Яркость воспоминаний

– Хиде, мне как-то… неловко, – Канеки потупил взгляд, сжимая руку парня крепче, чтобы не потеряться среди толпы цветастых людей. Как Нагачика умудрился затащить его на гей-парад – до сих пор остается загадкой, причем для них обоих. Всего лишь нежный взгляд карих глаз, всего лишь поджатые губы в легкой, почти что ненавязчивой улыбке – и все, Канеки Кен потерян и, естественно, соглашается на просьбу, слегка понурив голову, потому что совсем не любит выбираться на подобные людные мероприятия. Однако, все ради Хиде, а ради Хиде, как известно, он был готов свернуть не только горы, но и шею любому, на кого Нагачика укажет своим тонким пальцем. К счастью их обоих, Хиде был созданием до чертиков миролюбивым, а потому Кену не приходилось часто прибегать к насилию. Нагачика тогда улыбнулся, стиснул Канеки в своих объятиях покрепче и, слегка потянув его за щеки, чтобы вызвать хоть какую-то радостную эмоцию, побежал готовиться к празднику. Гей-парад так гей-парад, думал Канеки, они в первый раз пойдут на подобное мероприятие, а значит, новые впечатления непременно будут запоминающимися. И ничего в этом страшного или неуютного нет, правда ведь?.. Так считал Кен ровно до того, как они пришли на нужную площадь сегодня утром. Паника липкими щупальцами моментально забралась по ногам парня выше, проникла под одежду и обвила шею, удушая, пока Хиде не разорвал эти оковы своим теплым прикосновением. Ловко переплел пальцы Канеки со своими, и Кену сразу же стало легче дышать. Хиде рядом, и это, черт возьми, их праздник, и сейчас уж точно не время бояться общества и большого скопления людей. Нагачика хотел веселиться, а Канеки любил его настолько сильно, что готов был засовывать поглубже свои страхи и опасения каждый раз, лишь бы Хиде продолжал сиять так же ярко, как и сейчас. Его персональное солнышко. На душе у Кена сразу же стало спокойнее. Хиде посильнее сжал ладонь возлюбленного в своей и, решительно кивнув ему, пошел вперед, прорезаясь сквозь толпу стремительной стрелой, летящей к своей цели. Что именно было их целью – парни точно не знали, но прорваться через радужных людей в самых разных костюмах ближе к ограде перед дорогой, по которой будет идти шествие, казалось самой простой, а потому и первоначальной задачей. А люди вокруг, действительно, были самые яркие и пёстрые: повсюду летали розовые перья, то ли от юбок, то ли от шарфов, зеленые и синие бусы украшали обнаженные груди, солнечные очки и коктейли с декоративными рыжими зонтиками были в руках у каждого второго, да и вся атмосфера на площади была пропитана самой популярной музыкой, алкоголем, улыбками на лицах прохожих, их смехом и полной отдачей происходящему. Пусть все и были разными, начиная от пола и возраста и заканчивая цветом глаз, их объединяло одно: желание насладиться праздником равноправия и любви. Это было и у Канеки, вот только парень явно переоценил свои способности вливаться в любое окружение, даже в близкое ему по духу, а потому, когда спасительная рука любимого человека стала выскальзывать из его пальцев, он не выдержал и все же пожаловался. – Мы почти у цели! – запыхавшись (пробираться сквозь плотно прижатых друг к другу людей — то еще утомительное занятие), рвано ответил ему Хиде, не позволяя прохожим разорвать их хватку. – Вот… все! Нагачика резко потянул руку на себя, вырывая испуганного Канеки из омута пёстрых улыбок и мишуры. Кен наконец-то мог отдышаться и оглядеться вокруг: похоже, парад еще не начался, и участники продолжали готовиться, украшая свои лодки. Зрители, напротив, подтягивались к ограде слишком ускоренно – Кен удивился даже, как им с Хиде вообще удалось протиснуться в первый ряд. Да уж, Нагачика не переставал удивлять его своими способностями, и каждый день Канеки казалось, что он узнает о парне что-то новое; что-то, что каждый раз заставляло его сердце болезненно сжаться от переполняющей его любви и нежности. К подобному Кен все никак не мог привыкнуть. – Мы сделали это! – радостно пролепетал Хиде, вскидывая руку вверх. – Прости, что из-за меня тебе было некомфортно. Нагачика виновато взглянул на Канеки и, прикоснувшись к его скулам своими ладонями, бережно поцеловал парня в губы, слегка надавливая. Кен знал, что так Хиде просит прощения. И, боже, он был до безобразия влюблен в подобные сладкие поцелуи – каждый раз хотелось выждать утомительную паузу, а потом настойчиво углубить поцелуй, проникнуть языком в чужой рот и по-хозяйски прошептать своими действиями: «Ты прощен». Впрочем, именно так Кен и делал, и в такие моменты ему особенно казалось, что Нагачика дурманит его с необузданной силой, и Канеки уже не может сопротивляться натиску его чувств, растворяется в них полностью и позволяет уносить себя куда-угодно, лишь бы это «куда-угодно» на протяжении целой вечности было рядом с Хиде. – Я уверен, что тебе все понравится, когда начнется праздник, – Хиде произнес слишком мягко, лаская слух переливами плавного голоса, и Канеки поспешно закивал, упорно стараясь не подавать виду, что вновь очарован своим партнером до беспамятства. Нагачика подошел к выбору одежды для парада ответственно. Чересчур даже, добавил бы Кен, но, опять же, ничто не радовало его так, как счастливая улыбка на милом лице парня. И секс, конечно. Но сейчас речь идет об улыбке! И Хиде буквально сиял, когда получил посылку с новой футболкой: радужные полосы на белом фоне влюбили в себя своей простотой и яркостью, а потому Хиде срочно заказал эту обновку для своего гардероба в преддверии гей-парада. Ему, так сказать, хотелось соответствовать тематике праздника больше обычного. Канеки с трудом отказался от такой же – с одной стороны, ему очень хотелось носить парную одежду с возлюбленным, чтобы никто даже и подумать не мог о посягательстве на его парня, но с другой – изменить излюбленной черной кофте он не мог никак. В конечном итоге второй вариант пересилил, и Кен решил, что от потенциальных ухажеров, которых заинтересует его Хиде, он в случае чего сумеет избавиться и без парной одежды – фирменный хруст пальцев и убийственный взгляд его еще ни разу не подводили. Канеки был рад, что Хиде даже и не думал участвовать в конкурсе костюмов, который был неотъемлемой частью празднества. Они решили интереса ради посмотреть на наряд победителя прошлого года, но, испуганно переглянувшись, закрыли компьютер, обоюдно решив, что не готовы настолько откровенно хвастаться своей сексуальностью. Кен улыбнулся, вспоминая смущенное лицо Хиде в тот момент, и сейчас также любовался партнером пуще прежнего: заводной блеск в глазах, все тот же румянец на щеках, так как на улице безумно жарко, а пёстрые костюмы зрителей не могли не вгонять в краску своей рябью, и слегка приоткрытый от восхищения рот – ну ребенок, честное слово. Канеки невольно окрестил себя «папочкой» в мыслях, а потом за секунду вспыхнул, поняв, что делать этого определенно не стоило, так как сексуальные фантазии работали безотказно и в режиме нон-стоп, а Нагачика, черт его подери, был слишком соблазнителен в своей наивности. – Канеки, все хорошо? – обеспокоенно спросил Хиде, прикладывая тыльную сторону ладони ко лбу парня. – Ты весь горишь… – Все в порядке! – Кен поспешно завертел головой, нервничая пуще прежнего – прикосновения Хиде сейчас были чрезвычайно опасны и вполне могли послужить мгновенным детонатором идиотским физиологическим потребностям, которые Канеки ну никак не умел контролировать. – Это просто от жары, уф, так жарко! Кен наиграно стал обмахивать себя руками, а Хиде удивленно приподнял брови, явно не понимая причины подобного напряженного состояния партнера. «Только не смотри вниз, только не смотри вниз, только не смотри вниз!» – думал Канеки, сосредоточенно стараясь не разрывать зрительного контакта с возлюбленным и ругая себя, на чем свет стоит. Боже, они вместе с Нагачикой уже больше года, Кену давно следовало бы реагировать на парня менее бешено и рьяно, но, к сожалению или счастью, тело отзывалось чересчур податливо на того, кого Канеки любил всем сердцем. Да и ладно бы только податливо – это Кен пережил бы, даже радуясь, но, господи, как же не вовремя это всегда происходило! То в машине за рулем, потому что Хиде – прости_Канеки_я_такой_непутевый – непременно что-то уронит под педали, и Кену добрые три минуты придется терпеть тяжелое дыхание возлюбленного над уровнем своего паха, пока тот старательно пытался нащупать пропажу; то в их любимом кафе около дома, потому что официантка – Тоука_за_что_ты_так_со_мной – случайно прольет апельсиновый сок на белую рубашку Нагачики и заставит его раздеться прям в зале, чтобы сразу же все отстирать, а Канеки потом вынужден сидеть, скрестив ноги, и отказываться подниматься с места еще добрые минут десять, параллельно умоляя Хиде что-нибудь на себя накинуть. Или, например, сейчас, когда разгоряченные тела воодушевленных зрителей прижимались к Кену со всех сторон, и эрекцию, вызванную исключительно образом Хиде и буйной фантазией Канеки, Нагачика мог интерпретировать совсем неправильно. Парень закусил нижнюю губу и, все же отвернувшись от обеспокоенных карих глаз напротив, постарался найти что-нибудь, что могло привлечь к себе внимание Хиде. Нагачика в свою очередь прекрасно знал, что происходит с Канеки. Знал и, черт, гордился собой! Самооценка где-то внутри куталась посильнее в теплый плед, так как Кен неустанно показывал, насколько глубоко ему нравится Хиде. Реакции любимого были выучены вдоль и поперек, что в принципе было нетрудно, так как Канеки не был силен в эмоциях и их проявлении, а потому, когда они овладевали парнем, попытки их скрыть вызывали лишь больше паники. Её-то Хиде всегда различал, ловил напряженный взгляд Канеки на себе и свой – на весьма различимом бугорке на джинсах чрезмерно сосредоточенного парня. Нагачика еле сдерживал смех и смущение, но вел себя так, будто совсем ничего не замечает – ему не хотелось стеснять Кена еще сильнее, так что пусть он лучше будет в его глазах наивным мальчиком с сознанием ребенка. Зато какого коварного ребенка! Хиде не мог сдержать улыбки. В очередной раз Канеки сражал его наповал, и это, боже, делало его до невозможности счастливым. – Смотри-смотри, первые лодки поехали! – Кен поспешно захлопал по плечу возлюбленного и свободной рукой указал на самое начало площади. Музыка стала громче, зрители активно загудели, предаваясь овациям, и ведущий – высокий темнокожий мужчина в самом пестром платье, которое когда-либо видели Хиде и Канеки, радостно объявил первых участников парада, сверкая многочисленными блестками на солнце и призывая наблюдателей шуметь еще сильнее, прыгать и танцевать под громкие мелодии из колонок и просто весело проводить время. Хиде не мог поверить, что такое огромное количество людей могло собраться в честь подобного торжества, а Канеки попросту старался не думать об этом, сфокусировав свое внимание на радости Нагачики и немножко на ярком празднике, конечно же, который и ему начинал потихоньку нравиться. Они впервые смотрели на гей-парад, и этот адреналин в крови хотелось запомнить надолго. Вроде бы ничего особенного, но осознание того, что подобное торжество восхваляет равенство, любовь, что оно неотъемлемо кричит о значимости и важности людей и человечности, немножко заставляло голову кружиться. Мало того, что Хиде и Канеки были одним целым, сегодня им обоим казалось, что они стали и неотъемлемой частью общества, этого колоссального скопления улыбающихся людей, схожих с ними по убеждениям. Хиде сиял. Бегал глазами по разукрашенным лодкам с разными тематиками декора, от «Страны конфет» до «Подводного царства», которые «плыли» на колесах одна за другой, по марширующим людям в одинаковых одеждах и по тем участникам, кому повезло стоять на палубах лодок и танцевать, развлекая зрителей и призывая их участвовать во всем происходящем вместе с ними. И Нагачика без раздумий следовал призыву – прыгал на месте, подпевал знакомым песням и то и дело прижимался объятиями к улыбающемуся Канеки, который бережно расположил руку на талии партнера и, так уж и быть, повторял все движения за ним, вливаясь в общую атмосферу. Вдруг взгляд Кена зацепился за складную лестницу, ведущую прямо на палубу одной из проезжающих мимо лодок. Наверное, участники забыли ее убрать, когда выезжали на площадь, и этим просто невозможно было не воспользоваться. Смотря на то, как радостно Хиде наблюдает за шествием, Канеки хотелось сделать его еще более счастливым, хотелось, чтобы Нагачика запомнил этот день не только благодаря своим эмоциям, но еще и воспоминаниям, в которых он сыграет самую главную роль. Кен готов был на любую авантюру ради партнера, и свежий план созрел в голове необычайно быстро. Он был не особо безопасный, конечно, но разве это было важно? – Хиде, у меня есть идея, – Кен произнес решительно, сияя ровным рядом белых зубов, и ловко поймал руку парня своей. – Канеки, ты о чем? – непонимающе спросил Нагачика, которого резко вывели из транса лицезрения самого красочного парада в его жизни и потащили вплотную к ограде, заставив вскарабкаться на парапет. Нужно было еще преодолеть решетку и, ухватившись за нее свободной рукой, Канеки прикинул высоту прыжка. Хиде это точно было по силам, а значит, осталось лишь попросить парня или, вернее, поставить его перед фактом необходимости перебраться за грань, отделяющую зрителей от участников. Всего-то! – Хиде, ты мне веришь? – мягко уточнил Кен, сжимая ладонь возлюбленного своею. Нагачика, не сдержавшись, даже слегка рассмеялся. Глупый Канеки, зачем спрашивать очевидные вещи? Да еще и делать это столь невозмутимо и романтично, заставляя пульс участиться… Этот парень с платиновыми волосами и самым потерянным взглядом на свете был таким родным и жизненно необходимым, что Хиде, боже, готов был следовать за ним хоть в параллельную вселенную, хоть на дно бездны – хоть куда, это было совсем неважно. Это не было слепой верой в правильность, а, скорее, верой в самого Канеки, от и до, верой в него одного. До последнего рваного вздоха. Потому что Хиде любил. Любил до умопомрачения и до сотен недосказанных слов, которые смущали даже его самого, а потому навеки были заточены в собственной голове без возможности вырваться и закружить Кена в танце необузданных эмоций. – Конечно же, верю, милый, – и фирменная улыбка, согревающая Канеки в разы сильнее небесного светила. – Тогда повторяй за мной без лишних раздумий! И Кен, отпустив руку Хиде, вскарабкался по решетке, ловко оказываясь на другой стороне. Нагачика сглотнул, но времени на сомнения и правда не было, а потому он последовал за Кеном, без особых трудностей вскоре оказываясь рядом. К удивлению их обоих, на подобную выходку не обратил внимания никто: ни зрители, что были во всю поглощены парадом и бросали бусы прямиком на шею участников, ни те же участники, которые, отдаваясь танцам и шествию, совсем не замечали «новоприбывших» в своих рядах. Канеки, вновь схватив Хиде за руку для надежности, догнал медленно передвигающуюся лодку и взобрался на палубу по лестнице, помогая подтянуть и Нагачику, который делал все явно на автопилоте, как того и просил Кен. Это не могло не вызывать улыбки. – Всем здрасьте, – растерянно взмахнул рукой Хиде, когда они забрались на платформу и заметили на себе непонимающие взгляды других. Судя по возрасту участников перед ними, лодка принадлежала университету, и танцующие парни и девушки явно не ожидали, что кто-то из толпы зрителей решит присоединиться к их выступлению. Зрелище, конечно, было крайне забавное – останавливаться было нельзя, поэтому участники продолжали танцевать с слегка испуганными лицами, прищурено рассматривая Канеки и Хиде. Но нервно брошенное Нагачикой приветствие, похоже, действительно сработало, так как один из парней, присвистывая и прихлопывая в такт звучащей песне, вручил «новичкам» два разноцветных флага, и остальные участники на лодке радостно приняли их в свои ряды, вскидывая руки вверх, подбрасывая надувные розовые мячики и звеня миниатюрными колокольчиками. – Мы что теперь, тоже участники? – громко прокричал Хиде, чтобы Канеки, до сих пор тихо смеющийся от неверия в безусловную удачу своего поступка и умелого приветствия Нагачики, услышал его, несмотря на шум. – Похоже на то! – радостно ответил Кен, накидывая свой флаг на плечи и закрепляя его на своей кофте. Ему выдали флаг бисексуальности, и темно-розовая, фиолетовая полосы и полоса цвета индиго развивались за его спиной, пойманные легким весенним бризом с океана, даря зрителям еще больше красок. Хиде поджал губы от восторга, наблюдая за тем, как красиво выглядел Канеки, выделяясь на фоне остальной мишуры. Черно-белый, вырванный из другого мира, невесомый, будто во сне, он крепко стоял на движущейся платформе и улыбался ему, улыбался Хиде, и Нагачика мысленно щелкнул на кнопку, делая снимок без вспышки. Он запечатлел его в памяти таким – улыбающимся и счастливым. Запечатлел Канеки, принадлежащим лишь ему одному. И это было прекрасно. – Ты хочешь забраться ко мне на плечи? – спросил Кен, протягивая руку вперед, ловя ладонь Хиде и прижимая его к себе. Смотреть в глаза солнечному мальчику иногда тоже было больно, будто внутри все выжигалось, превращаясь в раздражающую пустыню. Тем не менее, у Хиде были самые теплые и искренние глаза во всей вселенной и, что там, даже за ее пределами – так считал Кен. Нагачика нежно чмокнул Канеки в губы и, по-прежнему не задавая лишних вопросов и не выражая опасений, прокричал для лучшей слышимости: – Конечно, хочу! Канеки рассмеялся. Дневной жар все не думал спадать, но сейчас он перестал быть помехой, и Кен присел на колени, позволяя Хиде забраться к себе на плече. Нагачика раскинул руки в стороны, чтобы держать равновесие, и Канеки осторожно поднялся, придерживая Хиде за бедра в самых ярких зеленых джинсах. Такой светлый, такой забавный… Нагачика заулыбался пуще прежнего, когда смог взглянуть на шествие с высоты. Людей за оградой было много, очень много, и лишь только он и Канеки смогли прошмыгнуть сюда, стать участниками, радуя взгляды тысяч сторонних наблюдателей. Кен смотрел на возлюбленного снизу вверх и, боже, даже не думал, что скулы может сводить от долгой широкой улыбки. А их сводит, и сердце сжимается тоже безмерно сильно, отдаваясь в груди ускоренным биением, так как лицезреть Хиде – высшей степени удовольствие. И сколько бы он этого ни делал, все кажется малым. Канеки жаждал большего, и всякий раз не знал, куда себя деть. Даже сейчас. Нагачика поспешно раскрыл выданный ему флаг и вскинул его высоко за головой. Розовый, желтый, голубой – флаг пансексуальности тоже взлетел, и Хиде на мгновение показалось, что он — супергерой, сражающийся за любовь и все ее проявления. – За равноправие! – несдержанно прокричал Хиде, и его воодушевленно подхватил гул других участников. – За равноправие, – тихо повторил Канеки, не сводя с Хиде взгляда. – За любовь, несмотря на преграды! – За твою любовь, – вторил Кен. Волосы Нагачики тоже развевались на ветру, и Канеки был согласен – ну точно супергерой. Разве что тоже его персональный. Хиде улыбался широко и жмурился, полностью растворяясь в радуге. Плечи Канеки были сильными, и его руки на бедрах Нагачики держали крепко, не позволяя упасть. Хиде не сомневался в своей опоре. На пляже справа верно ждали своей очереди сцена и цветастые магазинчики: парад – это центральная часть праздника, после которого все зрители приглашены смотреть различные музыкальные выступления, участвовать в конкурсах и наслаждаться последующим шоу. Канеки хотелось и дальше наслаждаться лишь только одним Хиде – кому нужны какие-то шоу, когда у тебя столь неземной прекрасный бойфренд? А Нагачике, к его собственному удивлению, сейчас отчего-то хотелось кричать. Кричать, чтобы выплеснуть свои эмоции, кричать, потому что ему казалось, что время поспешно утекало сквозь пальцы, и его было не остановить и не вернуть. Распахнув глаза, Хиде попросил опустить себя на землю. Их флаги по-прежнему развевались за спинами, и было все еще жарко и душно. Громкость музыки стала привычной и от этого почти не различимой, и Канеки осторожно прикоснулся к волосам Хиде, пропуская мягкие блондинистые пряди сквозь пальцы и бережно поглаживая. Нагачика улыбнулся, сомкнув свои руки на пояснице Кена, и нежно взглянул в его серые глаза исподлобья – Канеки, черт, теперь и правда выше его. Это отчего-то согревало даже солнечного мальчика. – Спасибо, что сводил меня сюда. Спасибо тебе за все, Канеки, – прошептал Хиде ему в самые губы. – Я скучаю по тебе. И поцеловал. Кен только хмыкнул и пожал плечами в ласковой улыбке сквозь поцелуй. Глупый Хиде, зачем скучать, когда он рядом и всегда будет вместе с ним? Он прижал Нагачику к себе крепче, приоткрыл рот, проникая глубже, и сохранил себе в памяти этот день, пестрые костюмы прохожих, проникновение на чужую лодку, образ счастливого возлюбленного на своих плечах и сладкий вкус его манящих губ. Хиде улыбался. Улыбался и, кажется, плакал. Хиде целовал благодарно и страстно, Хиде целовал Канеки по-настоящему влюбленно. Целовал, будто в последний раз.

***

Канеки сонно разлепил глаза. Перевернувшись на бок, он постарался сфокусировать туманный взгляд на настенных часах и тяжело выдохнул, когда понял, что явно провалялся в кровати дольше обычного из-за вчерашнего праздника. Тоука скоро должна вернуться в их комнату… Кен привстал на локтях и невольно коснулся пальцами своих губ, осторожно обводя их контур подушечками. Странно… Перед закрытыми глазами сияло подсолнуховое солнце, дыхание было на удивление сбитым, губы пылали, и чужое настойчивое прикосновение эфемерно чувствовалось до сих пор. Кажется, сегодня Канеки приснилось что-то приятное.