Ценности жизни

В первый свой час, Часы пробили раз. Упала роса, Часы пробили два. Взрос росток росы, Часы пробили три. Во дворе двери закрыли, Часы ударили четыре. Обернулась жизнь вспять, Часы пробили пять. Не дай… Не дай часам бежать, Пора тебе в ту дверь стучать…

      Это был обед, где-то около двух часов. Он неожиданно появился в моей квартире, в моей жизни. И принёс за собой кучу вопросов. Но не оставил времени для нахождения ответов на них. Мне пришлось прервать все свои планы на ближайшую неделю. Все идеи и желания, что я хотела реализовать, были бесцеремонно прерваны незнакомцем из прошлого…       Он способен свести с ума. Нет, не харизмой или обаянием, (хотя, полагаю, что ему это, как раз плюнуть), а своим поведением и несовместимым образом жизни по меркам XXI века. Он ужасно задыхался, когда вдохнул нашего воздуха. Конечно, столько смога и химии в кислороде. Дошло до того, что люди покупают чистый воздух в дом. А тут, человек, из восемнадцатого века, прямиком с Американской войны за Независимость. Но проблема не в воздухе и не в образе жизни. Я с первого взгляда поняла, что человек, которого я увидела в этот обед, пережил много страшных событий в жизни. Сам он, кажется, на вряд ли расскажет, поэтому, я решила обратиться к интернету. Но ничего не нашла. Совершенно. Его как будто не существовало вовсе. Но, если так, то откуда он? Когда интернет не помогает, на выручку приходит психология и дипломатия. Мы прогуливались по городу каждый день, на протяжении двух недель. И вот четырнадцатый раз. Мы сидели в очередном парке на очередной скамейке, я наблюдала за всем, что видела, а он поражался чистоте нашей природы в чертах города и любви людей к этому миру. (Конечно, он ведь ещё телевизор не смотрел.) — Вы, похоже, и вправду так трудолюбивы… — с лёгким удивлением заметил он, теребя рукава своей новой рубашки, вот уже на продолжении получаса. И это ясно. Человек, привыкший ходить в таком виде лишь перед своим отражением, не будет выходить в свет без сюртука. — Вы про тех людей в костюмах? Или про тех, кто часами листовки раздаёт? — Про тех и про других. — Что ж, чаще всего это вынужденная мера. Разница лишь в том, что кто-то находит работу, а кто-то гниёт на помойке. — Хэйтем странно взглянул на меня. Я до сих пор дёргалась от его взгляда. Он был мне не привычен. Этот взгляд таил в себе много чёрных тайн. — Что-то не так? — Я всё ещё не могу привыкнуть к таким откровенным нарядам нынешних дам, и… — он немного помедлил. — Всё же, вы очень грубы в словах. Я рассмеялась. — Да, раз уж увидели, значит это так, — я решила ничего ему не говорить по этому поводу, дабы избежать проблем. Хотя… — Возможно, тут ещё и семья постаралась. — Да, вы что-то упоминали об этом, — я мигом вспомнила момент моего эмоционального всплеска при нём. А, ведь, этого никто не должен был видеть. — Я хорошо запомнил, — эта фраза заставила улыбнуться. — Ну, не только вам суждено так беситься… — Я неимоверно рад тому, что вы не дошли до моей рапиры, а то сломанным столом мы бы не обошлись, — это была одна из редких его шуток, так хорошо помогающих увидеть ситуацию немного иначе. — Вы себе льстите, Хэйтем. Я бы её даже не подняла. — Я считаю иначе, — он на немного задумался. — Всё же, мы с вами так и не закончили разговор. Что же для вас значит «вернуться домой»? — Ну, наверное, придти в определённое место и быть счастливой. Обнять родного человека и сказать, то, что не договаривают перед самой смертью. Сказать это точно без каких-либо вероятностей. И, я думаю, что без любви, какой бы она не была, нельзя понять, что есть дом. Что есть счастье, — его, видимо, очень сильно трогает этот вопрос, раз он его поднимает вторично. — Любовь… — одними губами прошептал он и обернулся в небосвод. Он был ярко голубого цвета, как и подобает летнему дню. — Так что, между любовь и дом можно смело поставить равно, но опять же, учитывая, что есть влюблённость. Они с любовью стоят в опасной близости. Не знаю, почему я так рассуждаю, ведь любви толком и не чувствовала… — Вы верно рассуждаете, София, — голос мужчины был печален. И я насторожилась. — Спасибо, но… — я на секунду замешкалась, что если он не правильно вопрос поймёт? — У вас печальный любовный опыт? Вы можете мне рассказать, если хотите, — он задумался. Я заметила, как он отвёл взгляд на дома, стоящие на горизонте и нахмурил брови. Решается. — Я не настаиваю, но вижу, что этот опыт довольно печален. И хочу сказать, чтобы вы не закрывали своего сердца. Ваша жизнь не такая уж плохая, и… — Я убил человека в десять лет, — как гром среди ясного неба. Сказать, что я была поражена, ничего не сказать. У меня не было слов для ответа. Его проблема не в любви. — Вы чувствовали когда-нибудь себя потерянной? — Доводилось, — он начинает нервничать. Ярость затуманивает его глаза. Он встал и продвинулся в направлении моего дома. Я была ошарашена. — Хэйтем! Стойте! — Я зол, София, прошу вас не нужно меня сейчас трогать, — чёртова английская вежливость… — Хэйтем Кенуэй, если вы сейчас же не расскажете мне всё, я… — он резко остановился, развернулся и посмотрел мне в глаза. Я боюсь пауков, до смерти. Думала, что они пик ужаса. Но тут я поняла, что передо мной человек, чей взор заставил меня замолчать. Мне страшно представить, что он сможет сделать своими руками со мной. — Вы знаете, как заканчивают те люди, что угрожают мне? — он начал подходить. Страшно. Дыхание прерывается. Сжимаю руки в кулаки и пытаюсь не обращать внимания на его агрессию. — Хэйтем, агрессией вы ничего не решите. — Да вы что?! Я не умею по другому, — яростно прошипел он. — Я купаюсь в крови! И буду купаться в ней до конца жизни! — он постепенно повышал тон. И я поняла, что ему нужно выговориться. Плевать, что это будет, он не должен чувствовать себя одиноким. — Потому что, масштабы моих убийств невероятно огромны. Я каждый вечер не могу заснуть, потому что вижу взгляды всех этих людей. Я вижу слёзы матерей и отцов. Я их слышу! Каждый чёртов день. Эти грехи не отмолить! Меня заставляли убивать обманом! «Всё во блага нашей благородной цели!» Но, что за цель мне так до сих пор никто не сказал! Потому что её не было! Я гнался за пустотой! Смерть тех детей у Генуи! Смерть солдат, доверявших мне! Смерть моего отца! Все это было напрасно! У меня нет ничего! Ты понимаешь? Ничего в этой жизни! Но я стою, я живу и этого достаточно! Мне стыдно и страшно за то, что я сделал, но минувшего не вернёшь, София!.. — Мужчина был на грани срыва. Все эмоции трудно сдерживать. Это практически невозможно. — Не вернёшь… Я был потерян с десяти лет. Я жил в тумане пятнадцать лет! Был в полном неведении о своём отце и целях! Я был обманут! Я потерял всё, даже не приобретя! Ты понимаешь каково это, София?! Понимаешь?! — тело мужчины пробивала дрожь, кулаки его сжимались и разжимались. Он находился в опасном состоянии для окружающих людей. Мимо нас рисковали проходить, и работающие люди решили поменять свою контрольную точку. Мы, можно сказать, были одни. — Хэйтем… — мне не хватило больше слов. Шаг. Он опустил голову и шумно дышал. Был похож на быка. Шаг. Хэйтем поднимает голову, смотрит… Теперь его взгляд меня не отталкивает. Я заметила, что цвет его глаз приобрёл блестящий серый, вместо тёмно-серого. В его взгляде играли проблески солнечных лучей. Он был свободен. Ещё один шаг. Вглядываюсь и вижу глубокую печаль. Вижу разочарование. Мне становится больно. Я протягиваю руки ему за пояс и притягиваюсь, как можно ближе, зарываясь в его белоснежной рубашке. Спустя несколько мгновений он обнял в ответ. — Видишь, как легко тебе теперь? — я не удивлена, что не услышала ответа. На улице светило солнце. Как и всегда, но заметили мы это только что. Небо было ясным, голубым. Воздух был прохладным. Душа была чистой, а счастье простым.