Профилактика счастья

В жизни каждого человека есть такой период, когда ошибка преследует, сцепляясь с последующими и в итоге превращаясь в огромный булыжник тропинок, ведущих не туда. Мы совершаем странные и непонятные для самих нас вещи, позже жалея об этом, но бывает, душа сама тянется к чему-то, думая, что выбор станет верным. И люди повинуются своим мыслям и подсознанию. Много ума для этого не нужно. Вот только это желание порой несет с собой переломный момент, окончательно меняя нас и окружающий мир, как бы абсурдно это не было. Так происходит и с чувствами — искренними, сильными, неожиданными, порочными, аморальными и противозаконными. Но что, если плевать на закон, правила, запреты? Что, если хочется жить ради чего-то не пустого, а настоящего? Что, если эти чувства изменят человека, заставят его видеть мир в новых красках? Если они спасут от чего-то страшного? Но прежде чем спасти, разобьют не одну сотню раз... Синяя кухонная стена чем-то смогла привлечь меня в это прохладное летнее утро, когда с деревьев продолжают опадать последние листья, вечные дожди начинают свой поход, а трава в некоторых местах совсем пожухла, уступая сырой земле. Небо заволокли тучи, как и три дня назад, так что солнца совсем не было видно. Одна радость — я любила такую погоду. Мое лицо всегда было слишком бледным, от чего карие глаза слишком уж выделялись на фоне кожи. Так и сейчас я сохраняла свою внешность, укутавшись в растянутый серый свитер и домашние шорты, и допивая остывший до льда чай в старой побитой кружке. Несмотря на то, что голова чуть побаливала после день рожденного похмелья, я все же уселась на широкий подоконник, изредка всматриваясь в окно. Пустой чистый лист блокнота на кольцах до сих пор лежал рядом, совсем не вдохновляя на написание чего-то нового, а ручка больно похрустывала между моими зубами, которые нервно закусывали её в порывах вдохновения. — Что, совсем не пишется, да? — из неоткуда возникает на пороге кухни мой младший брат, лениво шаркая ногами по линолеуму. Я на мгновение отвлекаюсь от безделья, поворачивая голову в его сторону. Тринадцатилетний паренёк берет со стола печенье и подходит ко мне, хрустя сладостью. Карие глаза, похожие на мои, сонно похлопывают и заинтересованно смотрят на мой блокнот. — А эти алкашки еще дрыхнут? — усмехается он, ласково обозвав моих подруг. — Да, и они не алкашки, — тихонько пихаю его в бок, а тот лишь фырчит делясь со мной одной печенькой. — Между прочим, это у тебя вчера двадцатилетие было, а напились до беспамятства они, — он показывает мне язык и приземляется на стул. Лишь закатываю глаза и снова отворачиваюсь, буравя стену взглядом. — Эх, Насть, мужик тебе нужен, — неожиданно вздыхает брат, а я корчу злую рожу, повторяя его небрежное фырканье. — С какой стати? — риторически спрашиваю его, освобождая бедную ручку из своего плена и заменяя ее нормальной едой. — Родители еще не приехали? — с надеждой спрашивает он, глядя в пол, словно бы его это не столь интересует. Это его больная тема. Они у нас любители частых громких ссор без причин, особенно в последнее время это стало очень заметно. Мама кричит на папу, а он на неё, при том, что я не попадаю под удар, будучи привыкшей, а вот брату сложнее понять эту ситуацию в силу возраста. Он повзрослеет раньше времени, если в семье произойдет развод. Мы — единственное, что их пока сдерживает. Вроде и мирятся они как-то спонтанно и неожиданно, а потом снова за старое. Холодная непроницательность когда-то и мне стоила больших усилий в таких ситуациях, а теперь и брат почувствовал это на своей шкуре. Мама у нас мягкая и ласковая очень, идёт на вечные уступки, почти не жалуется, иногда подкалывает нас с братом, смеется вместе с нами, воспринимает шутки адекватно. Папа в принципе такой же, он похож по характеру на нее: трудолюбивый, заботливый, уступчивый, с юмором. Но в этом и заключена проблема. Они слишком похожи. Настолько, что именно в подобном плане проблем накапливается больше, противостояния, обид. И вроде бы это нормально, но и перебор. Я могу воспринимать эти перепалки, как споры глупых взрослых людей, а Саше тяжеловато. В этот раз они обещали вернуться из больницы очень рано, но задерживались. — Сань, они звонили мне утром и обещали приехать позже, только заберут некоторые вещи у бабушки и заедут в мою квартиру, там почти ремонт закончился, — мой голос смягчается, учитывая тему, а я слезаю с подоконника, усаживаясь рядом с братом, поникшим и грустным. — Ты же знаешь, что... — Знаю, Насть, — обреченно вздыхает он, смотря на меня так уверенно и серьезно, что кажется взрослее меня. И так грустно произносит это «Насть». — У них всегда так. Обещания сдерживать их не научили, — он резко встает и покидает кухню, кинув оставшееся печенье так, что стеклянная вазочка со сладостями звякает, подскакивая вместе со мной. Уже хочу открыть рот и прочитать нотации по поводу и без, но тут влетают две моих лучших подруги, сбивая друг друга с ног. Притом одна тут же разворачивается к туалету, прикрыв рукой рот и обнимаясь с белым другом, а вторая брезгливо закрывает за ней дверь, вскидывая брови. Из туалета доносятся не самые приятные звуки, доказывающие то, что много выпитого алкоголя способно привести к встрече с белым конем, вот только без принца. — Ты рано, — бубнит Даша, подходя к крану и набирая стакан воды. Ничего не отвечаю, пожав плечами. — Завтра на учёбу, а я уже чувствую себя отвратительно, — мучительно протягивает она, пытаясь привести в порядок длинные спутанные в ком каштановые волосы. — Это в тебе говорит алкоголь, занимающий сейчас девяносто семь процентов твоего организма, учитывая то, сколько вы выпили. У Кати эти проценты сейчас хоть стремительно падают, — укоризненно гляжу на нее, скрещивая руки на груди. — Я вчера тебя еле от Эрика отцепила, так сказать, выцепила твою честь из его пошлых ручонок, — усмехаюсь, наблюдая выделяющийся на ее щеках алый румянец смущения, и мысленно хвалю себя за преподнесенный урок. Она у меня впечатлительная, что иногда идет на руку, а иногда играет злую шутку. Даша на редкость справедливая и честная, за что я и подружилась с ней в детстве. Она очень жертвенна для тех, кто ей дорог и спокойная со всеми, кто ей не нравится. Только Эрик стал редким исключением. С этим идиотом они цапаются не хуже уличных кошек, готовых порвать друг друга на куски. Вот только все остальные этой вражды не понимают, хихикая в стороне и умиляясь данной картинке их споров. — Больше так не пейте. — Ты боролась за сохранность чистоты своей кровати, а не моей девственности, Платонова, — фырчит Даша, закатывая глаза, а я лишь чуть приподнимаю уголки губ, отмечая ее частичную правоту. — Скажи спасибо, что твой первый раз не случился на моем балконе с температурой плюс пять, дождевым осадком и в обществе твоего злейшего пьяного врага, — перечисляю все вещи, за которые она должна быть мне благодарна, подтверждая свою эгоистичность. — Хуже себя не ощущала, — из туалета выходит блондинка, беспомощно опираясь на стену и прикрывая рукой лицо, опухшее и усталое. И вот сейчас хвалю себя уже за то, что мне такие уроки не понадобились. Катя любит пить, чего иногда не скажешь, глядя на ее неокрепший организм. Девушка она умная, но с дурью, что нередко мы с Дашей замечали, вытаскивая подругу из передряг. Эта девчонка всегда очень чуткая и весёлая, в любом случае поддержит и даст совет, за что мы ей и благодарны. Тем более, несмотря на свой несколько распутный характер и бойкость, у нее не было столько парней, сколько бывает у подобных экземпляров. Катя серьезно относится к отношениям с кем-либо, что придает ей некую изюминку в глазах парней. — Хуже ты себя ощутишь, когда пойдешь со мной в магазин за одеждой и обувью, милочка, — произношу, наблюдая за изменением эмоций на ее лице. Вот уж точно, героиня маски. — Да, да, я еще не купила одежду к завтрашнему дню, — потираю ноющие виски и закрываю блокнот, не удосужившись написать и строчки стихотворения. Минут пятнадцать мы отсиживаемся за столом, дожидаясь нового захода чайника, а потом обсуждаем институт и разные вещи по этому поводу. — А вы знаете, что к нам нового препода по культурологии переведут? — спокойно спрашивает Катя, потягивая горячий чай, которым пару минут назад обожглась. Мы лишь пожимаем плечами, мол, ничего интересного. — Ты же любишь этот предмет? — она смотрит на меня, перебирая в голове воспоминания моих слов о первом курсе и его прекрасностях, которые стали мне по душе. Я скудно угукаю, подпирая голову ладонью, и разглядываю столешницу напротив. — Вообще, я привыкла к возне Лидии Николаевны, но не вижу в этом ничего плохого, — отвечаю то, что считаю верным. Тётка она хорошая, но бесхарактерная. На занятии её мало кто слушал. — Я тоже к ней привыкла, хорошая старушка была, — горестно вздыхает Даша, повторяя мой жест. — Насть, а ты Антону не звонила с того дня? — неожиданно интересуется она, стараясь начать эту тему как можно осторожнее. Хотя, что осторожничать? Будто бы у нас огромнейшая вселенских масштабов любовь была. — Нет. Этот идиот изменил мне перед днем рождения. Я видеть не хочу это глупое парнокопытное, — отвечаю я и опускаю безразличный взгляд в стол. Больше никто не говорит об этом, оставляя позади жирную точку. Вскоре я перееду в новую свою собственную квартиру, адрес которой он не должен узнать, да и навряд ли захочет. Мы еще некоторое время сидим, допивая чай, а потом собираемся и выходим из дома в магазин одежды. Саня остался, не желая смотреть на женские покупки и таскания из отдела в отдел. Я и сама не в восторге, но хотелось разнообразия, чтобы этого девичьего «мне нечего надеть» не случалось хоть в моём шкафу. Погода на улице и правда паршивая, как считают мои подруги, я же радуюсь, как ребенок, смело ступая по лужам и не боясь заболеть, на что прохожие лишь подозрительно оглядываются, смотря на меня, словно на сумасшедшую. И им не понять моего восторга, потому что хоть иногда надо менять свои серые скучные маски на что-то новое и интересное. Это должно быть в порядке вещей. И вот, когда судьба и фортуна падают передо мной, успешно подставляя подножку, а я лечу ногами в очередную лужу, то случайно обрызгиваю каблуками двух людей: мужчину в легкой черной куртке и женщину в красном пальто. На секунду замираю, чувствуя, как передо мной проносится вечность, причем медленно так... — Ты с ума сошла, дура малолетняя! — сразу вспыхивает дамочка, а я скалюсь, брезгливо отходя от нее. Дерганая какая-то. Не люблю таких. Вроде и старше меня на десяток лет, а злющая, словно змея. — Ты в клубе все глаза растеряла вместе с остатками совести?! А вот такой наезд мне не по душе приходится. Судить по себе людей вообще не стоит, это не очень-то правильно, а я справедливость люблю, уж так от природы и генов пошло. — А вы, похоже, с мозгами, — язвлю, но тут же возвращаюсь в реальность. Извиниться-то нужно. — Извините, конечно, но Вам стоит поучиться манерам, тетя, — спокойно отвечаю, смело глядя на нее, пока та уже пыхтит от возмущения. — Света, ради всего святого, пошли, не устраивай сцен, — встревает в перепалку мужчина лет тридцати и, подхватив свою мадмуазель под руку, уходит прочь, не сказав больше ни слова. По дороге они что-то бурно обсуждают, недовольно восклицая. — И что это вообще было? — нарушая тишину произносит Даша. — Света и какой-то индюк под каблуком, — усмехаюсь, всё ещё всматриваясь в сторону двух уходящих фигур, и что-то странное поселяется внутри меня, словно предостережение от своего шестого чувства, но внимания я на этом заострять не желаю, лишь на мгновение нахмурив брови. Дальше день проходит относительно спокойно, если не считать возгласов моих подруг по тому поводу, что этот самый мужчина как-то странно смотрел на меня, пристально, словно сжечь на костре хотел. Я же не обращаю на это никакого внимания, блокируя данную информацию, и спокойно себе отправляюсь на покупки необходимой одежды. По дороге оттуда родители по телефону сообщают мне о том, что едут домой и смогут развести подруг, забрав нас у торгового центра. Что-то подсказывает мне, что следующий день будет веселеньким...