и сказала, но её слова, воспринимаемые как само собой разумеющееся или просто как способ игнорировать реальность, были более успокаивающими, чем всё, что его родители когда-либо ему говорили.       — Окей, я тоже хочу понемногу двигаться, Дарья, — вдруг сказал Том. — Ничего страшного, как ты и сказала.       Как по команде, голос Дарьи стал холоднее и более подчёркивающим.       — Уже довольно поздно, может, вернёшься на вечеринку? Уверена, Джейн спрашивает себя, где ты.       — Прошло всего десять минут — Ох, эх, наверное, мы увлеклись.       — Что ж, тебе лучше уйти. Джейн…       — Конечно, я только… Она знает, что я зашёл за её одеждой, но я не мог просто прийти и не поздороваться. Это было бы довольно странно, тебе не кажется?       И Трент почувствовал, что это сигнал для него. Зачем его сестре дополнительный комплект одежды? Что с ней случилось?       Он не врывался, но его визит не был также и деликатным.       — Предполагаю, что Джейн всё ещё у тебя, — были его первые слова.       — Трент! П-привет… — начал Том, поспешно вставая со своего стула.       Глаза Дарьи значительно расширились.       — Трент, ты вернулся, — сказала она необычно высоким голосом. — Где ты был?       — Поблизости, — сказал он, не отводя глаз от Тома. — Ты не ответил на мой вопрос.       — Джейн у меня дома, Трент, она в безопасности. Она… случайно прыгнула в баcсейн, потому что ты знаешь Джейн, и она попросила меня привезти ей одежду. Я сказал ей, что дам какую-нибудь мамину, но она была против.       — Интересно, почему, — сказал Трент больше про себя. — Значит, нужна помощь в поиске одежды? — спросил он, глядя на Дарью.       — Эм, нет, я видел, что Дарья совсем одна… — Том умолк.       — Ты подумал, что должен поздороваться. Я слышал. Если бы я не пришёл, что бы ты сказал?       Они оба замерли, как будто Трент был охотником, а они были дичью.       Только Дарья не выглядела виноватой, просто слегка потрясённой, как будто кто-то вторгался в её личную жизнь, но Том выглядел готовым быть доставленным на виселицу.       — Пойдём, я помогу тебе с одеждой Джейн, — пробормотал Трент, выходя из спальни Пенни. Он услышал лёгкие шаги Тома, следующие за ним по коридору, когда он направился в тёмную комнату Джейн.       Он толкнул дверь и включил свет. Почти механически вытащил большую серую сумку из-под кровати. Там Джейн на самом деле хранила свою одежду. Ящики «чертовски пугали её», как она говорила.       Трент рылся в грудах штанов и футболок и нашёл для неё удобную одежду для сна. Том стоял в дверном проёме, готовый раздуться из-за ковра. За его спиной тихо подошла Дарья.       Это было похоже на внезапный военный налёт. Все боялись нападения.       — Она собирается сегодня ночевать там или ей нужен я, чтобы отвезти её обратно? — суровым тоном спросил Трент, как он считал, и впервые в жизни он звучал как настоящий взрослый, старший брат. Жаль, что он не смог отвезти Джейн обратно сегодня.       — Хм… Думаю, она будет ночевать у меня, — настороженно начал Том, — но если она передумает, я отвезу её обратно, неме…       — Скажи ей, чтобы сначала позвонила мне, если примет решение, — сказал Трент, не оставляя места для споров.       — Конечно.       Трент схватил дорожную сумку, которую увидел лежащей на полу, и запихнул одежду внутрь.       — Подожди здесь, — сказал он, когда бежал в ванную за зубной щёткой.       Дарья пошла за ним следом.       — Трент, притормози немного… — начала она.       — Не могу, — сказал он, помолчав. Он вернулся с зубной щёткой.       — Ты не обязан… У нас их много… — сказал Том, указывая на неё.       — Лучше иметь свою собственную, — утверждал Трент.       — Да, конечно.       — Мне ещё что-нибудь упаковать? — Трент почти сломался.       — Нет, я думаю, что это довольно много… всего. Большое спасибо, Трент, — сказал Том, медленно удаляясь от двери.       — Дарья тоже поедет с тобой? — внезапно спросил он.       Дарья бросила на него взгляд, который Трент предпочёл игнорировать.       — Ч-что?       — Ну, ты, наверное, пригласил её на вечеринку, не так ли? — предположил Трент.       — Он спросил, но, совершенно очевидно, я отказалась, — вдруг заговорила Дарья. — И я была бы признательна, если бы ты не говорил обо мне так, как будто меня здесь нет.       Трент почувствовал, как волосы на спине жалят его кожу.       — Я спросил только из вежливости, потому что она была совсем одна, — защищался Том.       Он быстро спустился по лестнице.       — Ну, тогда я оставлю вас двоих, и вернусь к Джейн… Я скажу ей позвонить, Трент, я… — он замолчал, не зная, как попрощаться в таких ужасных обстоятельствах.       Его взгляд устремился к Дарье. В момент слабости Дарья оглянулась назад.       — Я изменил своё мнение. Скажи Джейни, чтобы возвращалась домой через двадцать минут, — вдруг сказал Трент, подходя к Тому.       — Погоди-ка, Трент, зачем тебе это?.. Она там в безопасности, ты же знаешь… — в замешательстве пробормотал Том.       — Потому что я не хочу, чтобы Джейни осталась ещё на одну ночь с кем-то, кому плевать на неё.       Слова звенели как ведро ледяной воды на спину Тома.       — Какого чёрта? Джейн мне не безразлична, — яростно начал Том.       — Да, жаль, что ты больше заботишься о Дарье, — плюнул Трент.       Том открыл рот, чтобы это отрицать, но правда была написана на его лице, и наглость этого заявления было трудно игнорировать, особенно с тех пор, как прошли недели, и Том носил одно и то же выражение на лице.       Последствия этого неминуемого шока заставили всех троих с трудом отреагировать. Самым беспомощным был Том, у которого не осталось опоры, чтобы встать. Он становился всё более и более отчаянным, цепляясь за дорожную сумку.       — Это неправда, — сказал он, кивая головой, вместо того, чтобы качать ей. Его слова подводили его. — Дарья…? — он назвал её по имени, неуверенно, но с надеждой, глядя на неё, как на человека, который не может смотреть в зеркало.       — Вот твой шанс немного продвинуться. Вся дорога до твоего автомобиля, — коротко ответила она.       — Дарья, ты меня знаешь. Джейн мне не безразлична, это — недоразумение.       — Я не знаю. И ты меня совсем не знаешь. Нас обязательно неправильно поймут, как видишь.       Том в смятении опустил голову.       — Мне не безразличны… вы обе, — шепнул он про себя.       И на мгновение Трент почувствовал себя паршиво из-за Тома, и он был уверен, что Дарья чувствует то же самое. Он не чувствовал жалости, потому что жалость порождала только презрение, но он чувствовал, что знает, откуда пришёл Том. Он поневоле смягчился.       — Если ты поступишь правильно, Джейн поймёт, — сказал ему Трент.       Но он не увидел, как Том изо всех сил пытался понять, что на самом деле было для него правильным в данный момент.       — Непременно, — сказал он, глядя на Дарью. — Я попробую.       С этими словами он открыл дверь и вышел, как заключённый, который просто хотел вернуться в тюрьму, вместо того чтобы быть свободным.       Дарья и Трент сидели неподвижно, слушая, как он заводит мотор и уезжает с улицы.       Когда Том был уже вне пределов слышимости, Трент повернулся к Дарье.       — Ну, так чего же ты ждёшь? — спросила она, слегка обиженно. — Пошли возвращать Джейн.       — М-м, да, об этом… — начал Трент.       — Что?       — У меня кончился бензин.       — Серьёзно? Сейчас?       — Боюсь что да.       — Чёрт. Что теперь? Том отвезёт её обратно?       — Думаю, она возьмёт такси. Полагаю, что Том не захочет прийти сюда снова сегодня вечером, — сказал он, массируя затылок.       Трент чувствовал себя немного глупо, когда произносил это. Минуту назад он вёл себя как взрослый, ответственный, всё контролировал. Теперь он вернулся к исходной точке.       Дарья вздохнула.       — Отлично. Я ушла из отеля, чтобы сбежать от Квинн и её подростковой драмы, и я приехала сюда… ну, ты понимаешь картину.       — Я знаю. Не такой вечер я себе представлял.       — Тебе не нужно было устраивать такую сцену. Я могла бы справиться с Томом сама, без лишних… эмоций, — сказала она, стараясь быть спокойной, хотя не могла скрыть дрожь в своём голосе.       — В самом деле? Потому что мне так не показалось, когда вы были вместе в твоей комнате.       — Ты подслушивал?       — Я невольно подслушал.       — Что именно ты слышал? Я ведь не бросалась на него, не так ли?       — Нет, но он мог бы, — возразил Трент.       Дарья закатила глаза.       — Том даже не знает, чего он хочет. Или как он себя чувствует.       — Я почти уверен, что знает.       — Слушай, я ему не очень-то нравлюсь в этом смысле. У них с Джейн сейчас трудный период. Им обоим скучно друг с другом. Поэтому он придумывает себе оправдания. Он не может принять, что это их вина, поэтому он думает, что влюблён в подругу своей девушки. Вместо того, чтобы столкнуться с проблемой, он продолжает убеждать себя, что у него есть… иные чувства.       Трент всегда восхищался прямой манерой разговора Дарьи, всегда более честной и грубой, чем требовалось, без каких-либо эвфемизмов или оправданий. Но он не мог слепо согласиться с ней сейчас, независимо от того, как много смысла она имела в виду.       — Так что ты будешь отрицать это, потому что удобнее думать, что ты не нравишься Тому, что ему просто скучно. Ну, мне жаль, но у него есть кое-что к тебе, и это не прекратится только потому, что ты считаешь, что не нравишься ему.       — Почему ты так уверен, что у него есть что-то ко мне? — сломалась Дарья.       — Да ладно тебе, Дарья. Скромность — не твой конёк. Это очевидно. Не так уж трудно… чувствовать что-то к тебе.       — Значит, сейчас не время, Трент, — начала она.       — Ну, это лучше, чем в большинстве случаев, не так ли? Ты всегда говоришь людям быть честными и искать правду, но ты отрицаешь это, когда она прямо перед тобой. Это несправедливо.       Он развернулся и направился на кухню. Ему нужно было выпить, как будто нужен был воздух. Трент слышал, как Дарья поднялась наверх и хлопнула дверью в спальню Пенни. Он бы сделал слабый аргумент, так как это был его дом, и она не должна просто уходить от разговора, но тогда будет звучать слишком похоже на озлобленного отца, ругающего своего ребёнка за то, что он вернулся поздно домой.       Когда он выпил апельсиновый сок из коробки со странным привкусом, то понял, что больше не держал в руках Выпускника.       Куда он его положил? Трент ломал себе голову, пытаясь вспомнить, где он оставил кассету.       — Комната Джейни, — последовал простой ответ.       Он сидел на кровати сестры несколько часов, почти загипнотизированный, глядя на картину, которую она начала два дня назад. Это было лицо мужчины, насколько он мог судить, но иглы и осколки выходили из его морщин и ноздрей, заставляя его выглядеть странно весёлым, несмотря на боль, которую он, вероятно, чувствовал.       Изображение ему не понравилось. Это напоминало ему первый день Джейни в школе. Она кричала утром так громко, что ему пришлось вытащить её из постели, как будто он вырывал ей зубы.       Ей было семь лет, её отец уехал из страны, её мать была на конференции в Далласе об использовании кристаллов для укрепления внутренней гармонии, а её братья и сёстры пытались исправить свою жизнь, принося весь свой эмоциональный багаж домой.       Трент должен был отвезти её в школу. Это было самое трудное, что он когда-либо делал.       Ему хотелось обнять её, когда она вышла из машины, но в последний момент она повернулась и убежала.       Теперь он задавался вопросом, не стоит ли ему выйти и заправиться, и поехать к Тому домой, и вытащить Джейн оттуда, привести её сюда, поговорить с ней, сказать ей правду, извиниться за свои ошибки и пообещать, что всё будет так, как было утром.       Но если Том сказал ей правду, Трент не мог пообещать ей последнюю часть.       Так обстоит дело с истинами, у них есть возможность встать на пути этой утешительной последней части.       Он понимал, почему Дарья не может…       — Привет… Трент.       Дарья стояла в дверях, склонив голову, и держала руки за локти.       — Прости меня… за то, что было раньше. Я продолжала думать об этом и не слушала тебя. Я полагала, что знаю лучше. Хотя в этом есть смысл. Я не знаю. Я не совсем понимаю, что происходит.       — Ну, — начал Трент, чувствуя, что груз на его плечах становится немного легче, — что бы это ни было, никто не говорил, что ты хотела, чтобы это произошло. По крайней мере, я этого не сделал.       — Знаю. Спасибо за это. Что не сомневаешься.       — А ты…? — начал он.       — Что я?       — Тебя волнует, сомневаюсь ли я в тебе?       Дарья опешила. Она на мгновение задумалась над его словами.       — Я предполагаю, что да. Я не хочу, чтобы ты думал, что я решила соврать самой себе.       Трент улыбнулся.       — Даже не мечтал об этом.       — Но мне не нужно твоё хорошее мнение. Я хочу знать твоё настоящее мнение, — настаивала она.       — Хочешь сказать, ты хочешь, чтобы я думал о тебе такой, какая ты есть на самом деле?       — Вот именно.       — Это довольно трудно.       — Знаю.       — Это может занять некоторое время.       — Это я тоже знаю.       Трент снова улыбнулся и посмотрел на картину Джейн. Кто сказал, что этот человек не был тем, кем он, Трент, был на самом деле? Иглы и осколки.       — Ты хочешь… перекусить? Я умираю с голоду.       — Ну, я не ела с… — сказала Дарья, смотря на своё пустое запястье, — четырёх часов, так что да, я определённо побила здесь рекорд.       Трент усмехнулся.       — Почему ты смотришь на своё пустое запястье?       — Потому что всякий раз, когда мне хочется проверить время, я понимаю, что давно не ела, — объяснила Дарья со всей серьёзностью.       — Мне нравится твой метод. Так ты хочешь заказать или…       — Заказать звучит неплохо.       — И, может быть, посмотрим телевизор? Может, кино? — продолжил Трент на обнадёживающей ноте.       Дарья нахмурила брови.       — Кино, да? Какой фильм ты имел в виду?       Трент посмотрел на Выпускника, спрятанного под одеялом.       Он собирался вынуть его, но вдруг остановился и снова бросил на кровать. Он понял, что это не то, что они с Дарьей хотели посмотреть.       Это именно то, что было общего у него и Марлен. Ни больше, ни меньше. Это было его прошлое. Безусловно, это было незабываемо, но не стоит вспоминать об этом сейчас. Это был не вопрос миссис Робинсон или Элейн. Трент бы не выбрал ни то, ни другое, потому что у него теперь было что-то другое в настоящем. Дарья.       — Ну, я знаю Jame Tivo-ed, который сделал последний марафон «Больного, безумного мира». Он должен быть где-то здесь… — сказал Трент, отодвигая видеокассету обратно в одеяло.       — Звучит как план. Я пойду заказывать, ты найдёшь марафон, — сказала Дарья.

***

      Это была их последняя попытка спасти ночь хаоса. Ну, может быть, «спасти» немного растянулось, но они цеплялись за свой телевизионный ужин так же сильно, как Том за дорожную сумку, но это был перерыв от неизбежно сложной ситуации Тома и Джейн.       Они хотели быть Дарьей и Трентом, отдельно от Тома и Джейн. Может быть, это было эгоистично, но, хотя ни один из них не мог с готовностью признать это, они чувствовали, что обязаны этим себе.       — Вижу, ты для разнообразия прибрался, — сказала Дарья, садясь рядом с ним на диван.       — Как ты узнала, что это я? — довольно спросил Трент.       — Пожалуйста. Единственное, что Джейн чистит — это целый пирог с пиццей, — прокомментировала она.       — Не могу с этим поспорить.       Трент вставил кассету и дал ей воспроизвестись. Заразительно весёлый голос диктора «Больного, безумного мира» прорвался через экраны, когда они оба схватили кусок пиццы. Они заказали пять, на всякий случай.       — Вы предпочли бы получить пулю в голову или ударить пулю своей головой? Будьте готовы к большему количеству вопросов в марафоне «Больного, безумного мира»!       — Они забыли третий вариант: получить пулю, чтобы выбить пулю, — прокомментировала Дарья.       Трент рассмеялся.       — Я бы заплатил хорошие деньги, чтобы увидеть это.       Первая часть шоу включала кошку, которая родила гибрид наполовину человека, наполовину кошки, и теперь они искали биологического отца.       — Следующий кошачий насильник рыщет в ваших окрестностях? Скажите ему, что он должен выплатить алименты котёнку сейчас же!       — Я могу только предположить, что мистер Демартино нашёл новое увлечение, — заметила Дарья.       — Нет, ты надо мной издеваешься? Это тот слизняк О’Нил. Когда я был поблизости, он держал в кармане крошечные кубики только для забавы.       Дарья засмеялась.       — Как я могла этого не знать?       — Поверь мне, в восьмидесятые это место было намного причудливее.       Трент собирался взять ещё один кусок пиццы, когда звук двигателей и оживлённые голоса заставили их обоих вскочить.       Это был не Том. Это была…       — Приве-е-е-т!       — Мама, — разочарованно подтвердила Дарья.       Тренту было грустно наблюдать, как Дарья уходит с родителями, тем более что у них было ещё пять пицц и целая куча эпизодов «Больного, безумного мира», чтобы смотреть и комментировать. Не говоря уже о том, что есть ещё много тем для обсуждения. Столько времени потрачено впустую. Не ложились бы спать всю ночь, разговаривая. Рассказал бы ей о своём отце, о своей матери и о неудачных отношениях Ветра.       Ну, он должен лучше знать.       Вы делаете первый шаг, а затем должны ходить кругами вокруг этого первого шага, пока не продвинетесь вперёд. Хотя бы немного. ____________________ * — фильм Выпускник (The Graduate) 1967 года ** — фильм Человек дождя (Rain Man) 1988 года *** — фильм Плутовство (Wag the Dog) 1997 года