Профилактика счастья

Практически не мигая, я перечитываю раз за разом первые абзацы, не успевая сконцентрироваться на их содержании из-за полета своих же мыслей. Проходит пять, десять, двадцать минут, а голова отказывается воспринимать всерьез происходящий ад. До моего выступления целых пять часов, но для успокоения моих нервишек нужно гораздо больше. От паники и переживаний я успела пару раз почти разреветься, от чего тушь под глазами немного растеклась, но это было даже не полбеды. Мне тупо стыдно перед Высоцким за себя, честно. Кажется, теперь он чаще будет меня подкалывать по этому поводу. А уж про Юлю и говорить нечего. Она сейчас вытаскивает меня из такой ямы, что я ей по гроб жизни буду благодарна, если не вылечу отсюда, как пробка из бутылки шампанского. Собираюсь с мыслями и уже почти понимаю, что сказано в этих текстах, но... — Платонова, ты тут? — в дверь коротко стучат и в кабинет входит Высоцкий, как-то невероятно сочувствующе глядя на мои попытки. Блять, ну что он припёрся-то? — Нет, меня тут нет, — бубню в ответ, сдерживая новый поток вины и ком в горле, а затем и вовсе прячу голову в сложенных на столе руках. Как достали все события, вся хрень, которая происходит в моей жизни так некстати. Почему уезжает подруга, почему прошёл отдых, почему я вызвалась помочь не собачке на улице, а своему преподу? Почему вообще я такая глупая? И вот теперь он будет подкалывать меня отсутствием памяти. Может вообще в блонд перекраситься, чтобы было оправдание по поводу рассеянности? — Эй, Настя, — тихий взволнованный голос Алексея Михайловича прерывает поток моих безмолвных проклятий, посылаемых на этот мир. Я нехотя поднимаю голову и едва ли не пугаюсь — лицо Высоцкого находится прямо напротив моего. Ну уйдите, а, и так душно. Своего личного пространства нет, что ли? Он даже не отодвигается, а лишь продолжает вглядываться в мои глаза, словно над чем-то размышляя. Я вообще-то тут почти не дышу, потому что те обрывки воздуха, поступающего в лёгкие, совсем не помогают этому процессу. Боюсь особо сильно вздыхать, хотя хочу, ведь это нарушит и без того сантиметровое пространство между нами двумя, и тогда он, возможно, уйдёт. — Пойдём-ка ко мне в аудиторию, хватит трепать свои нервы, — произносит преподаватель, наконец отодвигаясь. Даже не спорю с ним, потому что окружение именно этих четырех стен убивает совсем крохотное желание повторять. Поэтому я встаю и плетусь по коридору за преподавателем, прижимая к груди листы так сильно, словно это нечто очень важное для спасения вселенной, а не моей же глупой задницы. Алексей Михайлович открывает передо мной дверь в аудиторию, пропуская вперед. — А куда вы Сашу дели? — произношу свой вопрос совсем уныло, не заметив брата ни за одной из парт. Хотя, глупо это спрашивать, ведь он, возможно, в комнатушке Высоцкого. — Он на вахте с тётей Лидой, она его там в кабинете своим чаем угощает, — объясняет мужчина и садится за свой рабочий стол. Он правильно делает, там меньше всего вариантов, что Саша помешает работе, да и мне немного спокойнее, потому что вахтёрша наша и добра, и строга. Я так и топчусь у парт, отводя взгляд в сторону. — Пожалуй, я зря так сделал, — размышляет о своём преподаватель, вставая со стула. — Становись за трибуну, а я сяду за парту. Тебе нужно потренироваться спокойно читать работу перед полным залом, но так как это пока что невозможно, читать будешь мне, — он кивает, словно подытоживая мысли, и мы меняемся местами. — Алексей Михайлович, а у вас валерьяночки случайно нет? — умоляюще смотрю на него, не скрывая того переживания, которое не угасает внутри ни на мгновение. — Нет, Платонова, — преподаватель усмехается, скрещивая на груди руки. — Вдруг на тебя валерьянка влияет как на котика? Тогда точно не сможешь прочитать свой бедный доклад нормально. Он пытается пошутить, чтобы разрядить обстановку, и я ему очень за это благодарна. Глаза Алексея Михайловича добреют и этой добротой поддерживают меня. — Теперь встань, расправь плечи, выдохни и начни читать, — Высоцкий стоит прямо напротив, в центре ряда, и смотрит очень преободряюще. У меня даже не получается сдержать секундную улыбку, чтобы выразить ему хотя бы крохотную благодарность. Он ведь не докапывается по поводу того, что я всё забыла, не ругает, даже не допрашивает, а оказывает простую человеческую поддержку. Хотя мне до сих пор хочется побубнить о том, что утром он даже не сказал про собрание этих профессоров. — Тема славянской мифологии была выбрана мной... Боже, да если я так буду читать перед всем залом, они меня одним взглядом съедят, даже не посочувствуют. Высоцкий тоже понимает этот печальный факт, поэтому пытается научить меня успокаиваться в самых экстремальных ситуациях и соблюдать хотя бы банальные знаки препинания в предложениях. Я лишь выслушиваю его, пытаясь по максимуму запомнить все советы. Понемногу былой дух уверенности начинает вновь овладевать мной. Всё же не так плохо. Доклад я знаю практически наизусть, читаю уже лучше, так что не думаю, что меня кто-то съест. Я вижу огромную поддержку и чуточку гордости в горящих голубых глазах Алексея Михайловича. Когда я собираюсь читать последний раз, дверь в аудиторию распахивается, и в неё влетает Юля с бумажным пакетом в руках. Мы с Высоцким резко переводим взгляды с друг друга на неё. — Так, быстро в кабинет, надевай его, — девушка достаёт из пакета то самое черное платье, о котором говорила мне, и кидает в мои руки. — Я их значит уже потеряла, а они тут, блин, учатся, — бурчит староста, а мы с преподавателем переглядываемся. Высоцкий прыскает в кулак, а я слегка улыбаюсь и ухожу за дверь в его маленький кабинет. Тут он буквально позавчера курил и пытался выпить как можно больше кофе, чтобы не уснуть во время пар. Сейчас же все какие-либо следы проживания здесь преподавателя исчезли. Вновь царит чистота и минимализм без чемодана и пустых кружек, от которых пахнет дешевым растворимым напитком. Я вспоминаю зачем пришла и снимаю свои джинсы с футболкой. Платье и правда нормально сидит на мне, учитывая, что оно не мини короткое, а длинной почти до колен. Рукава в три четверти из плотных кружевных завитков немного колят плечи, но это не сравнится с моей дикой благодарностью однокурснице. Ну а черные кроссовки, я думаю, не так уж и отвратительно смотрятся со всем этим вместе, учитывая, что я буду стоять за трибуной, и видно будет только платье. Жаль, что здесь нет зеркала в пол. Сложив одежду на одну свободную полку среди книг, наконец выхожу их кабинета. Староста так и сидит за партой, а Алексей Михайлович опирается пятой точкой на подоконник, поглядывая на улицу из окна. — Ты просто прекрасна, — с каким-то восхищением произносит Юля, подпирая рукой голову. — Спасибо, — неловко улыбаюсь и смотрю на Высоцкого. Замечаю, как его взгляд скользит по мне снизу вверх. Встретившись со мной глазами, преподаватель кашляет в кулак и начинает рассматривать явно более интересную однотонную стену за моей спиной. Некая смущенная реакция Алексея Михайловича не остаётся незамеченной от глаз Юли, которая немного подозрительно наблюдает за происходящим. — Я думаю, — спускаясь вниз, начинает Высоцкий. — нам стоит ещё пару раз прогнать весь текст и... Договорить он не успевает, потому что в аудиторию вбегает Егор — наш с Юлей одногруппник. — Привет, здравствуйте, — здоровается он по очереди со мной и с Высоцким и тут же находит Юлю. — Вообще-то тебя Степанов ищет, ты ему документы так и не передала, — с неким укором говорит парень, всем видом показывая, что совсем не хотел бы сейчас бегать и искать по всему ВУЗу свою старосту. — Да бегу, бегу, — равнодушно отвечает Юля, забирая со стола свои папки и тетради. За ней тихо хлопает дверь. Наступает очередное беспричинное молчание. Очевидно же, что Высоцкий хотел что-то мне сказать, но почему-то просто промолчал. Что же, мне это надоело. Подхожу к подоконнику и вглядываюсь в нависшие над миром тучи. Интересно, что я вообще делала бы, если б не преподаватель, у которого мозгов очевидно гораздо больше, чем в моей черепной коробке. Прислушавшись, улавливаю звук тихих шагов за моей спиной. — Хреновая погода, да? — не совсем так, как следовало бы, начинаю разговор. Высоцкий становится слева от меня, опираясь ладонями о белый пластик подоконника, и так же смотрит в небо, устало вздыхая. — После собрания будет небольшой вечер для всех, кто там был, говорят, некоторые студенты тоже придут, — немного хрипло проговаривает он, пропуская мои слова о погоде мимо ушей. — Останешься? — преподаватель поворачивает голову и смотрит на мой профиль, ожидая ответ. В этот момент за окном гремит гром, распугивая собравшихся на улице людей. — Зачем? — смотрю на него так же, разворачиваясь к окну спиной и усаживаясь на подоконник. — У меня тут брат. Он уж точно не захочет ждать меня. К тому же, там будут одни старики. Зачем мне это? Высоцкий хмурится и кашляет на фразе "одни старики". Понимает ведь, что это не про него. Я отворачиваюсь, скрывая усмешку. Преподаватель кажется весьма милым, когда ворчит, но совсем не грозным. — Тем не менее, мне придётся задержаться минут на двадцать, — Алексей Михайлович обречённо вздыхает. — Мы с Сашей можем и раньше уехать, ничего страшного же? — улыбаюсь сквозь взгляд полный непонимания. — Я могу вас на машине довезти, — объясняет наконец Высоцкий, зачем-то становясь напротив меня. О какой машине он вообще говорит? — Такси я и сама смогу вызвать, — до сих пор пытаясь вникнуть, к чему ведется этот разговор, я пожимаю плечами. — На моей машине, Платонова, — преподаватель отходит в сторону своего стола и начинает искать в ящиках какие-то бумаги. — Просто вчера я был не в состоянии сидеть за рулём, потому что ты знаешь почему. Он ещё что-то бубнит себе под нос, а я слезаю с подоконника, только сейчас осознавая, что платье-то хоть и до колен, а всего не скроет, особенно когда я сижу. На щеках появляется немного смущенный румянец, но Высоцкий, кажется, и не собирался смотреть туда, куда не положено. — То есть нам просто нужно будет подождать вас тут? — похоже, до меня наконец доходит всё, о чём он говорил. В подтверждение этому, Алексей Михайлович кивает, продолжая выкладывать на стол какие-то бумаги и учебники. Я почему-то задумываюсь над тем, куда все-таки уехали мои родители и зачем, ведь у брата так и не поинтересовалась, а интерес никуда не исчез. Кроме того, необходимо найти Дашу, Катю и Эрика наконец. Должна же она сказать им заранее про свой переезд, если он состоится. — Настя, — голос преподавателя вырывает меня из мрачных раздумий. Я поднимаю взгляд на Высоцкого, который протягивает мне мой же доклад. Осторожно забираю его, словно пытаясь обезвредить бомбу, и от напряжения закусываю щеку изнутри. — Я думаю, нам нужно пойти в актовый зал, все начинают собираться, а тебе нужно хотя бы постоять за трибуной на сцене. — Да, хорошо, я иду, — голос звучал в моей голове гораздо увереннее, чем в реальности. — Волнуешься? — Высоцкий осторожно кладёт свою теплую ладонь на моё плечо и легонько сжимает, разворачивая меня к себе. — Нет, — ловлю на себе его изучающий взгляд и немного теряюсь. Становится как-то легко, а уверенность нарастает внутри, затмевая сомнения. Он же будет там. И даже не в зале, а за кулисами, совсем рядом. Хоть кто-то, кто может помочь именно тогда, когда понадобится. Тогда я совсем не боюсь. — Ваша поддержка сильнее, — неловко улыбаюсь и быстро, но грациозно выхожу из аудитории, стараясь не замечать поползшие вверх брови Высоцкого. Зачем. Я. Это. Сказала?!