Микро

       Красный маркер       — Во время выступления, — Рихард обвел группу взглядом и поправил сползающую повязку, — мы должны… — далее последовали длительные излияния о том, что раз Тилля нет, а на сцене с ними сам Мэнсон, главным назначается лидер-гитарист. Внятного плана так и не прозвучало.       — Что смешного? — самопровозглашенный лидер потер лоб, чем в очередной раз вызвал прямо-таки нездоровое хихиканье ударника и ритм-гитариста. — Мы не должны облажаться. Ни-о-дин. — Колоритнейшее выражение лица. В прямом смысле: по физиономии герра Круспе радугой расходились полосы и не очень приличные выражения на нескольких языках.       — Кто-то должен сказать… — протянул вслед взбешенному согруппнику Кристиан. А Пауль с нехорошей улыбкой спрятал в карман красный маркер.        Утренняя газета       — Я неотразим! — фраза прозвучала странновато. Даже для Круспе.       — Поздравляю, — фыркнул Шнайдер, не отрываясь от утренней газеты со статьей про кризис среднего возраста: «В рамках нормы…»       — Нет, я с-сер-рьезно… — отражение должно было побелеть, но его банально не было.       — Посмотри за зеркалом. Оно явно комплексует, не справляясь с конкуренцией, и прячется где-то там. А все потому, что кто-то слишком много… — «Нет, злить нельзя», — ударник не без тревоги обозрел бицепсы любовника, — ходит в спортзал!       — Шнайдер!       — Что? Это был комплимент! — похоже, чтение накрывалось: кризис выходил какой-то буйный, если не сказать «буйнопомешанный».       — Да? — Рихард оглянулся и, внезапно успокаиваясь, облизнулся:       — А у тебя шея красивая…        Алмазные копии       Вечеринка в гномьем домике проходила весело и дружно ровнехонько до тех пор, пока Штайновцы не решили, что неплохо бы уже пожрать. Но мало того, что холодильник, сука, пустой, так еще тарелки маленькие и чем-то уже заляпанные. Слава белоснежке, консервы нашлись.       — Из, — Кристиан презрительно (а может и нет — очки у него уперли еще с полчаса назад) сощурился, — этого есть? Ну, извините…       — Герр возжелал алмазных копий королевских приборов? Мы сейчас гномы, Флаке! Гномы! Так что заткнись и жри, — ритм-гитарист вывалил содержимое банки на макушку так кстати сидящего клавишника, — что перепало.       — А гном-то сейчас огребет… — Из Оливера вышел бы неплохой пророк: начиналась погоня. Хрустальный фонтан       — Гамбург. — Игра в города продолжалась уже несколько часов: проиграть Тиллю значило найти на свою задницу таких приключений, что даже видавший виды Ландерс не был к этому готов. Во всяком случае, без боя.       — Было. Не фон-тан… — в этом звучала недвусмысленная угроза.       — Тебе не понравилось? Ну, тогда… — Пауль напрягся, пытаясь вспомнить хоть какой-нибудь город. — Гусь-Хрустальный!       — Фонтан. Так, а где это? — странное название не вызывало у считающего себя начитанным вокалиста доверия.       После долгого и безуспешного поиска населенного пункта на карте мира Пауль обреченно повернулся и, сглатывая, стянул штаны. Тилль ухмыльнулся: на этот раз он планировал расширить географию приложения извращенной фантазии на один веснушчатый зад.        Волшебное зеркальце       Попало как-то в руки к Оливеру свет Риделю зеркальце волшебное: заглянет — и все что захочешь увидит. И кто Тиллевы тапочки спер, и кто кошку Флэйка замучил, и даже чем там в кладовке Шнайдер с Рихардом гремят. А то и Анжелину Джоли увидеть можно. Ценный артефакт! Завел под него басист целую комнату: ходит туда, чаи попивает, пыль с зеркальца стирает. Красота!       Вот только поговаривают, от таких возможностей хотелка у бедняги взяла и отвалилась. Придет бывало к нему в комнату окаянную жена, улыбается, намекает всячески, а он никакого внимания. Сидит и что-то там обдумывает. И улыбается так загадош-шно, как наперед все знает.        Желтые хризантемы       Тилль пошевелил пальцами, подбирая очередной элемент композиции, состоящей по большей части из не очень одетого согруппника и случайных вещей. Выглянув в окно, он приметил недавно высаженные хозяином желтые хризантемы.       — Сейчас буду. — Шнайдер пришел в неслабое недоумение, созерцая сперва уматывающего куда-то вокалиста, а пятью минутами позже — выслушивая лекцию о необходимости использовать одно из отверстий его тела в качестве вазы.       — Тилль?!       — У Босха было — а мы чем хуже? — фронтмен искренне не понимал — либо делал вид, что не понимал — возмущения Шная.       Ударник возвел глаза к потолку. Протестовать было поздновато — примотанных к велосипеду, как правило, не спрашивают, — но надежда умирала последней.        Фиолетовый муравей       — Муравей? Фиолетовый? — на всякий пожарный переспросил Лоренц.       — Ага. А вчера были мыши, — уверенно заявил ударник. — Тоже фиолетовые и очень страшные.       В существовании последних клавишник сомневался, зато белочку был готов продиагностировать хоть сейчас. Нельзя, нельзя так, Шнай! Хотя стоп. Этот же не пьет. В смысле вообще. Когнитивный диссонанс погнал Флаке по кухне, заставляя полубессознательно открывать шкафчики и выгребать оттуда все подчистую.       — Нет, нет тут никого! Видишь?       — Мать вашу… — Взору ошалевшего Кристиана и торжествующего Шнайдера предстало фиолетовое существо, идентифицированное как mus musculus — или, проще говоря, мышь домовая.       Психическое здоровье ударника было реабилитировано, но повис вопрос «Какая падла добавила в пищевые красители сахар».        Акварельные краски       Кира села за стол в репетиционной и достала акварельные краски, морщась от гремящей музыки. Кажется, школьное задание «проведи день с папой» оказалось тюрьмой для обоих: нельзя материться — нельзя бегать, нельзя исполнять половину песен — нельзя пойти к подруге…       — Можно посмотреть? — в перерыве наклонился над дочкой Рихард. Она безразлично пожала плечами. Секунду спустя на бумаге появилось большое темное пятно.       — Что это? — без особого интереса спросил мужчина. Ему страшно хотелось курить, но в студии был ребенок, и с этим приходилось считаться.       — Ты.       Гитарист задумался — и тут же отбежал, прячась за барабаном — тот действительно смахивал на здоровенную кляксу.       Впервые за день девочка улыбнулась.