Микро

Берлин тесен       Кира встречала его со сложенными на груди руками. Ничего хорошего это обычно не предвещало. Рихард лихорадочно стал прикидывать, что могло пойти не так. Ключи не отбирал, друзей в его отсутствие приводить можно... неужели денег на банковской карточке не хватило для похода по магазинам? Или ещё хуже — в школе срочно захотели задать оригинальную домашку в стиле «а сделайте вместе с родителем»? Только этого не доставало для счастья.       Они только-только закончили снимать первый клип для их нового альбома. Два дня напряжённых съёмок «Mein Teil» — и это чтобы его ещё и дома встречали угрюмо? Но, Кира, похоже, эмпатию проявлять не собиралась:        — Пап, можешь объяснить, почему тебе вечно позорить меня надо, а? Рихард опешил и так и сел, даже не дорасшнуровав один кроссовок. Отнюдь не таких претензий он ожидал...        — Одноклассница сегодня видела тебя, полуголого, перемазанного чёрти чем, ползающего в непотребном состоянии по центру Берлина, — возмущённо продолжала Кира, всё больше и больше распаляясь.       Рихард поморщился и устало облокотился на стену. Захотелось отмотать время на несколько часов назад и хорошенько настучать Зорану по голове, чтобы он всё-таки оцепил место съёмки. Это тебе не павильон, тут просто так приватности не будет. Ну как знал ведь, что кто-нибудь из потенциально знакомых увидит. Правда, Кира молчание истолковала по-своему и перешла в наступление:        — Ты опять, да? — она с укором посмотрела на уставшего родителя. — Ну ты же обещал больше с дядей Тиллем так не напиваться!        — Да я... да это... Да мы же клип снимали!       В голосе Рихарда слышалось абсолютно искренне праведное возмущение, но Кира всё равно недоверчиво изогнула бровь:        — Ага, ещё скажи, что та баба, которую с вами видели, — это Шнайдер переодетый.        — Ты не поверишь, — Круспе как ни в чём не бывало вернулся к кроссовку. — Именно он! Ты бы видела, что он вчера в таком виде вытворял!        — Танцевал стриптиз? — девочка фыркнула. — Ну что ты придумываешь такое. По-твоему, взрослый человек Шнайдера от бабы не отличит?       Рихард растерянно почесал затылок:        — Да знаешь... Мы и сами-то его не всегда...        — Это бесполезно, — закатила глаза Кира. — Что ещё выдумаешь? Есть иди.       Рихард посмотрел вслед уходящей дочери и вздохнул. Наверное, надо попросить Зорана, чтобы не затягивал с монтажом. Осторожнее с желаниями        — Тс-с... — вдохнул Рихард, стараясь как можно аккуратнее сесть на член лежащего Тилля.        — Не ной, — Линдеманн сосредоточенно придержал презерватив, а затем поправил выбившиеся из-за уха волосы Рихарда. — Сам же хотел побыть сверху...        — Знаешь, — Круспе жарко выдохнул, — вообще-то я имел в виду кое-что другое, — он стал медленно двигать бёдрами. — Уж точно не позу наездника. Не стреляйте в пианиста¹       Отвратительные звуки. Тилль в который раз постарался абстрагироваться от окружающего шума и тоскливо поглядел в окно.       Чёрт бы побрал эту дурную погоду, ещё и выпавшую на выходной, который они себе обещали в написании нового альбома. Надеялись, наконец, осмотреть окрестности снятого особнячка, но ливень со штормовым ветром нагло показал этим планам фигу. Теперь все расползлись по своим комнатам, а Тилля угораздило засесть с блокнотом в гостиной в поисках вдохновения.       Следовало бы догадаться, что стоящее тут пианино непременно привлечёт Флаке, как варенье муху. А теперь даже убежать никуда нельзя — этот непременно обидится и дуться будет дай бог неделю (и не дай бог — две). Тилль раздражённо вырвал очередной лист с испорченным стихом из блокнота. Тут сосредоточишься. Зато Лоренц, чинно устроившись за старым инструментом с добытыми откуда-то нотами, увлечённо набрякивал и пел романсы Шуберта. Вернее, пытался петь. В таком исполнении с трудом верилось, что это гениальная музыка, заставляющая душу трепетать. Да в лучшем случае барабанные перепонки! Хотя Кристиан, безусловно, мнил себя как минимум вторым Карузо.       Не выдержав к третьему романсу накала страстей, Тилль запустил в певуна скомканным листом. Увы, и тут неудача: лист, ударившись о сборник нот, отрикошетил на клавиши и оттуда скатился на пол.        — А вот и мимо! — довольно заключил Лоренц, растягивая слова на мотив романса. Издевается, мерзавец.        — Ничего, — Линдеманн мысленно прикинул количество листов в блокноте. — Зато хоть кто-то из нас попадает в ноты! ¹ — если он не запоёт. Точки зрения        — С ней всего-то погулять надо и покормить потом, — Тилль выглядел умоляюще. — В крайнем случае, ещё и спать уложить, а я после обеда сразу вернусь и заберу её.       Рихарду страшно не хотелось отказывать, но иначе он не мог. Волею судьбы мама у Неле и Киры была одна, а значит, он тоже оставался с ребёнком один на один в самый неподходящий момент:        — Да она же у тебя та ещё юла, — Круспе развёл руками. — А мне за Кирой следить надо...       Он смотрел, как Тилль торопливо собирает вещи, и где-то в глубине души назревало осознание, что Линдеманн уже всё за него решил.        — Вот ты одним глазом за Кирой, другим — за Неле... — убедительно пробормотал Тилль и замер. — Ой, прости.        — Очень смешно, — Рихард, изрядно помрачнев, сложил руки на груди. — Ладно, попробую. Извращения       Тилль со скукой откинулся на спинку кресла. Сам виноват. Он же прекрасно понимал, что одногруппники, встретившись после долгого перерыва, в первую очередь будут обсуждать музыку и идеи аранжировок. А до его текстов пока доберутся... По крайней мере посидеть дома час-другой за чем-нибудь более увлекательным он мог себе позволить. Чувство ответственности не позволило, чтоб ему. Даже поесть толком не успел.       А ведь это мысль — пока Тилль не нужен в разговоре, ему вполне по силам заняться приготовлением какой-нибудь нехитрой закуски из того, что они все принесли с собой. Решив, что это действительно лучше, чем мозолить остальным глаза кислой физиономией, Тилль резво двинулся на территорию импровизированной кухни.       Первым принюхался Шнайдер. Что там чистит Тилль? За ним и остальные стали вглядываться в нечто на разделочной доске. Яблочко? Манго? Может, лимон? Всё мимо. Картофель.        — А ты знаешь толк в извращениях, — поморщился Оливер, глядя на разводы крахмала на ноже.        — А то! — Линдеманн звонко откусил от картофелины большой кусок и продолжил говорить с набитым ртом. — Это ты ещё тексты не читал. Загляни в сумку ко мне...       Похоже, новый альбом обещал быть полон новых экспериментов. Месть       Пауль широко зевнул. До репетиции оставалось ещё почти два часа, пришлось встать в безбожную рань, зато теперь было за что себя похвалить. Он достал принесённый из дома кусок мыла и уселся за барабанной установкой со всем шнайдеровским запасом палочек. Это был оптимальный вариант. Подсолнечное масло бы подозрительно блестело и идентифицировалось на ощупь практически сразу, а вот мыло успеет высохнуть и станет скользким только в самый разгар работы, когда у Кристофа вспотеют ладони.       Пауль улыбнулся своему плану. Это-то он точно заметит. И будет знать, как не замечать ухаживания Ландерса. Кризис среднего возраста        — И в группе меня не любят! — громко увещевал Тилль в кухонном отделении туравтобуса, сидя в обнимку с полупустой бутылкой текилы. — И группиз меня не любят!       Видимо, от избытка чувств, Линдеманн уже и обычную речь рифмовать начал.        — Что, неужели опять хреновый портрет передали? — шёпотом поинтересовался Шнайдер у Рихарда, наблюдающего за излияниями души.        — Не, хуже, — отозвался тот. — Местный трансвестит не дал. Наша мама!²       Картины на выставку в честь дня матери рисовали всей большой семьёй. Разве что Марайка опять куда-то уехала, но остальные не слишком-то из-за этого расстроились. Зато за большим столом не тесно! Тилль с Неле и Рихард с Кирой увлечённо продумывали композиции рисунков, одни для школы, другие — для детского сада. Правда, рисовали в итоге, в основном, папы, а девочки только подбадривали и изредка указывали, каким цветом покрасить маме волосы.       Тилль, помня про рисунок для «наших пап», аж язык высунул от усердия. Уж он постарается, чтобы и его бывшую жену в школе знал каждый!        — У мамы, конечно, волосы чёрные, но ведь зелёные с жёлтым — гораздо красивее! — рассуждал он, рассматривая набор карандашей.        — Ага! — развеселилась Неле. — И розовые ещё!       Рихард тоже не отставал. Он результаты выставок не видел, но Кира ведь наверняка будет переживать, если рисунок получится некрасивым. Так что самое время забыть, что рисовать не умеешь со школы, и прилежно возюкать кисточкой в гуаши.        — Пап, а ты подпишешь? — осторожно спросила Кира, глядя, как на бумаге одна за другой появляются относительно знакомые черты. Ей как-то читали, что все известные художники свои работы непременно подписывали и как-то называли. А ведь папа так старается, что точно получается не хуже, чем у них! Только вот она пока писать не умеет...       Рихард кивнул: ну, это-то он запросто! Только краска высохнет.        — А ты? — Неле с любопытством заглянула Тиллю через плечо.        — Так ты же умеешь писать, тебя даже за почерк в школе хвалят.        — У тебя всё равно буквы красивее выходят, — вздохнула девочка. — Я хочу, как ты.        — Так вот и надо упражняться, — Тиллю почему-то показалось, что самое время включить мудрого отца. Впрочем, мысли в голове быстро переменили направление, и он, неожиданно для Неле, согласился: — А хорошо! — Линдеманн потянулся за самым ярким карандашом. — Папа обещал помочь — значит, папа во всём поможет! — Мара-мо-йка... Лин-де-манн, — прочла внимательная Неле. — Пап, ты ошибся тут! Зачеркни. — Не, вот как раз тут я не ошибся ни капли, — довольно заявил Тилль. Но лишний слог под выразительным взглядом Рихарда всё-таки зачеркнул. ² — продолжение «Наших пап» (см. Часть 9). Крошка сын к отцу пришёл... (осторожно, стёб)        — Пап, мы сегодня в школе с пацанами мерились, у меня — больше всех!       Мартин с недоумением посмотрел на сына поверх газеты. В его времена подростки в таких ситуациях гордились результатом, но Кристоф почему-то выглядел скорее расстроенным:        — Вот в кого я такой, а? — не унимался он. — Скажи, в кого у меня это?        — Да, знаешь, у всех в нашей семье проблем не было, — удивился Мартин. — Вот взять, к примеру, меня...       Но договорить ему сын не дал:        — Да ты-то здесь при чём? — Кристоф махнул рукой и снова шмыгнул носом. — Что я, не вижу, что ли...        — Да что ж такое... Мартин даже газету отложил подальше — кажется, его честь в этом доме задета! — Антье! Тут какая-то непонятная трагедия, ты в курсе?       Жена из кухни появилась незамедлительно, вытирая руки о передник. Уж она-то должна объяснить внятно, что происходит в их школе.        — Знаю уже, — Антье подошла к Кристофу и стала осторожно гладить его по голове. — Бывает, не расстраивайся, родной. Всё наладится, вы ещё вырастете...       Но Кристоф от этого расстроился окончательно:        — Да куда ж ещё-то? В классе только у одной девочки больше!        — Это у которой? — осторожно спросила Антье.        — У Хельги Хорст!        — Ну, у Хельги да...       Мартин буквально чувствовал, как мозги стали медленно закипать:        — Да вы с ума сошли, что ли? Что там у девочки больше?       Но Кристоф почему-то только разозлился:        — Издеваешься, да? Хочешь, чтобы я вслух сказал? Нос!       В этот момент взгляды на современный досуг молодёжи у Мартина перевернулись с ног на голову. Примите меры!        — И ещё отдельно хотела бы обратить ваше внимание на внешний вид детей! — классная руководительница Киры сурово оглядела притихших родителей, и каждый из них старательно стал делать вид, что что-то конспектирует. К ним, конечно, эти правила не относились, но колючий взгляд очень хорошо будил воспоминания о собственной школьной молодости и вызовах на педсовет. — У нас образцовая школа! Дети должны приходить обязательно опрятные, в форме, если у девочек украшения, то только неброские. Волосы чистые, собранные в причёску, и никаких окрашива...        — Извините, я немного опоздал...        — ...ний.       Марайка медленно прикрыла голову рукой. Ну она же ясно сказала: нечего ходить на собрания, не позорь дочь и меня заодно. Нет же. Приспичило Круспе поиграть в эталон отца. Перед очередным туром — молодец, Рихард.       Весь родительский состав вместе со строгой учительницей старой закалки с ужасом смотрели на огненно-рыжий «ёжик» на голове у Круспе и серёжку в ухе. Рихард, понимая, в чём дело, медленно становился пунцовым... Красота³        — Я, вот, думаю: мы же в самых красивых городах мира бываем, — Оливер задумчиво стал перебирать закупленные за последнюю неделю открытки. — Надо бы как-нибудь Эмму с собой взять. Пусть посмотрит хоть, а то ребёнок и не видит мира толком дальше Берлина. А тут — красота!       Он, наконец, выбрал пару особо, по его мнению, изящных карточек и зашарил по столу в поисках ручки.       Ландерс, старательно выведя последнюю закорючку, только флегматично хмыкнул:        — Угу. А ещё Тилль рыгает на громкость, Рихард тискает фанаток за кулисами и Эму материт технический персонал, — он наклеил почтовую марку на место и обернулся к озадаченному Олли. — Уверен, что эту сторону мира тоже показать дочке хочешь?        — М-да, — только и протянул тот. — Может, пока открытками и правда лучше... ³ — «На столе — почтовые открытки: Пауль и Олли посылают весточки семьям из любых городов, в которых мы бываем». (Кристиан Лоренц, «Сегодня день рождения мира»)