Хватит и на две вселенные

      Доктор приглаживает длинные светлые волосы, все еще пытаясь свыкнуться с новым образом; Доктор частично играет сам с собой, заставляя себя думать о глупых вещах, но частично и боится: новый опыт, совершенно новый опыт.       Доктор обращается к ТАРДИС — инстинктивно, не формулируя мысль полностью, зная, что та поймет; а может быть — лишь надеется, но не позволяет надежде обрести четкие рамки и границы, ведь тогда ее можно будет разрушить, но как разрушить то, чего будто бы и нет?       Доктор играет сама с собой, играет со Вселенной — то ли шутливо, то ли всерьез — но ротор ТАРДИС приходит в движение, и она задерживает дыхание: где материализуется машина времени, так прекрасно знающая ее?       ТАРДИС — знает, и молчит; наглухо закрывшись, лишь передает мельком будто бы искристый огонек надежды. И замирает: все еще страшно, все еще опасно, все еще неизвестно, сработает ли — да, Галлифрей теперь существует, как и Око Гармонии, а значит, связь не утрачена, но все же…       Доктор открывает дверь, не зная о тревогах собственного корабля; открывает дверь, не глядя на мониторы — даже если ошибка, пусть. И выдыхает, завидев в небе гладкие пузатые дирижабли.       Доктор знает, что случайности неслучайны, а еще Доктор в совершенстве владеет искусством подстраивать случайности, поэтому когда в кафе, где она сидит и пьет вот уже пятую чашку чая, нетерпеливо постукивая пальцами по столу, заходит Роуз, Доктор старательно делает вид, что не замечает ее. На самом деле, краем глаза она отмечает — все. Немного изменившуюся походку; самую капельку изменившуюся фигуру; взгляд — немного более грустный, немного более жесткий, но все же знакомый. Она разглядывает бывшую спутницу, уже не обращая никакого внимания на то, что та давно все заметила, стоит прямо перед ней и смотрит в глаза — губы сжаты, но она будто в то же время и сдерживает улыбку.       — Мисс, я могу вам чем-нибудь помочь? — интересуется Роуз и тут же ставит чашку с горячим ароматным какао на стол, не дожидаясь разрешения. Доктор только кивает головой: голос, такой родной и не то, чтобы забытый, но так давно она не слышала его именно таким — новым. Доктор молчит и ждет новых слов Роуз: потому что новые слова запечатлеются в ее памяти и позволят вспоминать ее потом.       Она точно знает, что не останется и не задержится. Воровка — ну, по крайней мере, она ворует у самой себя. В некотором смысле.       — Вы в порядке? — озабоченно переспрашивает Роуз: на ее лице — волнение, тревога, сочувствие. Искренние, нежные, теплые — она и забыла, каково это рядом. Доктор прекращает размешивать в чашке сахар — чем, похоже, занималась последние несколько минут — и жестом приглашает Роуз присесть рядом, хотя та уже садится, опережая буквально на долю секунду неловкое приглашение.       — Вызвать доктора? — продолжает допытываться Роуз, и тут она — Доктор — не выдерживает. В чем тут дело — то ли в голосе, то ли в слове, то ли просто в том, что Роуз так близко — она и сама не знает, но она вдруг просто вываливает на нее массу информации, перечисляя какие-то имена спутников, словно в попытке что-то доказать; рассказывает о том, как взяла — взял — но вообще все же взяла, поскольку в данный момент лингвистически правильно будет все же «взяла» — ее за руку в том подвале с манекенами, и как они бежали — ах, как они бежали — но тут всплывает что-то иное в памяти, и она замолкает, оставляя Роуз в тишине.       И Роуз молчит: только разглядывает ее, так же пристально, как она разглядывала ее пару минут назад — или вечность назад — или две вечности вперед. Доктору кажется, словно их временные линии столкнулись только что и коллапсируют, и что она должна что-то удержать, обязана, но не может.       Роуз смотрит на нее и, наконец, произносит:       — Я ведь не смогу тебя удержать, да?       — Нет, — сокрушенно отвечает она. — То есть, наверное, технически — да, но… Но скорее нет. Практически нет. Не ты, а я — столько всего было, Роуз, если бы ты только знала. Я неправа — мне не нужно было приходить сюда, это неверно все, глупо и рискованно…       — Ой, ну сколько можно, — широко улыбается Роуз — и тут же становится той самой Роуз.       — Ты счастлива? — глупо и невпопад спрашивает Доктор.       — Ну… — прячет глаза Роуз. — Счастье, как выяснилось, довольно многогранная штука. Можно быть счастливым и несчастным одновременно.       И Доктор понимает, что не знает кое-чего довольно важного.       — Сколько лет прошло для тебя?       — Тридцать пять, — улыбается Роуз. — Разве не заметно?       — Я не заметила, — честно отвечает Доктор и ловит насмешливые искры недоверия в глазах Роуз. — Откуда мне знать! — пытается она оправдаться. — Люди, ваша ничтожная продолжительность жизни…       Роуз морщится, и Доктор понимает, что перешла грань — ту, которую так давно привыкла переходить в прошлом воплощении.       — Прости… — бормочет она. — Я давно не говорила «прости». Нет, не так. Я давно не говорила «извини меня». Я была неправа. Я столько раз была неправа!       — Ага, — легко соглашается Роуз и делает глоток холодного какао. — Например, тогда, на пляже. Ты была очень неправа.       — Я знаю — но я думала, так будет лучше для тебя.       — И я тебе поверила.       — И?       — И лучше не было, — отрезает Роуз. Доктор понимает, что коснулась темы, на которую Роуз разговаривать не станет — по крайней мере, сейчас.       — Знаешь, странное дело: вселенная будто всегда подбрасывала мне напоминания об этом, вот только я не всегда хотел их видеть, — задумчиво отвечает Доктор. — Может быть, мне стоило бы чему-то научиться. Моя прошлая спутница… Билл — она бы тебе понравилась — тоже поверила мне, когда не должна была. И умерла. Нет, хуже чем умерла.       Роуз кивает головой. Она не хочет говорить — но хочет Доктор.       — А до нее? Расскажи мне о всех. Чему они научили тебя?       — Ну, до нее… До нее была Клара, но я не помню ее. Порой я кое-что вспоминаю, но тогда же понимаю — к счастью, что не помню. Это было… Больно. Плохо.       — Ты любил ее? Или любила? — Роуз будто смеется, но Доктор видит, что ответ на вопрос ей крайне важен.       — Нет… Это была не любовь. Это было нечто темное и страшное, что случается иногда между двумя слишком сильно стремящимися стать кем-то другим людьми. Я рада, что не помню этого. Мне кажется, это было темное время. Очень темное.       — А до того?       — А до того были Понды — сразу двое, представляешь? Двое Пондов! — Доктор улыбается — но ненадолго. Ей необходимо выговориться. И она, похоже, впервые получила шанс сделать это. — Я уничтожил их. Тот, другой «я» — они должны были быть счастливы, без меня, но мне никогда не доставало смелости оставить их, пока все не закончилось… Трагедией. Они оказались в другом времени, и я никогда больше их не видел. Они пережили такое… Из-за меня — все из-за меня! Эми и Рори, такие замечательные — но Эми потеряла ребенка — в прямом смысле, уже рожденного, а я был вынужден на ней жениться…       — На Эми? — недоуменно переспрашивает Роуз. — Ты женился? А как же этот Рори?       — Не на Эми! — взрывается Доктор. — На их ребенке, на дочери — ее звали Ривер Сонг.       — Ну, по крайней мере, и ты не избежал… Избежала этой участи — прости, мне сложно выбрать правильное слово, — немного печально отвечает Роуз.       — Я не хотел. Тот «я» — я не хотел, но — в общем, просто так получилось, и мы бегали друг от друга по всей Вселенной — она пыталась догнать меня и найти, а я не хотел. Но мы были обречены встречаться, а она была… Это было такое время…       — Темное время, — подсказывает Роуз.       — Прости…       — Нет-нет, я, кажется, начинаю понимать, — улыбается — на этот раз тепло и искренне — Роуз. — Знаешь, я могу быть во много раз младше тебя, но кое-какие вещи приходят с опытом одновременно.       — Я скучала, — перебивает ее Доктор. — Я так скучала по тебе — мне так не хватало тебя — но темное время не позволяет свету проникнуть.       — Темное время закончилось, да? Поэтому ты здесь?       — Темное время закончилось, — кивает Доктор.       — Ну, тогда я буду ждать тебя здесь по — какой сегодня день? Среда? По средам.       — Нет-нет, только не по средам! — почему-то протестует Доктор, не до конца понимая причину. — Давай лучше по вторникам. Или четвергам.       Роуз смеется и вкладывает ей в руку крошечный кусочек картона.       — Ну, тогда до встречи! — она выходит из кафе, на прощание едва коснувшись пальцев Доктора — и Доктор понимает, что, пожалуй, не перенесла бы сейчас ничего большего, и восхищается вновь этой чудесной девушкой, сумевшей понять его как никто другой никогда не сможет.       Уже в ТАРДИС она смотрит на картонку: визитная карточка. РОУЗ МАРИОН ТАЙЛЕР, ТОРЧВУД. ДИРЕКТОР ПО СПЕЦИАЛЬНЫМ ОПЕРАЦИЯМ.       На обороте ручкой написан адрес и телефон. И приписано: Доктор, я все равно тебя люблю!       ТАРДИС уже отправляется в полет — и только тогда Доктор догадывается.       Что, впрочем, не имеет никакого значения: она еще вернется.       Ее вполне хватит и на две вселенные.