♫ xxxtentacion - never
Когда Мирон впервые улыбается ему, — открыто, искренне и широко, — Слава понимает, что конец настал. Он шепчет тихо Господу: 'Перестань, пожалуйста, перестань'. Боженька усмехается слегка ехидно, кладет миронову руку ему на плечо и говорит: — Пойдем выпьем, дракон. Говорит: — Выпьем, как победитель и проебавший. Слава покорно топает за своим наваждением, которое разбило ему сердце, ещё не догадываясь о его существовании, и в душе проклинает каждый свой шаг.***
У Славы в квартире скрипучие половицы и свечи с капающим воском, а Фёдоров такой терпкий, горький и коричный, что наполняет собой всю комнатушку и солнечный свет попадает исключительно в одну часть комнаты — туда, где Мирон. Он пишет и приходит крайне редко, и никогда не остаётся на завтрак, но Славик обжигается каждый раз, проводя руками по мягкой коже, и меряет дни его короткими поцелуями, а без них умирает в то время, когда его принуждают жить. Он хранит мелкие вещи, забытые Мироном, в стеклянных баночках, смотрит пустыми глазами в зеркало, встречая одинокие холодные утра, и клянётся, что это в последний раз, муруя Мирона в текст. Тот иронично лыбится между строк и качает головой, мол 'Ну, что Славик, извечный стеб, как легальный эвфемизм 'заметь меня. Я здесь — преданный и влюблённый'. Прекращай это дерьмо уже. Проходили'. Слава строптиво вздёргивает подбородок, мол 'отвали, это действительно последний текст/твит/подьеб', а потом вновь все желания в 11.11 тратит на единственного человека, что наверняка никогда не будет по-настоящему с ним.***
Карелин никогда не был слишком хорош в жизни, но Мирон все же считает его чертовски крутым. Слава горделиво расплёскивает свой фирменный сарказм вокруг, впервые поёт перед Фёдоровым и делает первый глоток свежего воздуха, возвращаясь под утро домой, пинает грязную траву и передразнивает восхищённых незнакомцев. У Мирона в доме стоят красивые увядшие цветы, пахнёт после-концертной депрессией и тяжелым дыханием. Они сидят за столом в темной комнате, делают завтрак из двух яиц и чудно молчат. Слава пропускает все блевотные вечеринки ради импульсивных рассказов Мирона Яновича; ради купленной специально для него зеленой зубной щётки; ради полочки для его изношенных ботинок. Он ощущает суррогатом все, что было до, а единственное за что пьёт и ставит свечи – тот смех, что тихо ночью и только для него. Фёдоров врастает в него, — прорастает, — и Слава чувствует глубокие стежки на собственной коже, будто кто-то пришивает его к Мирону — стежок за стежком. Он часто боится и хочет вцепиться в руку портного, изодрать к черту кожу, выдрать неровные швы с мясом и кровью. Вытеснить гребанного жида из себя. Слава слишком поздно понимает, что нитку в иголку вдел он сам.***
Слава всегда знал, что Мирон отличный солдат и никогда не оставляет врагов в живых. Он клянёт Отче почем зря, потому что сам виноват. Господь хмурится сердито и говорит: — А на что ты рассчитывал, Славик? Что свечки за здравие и в каждой молитве шёпотом твоё имя? Карелин качает головой, мол 'нет, Отче, мне молитв уже не надо. Моё разбитое уже не отпоют'. Он чувствует сиротство, когда Мирон убирает полочку для его изношенных ботинок, отдаёт зеленую зубную щётку и выбрасывает красивые увядшие цветы. Он смотрит прямо в глаза и говорит: 'Один:один, Гнойный', и тихо хлопает дверью. А Славик стоит со сквозным во всю грудь и сквозь него окно видно, ночное небо там такое ясное и звёздное, впервые за долгое время, а он дымится весь слегка по краям, пшшш. Слава смеётся гортанно и немного истерично, и шепчет в звездное небо: Король вернулся! Да здравствует король!