Быки и овцы

Ламбо ехала на веселом красном поезде в светлое будущее. Поезд был не очень веселым на самом деле и не столько красным, сколько алым, да и будущее, ей уже рассказали, обещало быть не очень-то и светлым. Сероватым в лучшем случае, темным при экстраординарных обстоятельствах и кровавым при, ну, обычных. Как это мило. Из мафии в магию, из огня да в полымя. М-да. В холодном космосе на Антигоне-6 было жутко в десятитысячных годах. Когда дядя Стеф взял Ламбо за руку и перенес во времени, они оказались на работающем, но пустынном корабле. Перенестись вот так на несколько тысяч лет вперед по ощущения было все равно что оказаться на мгновение в толще воды, но не захлебнуться, и через миг снова дышать воздухом. Корабль не изменился ни формой, ни цветом. Те же освещение, белые стены, большие чистые иллюминаторы, мягкие крутящиеся кресла … но чего-то не хватало. Ламбо задрала голову вверх и посмотрела на Стеффена. Его темно-зеленые глаза искрились волшебным светом, а лицо выглядело нечитаемым, может лишь слегка … скорбным? – Как думаешь, – тихо начал говорить он, (его голос странно, но приятно /?/зарезонировал по кораблю), – чего не хватает? – Не знаю, – Ламбо закусила нижнюю губу. – Фикусов? Здесь вроде были фикусы. А еще как-то холодно. И тихо. Стеффен медленно выдохнул и осторожно приобнял ее одной рукой. Призрачное, мягкое прикосновение, чуткие пальцы на детском плечике. Ламбо нравились его руки; вроде Стеффен и не касался ее почти, только в значимых случаях, но подобное делало эти тактильные моменты особенными. Он взял ее за руку, когда перед маленькой Бовино впервые опустился трап Антигоны-6; он присел перед ней на корточки и заткнул кудрявый локон за ее ушко перед разговором о Лили и Джеймсе Поттерах. Он нес ее, заплаканную, на руках после этого укладывать спать, и она на периферии сознания, несмотря на тяжелую грусть, чувствовала себя принцессой. Ламбо много раз и обнимали, и трогали, и носили, но она не помнила больше ни у кого таких осторожных чувственных рук. Это потому что у него так много любовниц и детей? Юджин сказал, что Стеффен опасается растить отпрысков на равных с матерями … потому что они не равные (что бы это ни значило); он приходит к своим чадам, когда те уже способны понять, почувствовать и смириться; Юджин не сказал, что именно дети-Бовино осознают в определенный момент. А Мельпомена ответила Ламбо, что Стеффену, в общем-то, все равно на секс и на воспитание детей; она сказала, что ему просто одиноко. Тогда откуда и почему такие руки, если не от опыта? – Мы сейчас находимся на той же космической координате, на которой находились пару минут назад. Лэр показывал тебе отсюда планеты, галактики?– тихо спросил Стеффен. – Да, конечно! – Тот зануда еще и опрос потом устроил, чтобы посмотреть, все ли она запомнила. – Вон там Туманность Птолемея, с центром-столицей на планете Птолемей, названия карликовых провинций вокруг нее я уже забыла. Правее огромная и яркая Аттика, у нее две луны и очень приятный курортный климат. За ней Система Эос: Борей, Нот, Зефир и Эвр. Звезда Павловой, планета Икс, Сутайхе, во-о-он там Предел-17 … Эм. Мне продолжить? – Нет, – медленно качнул головой он, – в этом нет нужды. Посмотри на звезды, хорошо ли ты их видишь? Если учесть, что они стояли перед, пожалуй, самым большим иллюминатором на корабле и видели четверть космических колониальных достижений человечества, то, да, все было отлично видно. Вечная ночь, озаренная ярким разноцветным, почти праздничным блеском. Ламбо еще не привыкла к частому созерцанию этой невероятной красоты, поэтому она пару минут просто молча смотрела вдаль. – Они мертвы, – вырвал ее из раздумий голос Стеффена. – Что? – не поняла Ламбо. – Человечество, – ответил Проводник Времени на риторический вопрос. – Везде. Предел-17 держался дольше всего, на то он и Предел. Семнадцатая последняя граница между жизнью и пустотой. Ученые ошиблись, она пришла не извне, а изнутри. – … все-все мертвы? – Да, кроме нас. Хочешь узнать один секрет? Заранее предупреждаю, он тебе не понравится. – … Реборн говорил, что правды боятся только бесхребетные слабаки. Я не … скажи, пожалуйста. – Ты стоишь здесь и сейчас со мной по двум причинам. Во-первых: только ты и я физически и магически можем быть здесь. Во-вторых: в Хогвартсе у тебя будет соблазн заниматься Темной Магией, пробовать на вкус собственную жестокость, воинственность, желание смерти. Знаешь фразу «если долго смотреть в бездну, бездна посмотрит на тебя»? Ты стоишь сейчас перед величайшим крахом. Он стоит перед тобой. Вы смотрите друг на друга. Чувствуешь этот ужас в венах? – … чувствую, – еле слышно пролепетала побелевшая Ламбо. – Настоящая тьма – не смерть, не насилие, боль или страх. Бездна – это конец без права на новое начало. Запомни это. Ламбо снова повернулась нему; у нее дрожали губы, а глаза стояли мокрые. Голос у нее тоже дрожал: – Я бесхребетная трусиха, если не очень хочу знать, почему только я и ты? Стеффен с грустью улыбнулся. Из размышлений ее вырвало прибытие рыжего мальчика с веснушками, который робко спросил, можно ли к ней сесть. Ламбо с улыбкой пригласила его составить ей компанию. (…) Рональд Уизли всегда имел огромный потенциал, в какой бы вселенной он не жил, как параллели бы не складывались. Потенциал чаще всего неиспользованный, нераскрытый, заглушенный, ведь любому гению, который только-только начинает осознавать себя, так просто надрезать крылья, особенно в детстве. Многие забыли, что Рон рожден был стратегом; многие забыли, что Рон – шестой мальчик в семье, а вслед за ним родилась девочка. Иначе говоря, он всегда был обделен вниманием. Тем более, что за Фредом и Джорджем нужно было следить втрое внимательнее … Маленький мальчик тянется к маме, но ей некогда. Она готовит ужин и кричит на Чарли, потому что тот опять в грязной обуви прошелся по дому. Потом мама пойдет купать Джинни, а затем накроет стол к чаю. Маленький мальчик тянется к папе, но папа так устал после работы. Еще и Билл попросил помочь с домашним заданием … Самый старший брат сидит за уроками и усердно пишет огромное эссе, пока есть вдохновение. Второй старший брат носится со шваброй по дому, вытирая свои грязные следы. Большая мозолистая рука треплет мальчика по волосам, и Чарли бежит дальше. Третий старший брат с близнецами пинают гномов в саду. «Извини, Рон, тебе пока с нами … небезопасно». Младшая сестра трется рядом с мамой и требует сказку. Маленький мальчик идет на верх, обнимает потрепанного плюшевого мишку и достает из-под кровати шахматную доску. Билл уехал в Египет, Чарли устроился в Румынию, Перси и Фред с Джорджем отправились в Хогвартс. Рон и Джинни пинали гномов, Рон и Джинни были у папы на работе, Рон и кто-то, Рон и с кем-то; он не чувствовал, что его любили одного и просто так. Ему уделяли мало внимания. Какая разница, красиво он ест или нет? Главное, что не голодает и что кто-то из старших кусок из тарелки не утащил. Рон ехал в Хогвартс с большой радостью и с бутербродами, противными ему на вкус. Рон приехал в Хогвартс со своим первым другом, итальянцем по имени Ламбо Бовино. Ему не нужно знать, что некто Стеффен шептал на платформе своей племяннице: Смотри, если тебе нужен человек, который будет с тобой до конца, который никогда не предаст тебя и никогда не оставит (даже если, возможно, ненадолго отойдет), вот он, твой лучший друг, маленький и рыжий с грязью на носу. И Ламбо кивнула. Рон никогда раньше не видел иностранцев, поэтому он, конечно, немного таращился после знакомства, а потом мальчик Бовино улыбнулся и предложил сыграть в шахматы. Это было началом прекрасной дружбы и настоящей жизни Рональда Уизли. (…) – О, я тебя прекрасно понимаю, дружище. У меня у самого шесть старших братьев, все на 10 лет старше, еще три старшие сестры. Они сводные, но я с ними вырос; все давно работают в общем семейном бизнесе, и я там работаю, только вот … толка от меня пока мало. Игнорируют или строго воспитывают, и времени у них мало. Еще и бизнес не самый безопасный, поэтому тоже стараюсь под ногами не путаться и быть послушным. Думаю, я знаю, что ты чувствуешь; по крайней мере, понимаю. Ой, это еще дядю и родственников с его стороны не посчитал, а это еще человек 30. Там тоже самый младший или почти самый младший. Ахахах, да ладно, подними челюсть с пола, итальянская семья же. Нас так много, что инстинктивно хочется … отличиться. Вообще каждый сам себе человек, если ты понимаешь, – игра бровями, – что я имею в виду. Тебе не обязательно во всем равняться на старших, будь тем, кем тебе самому удобно. Я, вот, в Хогвартс поехал. Члены клана давно-о там не учились, буду первым за долгое время. Ну, это я тебе как пример. Рон выиграл в поезде две партии в шахматы и съел свои мятые бутерброды, немного кривясь от вкуса. Лодки, ночной Хогвартс в волшебном освещении, привидения, зачарованный потолок – кадры зарегистрировались в голове маленького Уизли с должным восхищением, но мимолетными мыслями. Он нервничал. Ламбо рассказал ему про Распределяющую Шляпу, поэтому Рон не стискивал кулаки с жуткой мыслью, что возможно придется побороть тролля (черт бы вас за пятки, Фред и Джордж!). Он переваривал в голове мысль, что Шляпу можно попросить определить его не в Гриффиндор. – Бовино, Ламбо! –огласила строгая профессор в зеленой мантии. Никто не заметил, как еще один первокурсник-итальянец всем телом вздрогнул. Ламбо подмигнул Рону, плавной уверенной походкой вышел вперед и сел на стул. Ему опустили на кудрявую макушку старую Шляпу. Какое-то время ничего не происходило; секунды для маленького Уизли тянулись медленно, он весь побелел от нервов. У него никогда раньше не было друзей, только семья; Ламбо понял в нем то, что Рон давно знал, но никак не мог сформулировать самому себе. С героизмом рыцарей старых сказок, он собирался последовать за своим новым другом. Куда поступит Ламбо, туда пойду и я ,–решил Рон, маленький мальчик с большим сердцем, – даже если это Слизерин. Не бросать же его одного со змеями. – Рейвенкло! –громко провозгласила Шляпа. Синий стол тут же разразился овациями, это был первый ученик, распределенный к ним в этом учебном году; Ханна Аббот и Сьюзен Боунз перед Бовино сели за стол Хаффлпаффа. Маленький итальянец приветливо улыбнулся в сторону старших студентов с синими отличительными знаками. Когда пришла очередь Рона, он был готов. – Уизли, Рональд! Глубоко вдохнув и расправив плечи, мальчик вышел вперед и сел на стул. Шляпа опустилась ему на голову: – Такс-такс, кто тут у нас? Еще один Уизли, хм. Не дергайся, я разговариваю с тобой в твоей голове. Мысленно. – Ничего себе, – подумал Рон. – Очень даже «чего себе», – возразила Шляпа. – Впрочем, это неважно. Вижу в тебе отвагу … – Не Гриффиндор! Рейвенкло! – Не Гриффиндор? Рейвенкло? –удивилась Шляпа. – А, вижу. Ты хочешь последовать за своим новым другом. Лояльность и преданность – отличные черты для Хаффлпаффа. – Я хочу развиться в шахматах. Ламбо сказал, что из меня может получиться отличный стратег, в гостиной Рейвенкло есть своя библиотека, и еще Ламбо сказал, что там есть помещения под эксперименты, и, – Рон понимал, что он тараторил, но у него заканчивались аргументы,– и мне идет синий цвет! А еще … – Скажи спасибо, что не Слизерин, – буркнула Шляпа, – с такими амбициями тебе там самое место, но слишком уж ты честный. Рейвенкло! Рон на ватных ногах поднялся со стула, профессор в зеленой мантии сняла с него Шляпу. Стол Рейвенкло ему аплодировал, некоторые с улыбками покачивали головами, Ламбо же сиял; он даже поднялся на ноги и, казалось, аплодировал громче всех. Рон уселся напротив него, по соседству Майклом Корнером и Терри Бутом. А потом кинул взгляд на стол Гриффиндора. Братья ему хлопали, но не улыбались.