Сумасшедший

Танцует до утра. Поет: ша-ла-ла-ла-ла.

Темно, пусто, тихо. Слишком тихо. Хаято хмурится, качая головой, оглядывается, но не видит ничего, кроме непроглядной тьмы, которой не было еще секунду назад. Исчезла зелень сада, исчезла сигарета в руках, чай на подоконнике. Он снова решил удостоить Гокудеру своим визитом, заставляя только стискивать челюсти до боли и ненавидеть себя за то, что несколько лет назад допустил ошибку, что стоила ему этой связи. Она должна была ослабеть с годами – так, по крайней мере, ему говорили, но все они ошибались. – Доброе утро, Хаято. И закрыв глаза, улыбается. – И что на этот раз? – Что за интонации, неужели, ты не рад меня видеть? Голос Мукуро раздается со всех сторон, давит на уши и хочется закрыть те руками, да только не поможет. С этим придется смириться, забывая и о зелени в саду, и о сигарете, зажатой между пальцами. Еще каждый раз у Гокудеры болит тело, но это – мелочи. Рокудо знает это наверняка, оттого и мучит тело раз за разом, когда ему требуется выйти на связь, и чувствует себя ребенком, когда каждый раз просит на это разрешения. Улыбается в темноту. Так забавно. – Ты пил чай? – Что с того? Она живет, как будто каждый вечер - пятница. – Я люблю чай. Каждый раз Мукуро рисует картинки. Красивые или нет – сложно сказать, повлиять на восприятие их Гокудерой получается отнюдь не всегда. Не скажешь, что ему видеть приятнее – заполненный до отказа рынок с какими-то сильнопахнущими травами, тихие кафе со столиком в углу, дорогущие рестораны, просто какая-то большая комната, обставленная на крупную сумму денег. Безграничность фантазии – вот его плюс. Этот плюс постепенно расширяется, приобретая очертания какого-то дешевого клуба на краю города. Хаято был там по какому-то делу, более точных сведений в запасе у Рокудо не было, только обрывки воспоминаний, которые он может уцепить. – И что? – Я могу допить этот чай за тебя. Одной улыбкой разбивает сердце. В баре шумно. Громкая музыка стучит по ушам, запахи алкогольных коктейлей пробиваются через созданные наугад людские тела, все под копирку одинаковые, бездушные и делающие свои дела по одному алгоритму – так он должен видеть, так чувствовать. Гокудера Хаято сидит на барном стуле рядом со стойкой. Рокудо Мукуро – в черной рубашке, закатанной по локоть, протирает стаканы за этой самой стойкой, улыбаясь и подмигивая с озорством. Место создано просто на высоте, великолепно, прекрасно и восхитительно, не поразиться собственной искусности – грех. – Для чего тебе это нужно? – Я так и не переговорил с Савадой Тсунаеши. Это второстепенная тема, если я успею, то обязательно к этому вернусь, – Мукуро обещать сделать это каждый раз, но каждый чертов раз сил на это попросту не остается. Расход невероятен даже в тот момент, когда овладение телом происходит целиком и полностью, не говоря уже о возможной работе. – Каждый раз обещаешь, – цитирует мысли Хаято. – И вечно забываю. Все смотрят на нее и ей это нравится. В стакане напротив – коньяк. Гокудера каждый раз заказывает именно коньяк, ошибки быть не может, да и если она есть, то не так уж и важно все это – Мукуро, в конце концов, тут по делу. Опираясь обеими руками о стойку, щурится. Улыбка с лица пропадает куда-то. – И все же… – Джианно. – Что? – Дай мне лично допросить Джианно. Она сумасшедшая.