Офсайд

Люси не любила физкультуру. Не как таковую, а лишь её отдельные элементы, которые приходилось делать на соответствующих уроках в школе. Ведь очень сложно любить то, что у тебя решительно не получается: после кросса она начинала задыхаться, козла боялась, а в играх с мячом становилась пресловутой грушей для битья. Учителя, пару раз лично сопроводив её к врачу, при виде тоненькой, робко жмущейся в уголке фигурки, обречённо махали руками: «Иди отсюда, Хартфилия, не заставляй брать грех на душу. Убьёшься ещё ненароком, а мне потом отвечать» и ставили средний балл просто из жалости, чтобы не портить аттестат, пестрящий только высокими оценками. Люси было стыдно: она не заслуживала подобного к себе снисходительного отношения, потому что ничем не отличалась от других учеников, и, если выпадала возможность, соглашалась на освобождение. Так казалось правильнее и честнее, всё равно ведь большую часть занятий проводила на скамейке, с лёгкой завистью посматривая на бегающих и прыгающих по площадке других учеников — ей тоже хотелось ощутить свободу движения, приятную усталость мышц после тренировки, радость общей победы. Сильнее всего было желание оказаться в группе поддержки: выбежать на поле в перерыв, размахивая разноцветными пушистыми помпонами, залезть на вершину живой человеческой пирамиды, проскандировать наполненную боевым духом речёвку. Глупо, конечно, имея разносторонний интеллект, мечтать о подобном, но на то они и мечты, чтобы быть нелогичными, смешными, а в её случае ещё и абсолютно недостижимыми. Люси ни с кем и никогда не делилась ими, боясь встретить непонимание окружающих или стать объектом их насмешек, смирилась со своей физической несостоятельностью и нашла воплощение своим грёзам в другом увлечении. — Хартфилия! — прогремел над ухом густой бас. — Давай, ты следующая! Люси с тоской посмотрела на свисающий с потолка канат. Если в мире и существовало что-то более бессмысленное, чем взбираться вверх по скрученной верёвке, то ей пока это встречать не приходилось. Она искренне не понимала, в чём радость изображать из себя лысую бесхвостую обезьяну, раскачиваясь на искусственной лиане. Даже брусья по сравнению с канатом казались интереснее — на них можно делать кувырки и подтягивания, пусть небольшое, но разнообразие. — Да не бойся, он не кусается, — «подбодрил» её мистер Штраус. Люси вымученно улыбнулась и, старательно игнорируя шепотки за спиной, начала медленный подъём. Как обычно, её не хватило и на половину пути: в какой-то момент дрожащие от усталости пальцы разжались сами собой, и Люси упала на маты, неудачно подвернув под себя руку. Запястье тут же свело судорогой; пришлось закусить губу, чтобы позорно не разреветься у всех на глазах. Лицо будто обожгло горячим сухим воздухом — то ли от закипевших в глазах непрошенных слёз, то ли от тихих ехидных смешков стоящих вокруг сверстников. Люси, не дослушав огорчённо-поучительную (судя по тону, слов она всё равно разобрать не могла) речь мистера Штрауса, осторожно поднялась на ноги. — Всё в порядке, — заверила она учителя, пряча ноющую руку за спину. Мистер Штраус доверчиво кивнул и переключился на других учеников. Едва он отвернулся, Люси, стараясь делать это как можно незаметнее, выбралась из зала: оставаться и дальше на уроке не было смысла, она уже ничего не сможет делать, да и на запястье не мешало бы наложить эластичный бинт — подобные травмы были для нее не редки, поэтому пришлось научиться оказывать себе первую помощь и превратить сумку в филиал аптеки. Прогул ей ничем не грозил, максимум, на что можно было рассчитывать — укоризненный взгляд дяди и просьба быть осторожнее: «Как я буду смотреть в глаза твоим родителям, когда они вернутся? Я же сгорю со стыда, милая — двадцать лет проработал в школе с подростками, а за собственной племянницей уследить не смог! Мне останется только с позором уйти на пенсию. Не оставляй моих оболтусов без присмотра, береги себя». И всё же не стоило разгуливать по коридорам, чтобы не щеголять лишний раз своими связями — её и так не слишком радушно приняли. Поначалу, правда, девушки проявили к ней некий интерес, но узнав, что Люси не пользуется косметикой, вечеринкам предпочитает книги, а отношения с парнями в списке приоритетных жизненных задач стоят где-то между посещением планетария «Небо Коперника» и изучением японского языка, мгновенно его потеряли. Люси особо и не расстроилась: впереди ещё целый учебный год, глядишь, и найдутся в новой школе друзья-приятели, с которыми ей будет интересно общаться, а нет — тоже не беда, ведь её ждёт поступление в университет, и уж там она точно сможет обрести близких себе по духу и увлечениям людей. За спиной глухо хлопнула дверь. Люси, вздрогнув, обернулась и мысленно обругала себя за нерасторопность — в коридор вышел один из двенадцатиклассников и направился прямиком к ней. Что ему сказать, если он спросит, почему она не в зале? Приспичило выбежать по нужде? Так туалет в другой стороне, да и откровенничать на подобную тему с парнем ей было неловко. На придумывание другой отговорки времени не оставалось (их разделяло всего несколько шагов), а правду говорить не хотелось — получится, что она обманула преподавателя, убедив его, что с ней всё в порядке. Не самый хороший поступок, даже если им Люси навредила только самой себе: можно было уже сегодня «порадовать» мистера Штрауса рассказом о своих злоключениях на нелюбимых уроках и морально подготовить его к будущим неприятностям. Теперь придётся ждать другого удобного случая, надеясь, что в следующий раз обойдётся без большого членовредительства. — Привет! — лучезарно улыбнулся парень. Под её настороженным взглядом улыбка слегка привяла, хоть и не исчезла совсем. В серо-зелёных глазах мелькнула растерянность, тут же сменившаяся озарением. — Меня зовут Нацу, Нацу Драгнил, мы с тобой в одном классе учимся, — неожиданно свалившийся на неё собеседник, видимо, предположив, что она просто не помнит его имени, поэтому и встретила столь холодно, решил представиться. — А, инспектор Клузо [1], — невольно улыбнулась Люси. Ей нравилось давать своим одноклассникам забавные прозвища, почерпнутые из фильмов и книг — так легче было запомнить внешность и фамилии бесконечного числа чуть ли не ежегодно сменяющих друг друга людей, с которыми приходилось учиться в стенах разных школ. Внешность, привычки, игра с именами — всё шло в ход, складываясь в ассоциативный ряд и крепко оседая в памяти. Этот класс не стал исключением: девушки превратились в диснеевских принцесс, голубоглазый хамоватый блондин Стинг Эвклиф — в Чужого [2], его неприметный друг Роуг Чени — в Ламонта Крэнстона [3]. Черноволосому, отстранённому на вид парню Грею Фуллбастеру очень подошёл образ Кая из «Снежной королевы», остальные ребята получили имена героев «Волчонка». А стоящее перед ней розововолосое недоразумение настолько сильно напомнило ей фильм с похожим названием, что отказаться от крутящегося на языке прозвища было просто нереально. — Что, прости? — не поняла жертва её богатого воображения. Люси лишь нетерпеливо мотнула головой: «Не обращай внимания». Нацу пожал плечами, будто соглашаясь, и вернулся к теме знакомства:  — Ты ведь Люси, верно? Новенькая? — Дождавшись неохотного кивка, он указал на её руку, которую она снова спрятала за спину: — Я заметил, ты неудачно упала, хотел узнать, не нужна ли помощь. — Нет, всё нормально. Люси не любила жаловаться и ныть, предпочитая справляться с проблемами самостоятельно. Это было многолетней привычкой, помноженной на доставшиеся в наследство упрямый характер отца и душевную стойкость матери. Хартфилия она в конце концов или нет? Её предки были воинами, монахами, путешественниками — теми, кто привык терпеть лишения и стойко переносить любые удары судьбы. Что стоит её подвёрнутое запястье против смертельных ран, многодневных жестоких постов, запутанных километров дорог, безудержного буйства погоды? Мелочь, ничего не значащий пустяк. Она справится с этим. — Уверена? — не отставал Нацу. — Тогда держи! Маленький белый мячик стремительно полетел ей прямо в лоб. Что ещё она должна была делать? В такой ситуации есть только два выхода: поймать предмет или закрыться от него руками. Люси предпочла первое и теперь с едва сдерживаемым гневом смотрела то на мяч, то на вздумавшего поиграть в коридоре Драгнила. Тот же преспокойно подошёл ближе и, сильно, но всё же достаточно осторожно ухватив её за предплечье, внимательно рассматривал травмированную конечность. Запястье уже начало опухать; боль, почти затихшая, от резкого движения вернулась в утроенном размере, заставляя Люси морщиться. — А мне вот кажется, что здесь не всё в порядке, — с неким задором в голосе поделился своими наблюдениями Нацу, став мгновенно похожим на её дядю Джека, энтомолога-любителя — тот примерно с таким же видом рассматривал обнаруженную на розах тлю. Даже слова прозвучали похоже. — Тебе нужно к врачу. Упираться было бессмысленно — держали крепко, а оставаться без руки в столь юном возрасте в планы Люси не входило. Нацу шёл очень быстро, приходилось почти бежать, отчего в медицинский кабинет она ввалилась красная и запыхавшаяся, тут же без приглашения плюхнувшись на застеленную чистой простынёю кушетку — коленки противно дрожали. Зачем надо было так нестись? Можно подумать, она умирает и опоздание приведёт к самым печальным последствиям. Или её добровольный сопровождающий просто хотел побыстрее от неё избавиться, чтобы вернуться на урок? Так мог и не утруждаться, его же ни о чём не просили. Неожиданно стало до слёз обидно; захотелось побыстрее оказаться дома (вернее, в комнатке на втором этаже в доме дяди, которую теперь в течение года ей придётся считать своей), уткнуться лицом в подушку и нареветься всласть. Люси нечасто позволяла себе такую слабость, лишь когда тоска по родителям казалась уже совсем невыносимой: она по жизни была довольно позитивным человеком, предпочитая тратить время на любимые занятия, а не хандру и самоедство. Но иногда её накрывало: накатывала необъяснимая грусть, горькая, душная; Люси пряталась от неё за музыкой, ромашковым чаем и слезами, чтобы утром снова светло улыбаться новому дню. Кажется, сегодня дозу «лекарства» придётся увеличить вдвое. — Вот! — Нацу с такой гордостью продемонстрировал недовольной их неожиданным визитом медсестре всё ещё удерживаемую им девичью руку, будто эта припухшая конечность была полученным в неравном бою трофеем. — Здесь требуется медицинская помощь. — Что случилось? — без особого энтузиазма поинтересовались у них — лежащий на столе глянцевый журнал был всяко занимательнее болезных подростков. — Упала, — буркнула Люси, надеясь, что ей не придётся объяснять где и почему. Нацу, к счастью, влезать не стал, поэтому всё обошлось. — Я сделаю тебе повязку, — объяснила сестра, бегло осмотрев запястье. — А потом нужно поехать в больницу, чтобы исключить перелом. Подержи её пока так, я бинт возьму. Когда на талию, обнимая, легли чужие руки, Люси в первые секунды даже не сопротивлялась, поражённая такой наглостью. Да что он себе позволяет?! Оказанная помощь (о которой, между прочим, его не просили!) не повод её лапать, тем более что они здесь не одни. Не хватало ещё в дополнение к уже случившимся и пока только ожидаемым неприятностям получить нравоучения от совершенно незнакомого человека на тему неподобающего поведения в общественных местах. Это, конечно, не смертельно, но весьма неприятно, особенно если ты ни в чём не виноват. Любые же попытки объяснить, что всё не так, как кажется на первый взгляд, обычно делают ситуацию глупее, чем она есть на самом деле. Люси не хотелось ни оправдываться, ни краснеть за действия другого человека, ни слушать лекции. Поэтому она попыталась освободиться, но все усилия привели к прямо противоположному эффекту: Нацу лишь крепче прижал её к себе, жарко дыша в затылок. Вернувшаяся к кушетке медсестра поняла увиденное по-своему. — Не волнуйся, это будет не больно, — голосом, полным ехидства, обратилась она к Люси. — Так что можешь отпустить её, ковбой, — это уже относилось к Нацу. — Точно? — не спешил разжимать объятия тот. — Просто вы же сами сказали: «Подержи её». — Вообще-то я обращалась к девушке и имела в виду её руку. — Медсестра начала аккуратно наматывать бинт, периодически бросая на сидящую напротив парочку насмешливые взгляды. Люси от стыда не могла поднять глаз: Нацу так и не отодвинулся, да ещё и придерживал под локоть, якобы для того, чтобы у неё не затекла рука, и сыпал вопросами о возможных осложнениях и способах их избежать. Теперь ей уже и в самом деле хотелось в туалет — туда-то эта рыбка-прилипала за ней не сунется, вечно караулить под дверью тоже не будет, так что к вечеру у неё появится шанс избежать силком навязанной компании. К завтрашнему дню его энтузиазм, может статься, поутихнет, а то и совсем иссякнет, и она снова заживёт своей тихой, неприметной жизнью. Наверное. — Я должна позвонить твоим родителям, — медсестра, закончив с перевязкой, потянулась к телефону. — Это обязательно? — на всякий случай уточнила Люси. Рука уже почти не болела, пальцами она шевелить могла, значит, ничего серьёзного не случилось, а ушиб через неделю-другую заживёт сам собой, и следа не останется. — Конечно, — подтвердила её худшие опасения медработник. — Или ты не слышала, что я говорила про больницу? Там ведь наверняка потребуется подписать разрешение на какие-нибудь обследования и подтвердить страховку. Это могут сделать только родители или опекуны. Ну? Говори номер. Стало совсем скверно: мало того, что она выставила себя полной идиоткой, решившей пренебречь общими для всех правилами, так теперь ещё и дядю подставит — что о нём подумают, узнав, кто его племянница? Через год она уедет и, скорее всего, больше никогда не встретится ни со здешними преподавателями, ни с учениками, а дяде здесь ещё жить и работать. Родственников, конечно, не выбирают, но разве не в её силах оставить о себе хорошее мнение, чтобы не бросить тень на близкого человека? И с этой задачей она не справилась. — Мои родители сейчас в отъезде, — негромко начала объяснять Люси. — Я живу с дядей, Байро Краси [4]. Он… он директор школы, — совсем тихо закончила она. — Дать вам номер его телефона? — Думаю, в этом нет необходимости, — совершенно другим тоном ответила медсестра. — Подожди меня здесь. Оставаться наедине с Нацу не хотелось — кто знает, что ещё взбредёт ему на ум — но выбора особого не было. Благо, эти несколько минут они провели в относительной тишине — вместо болтовни её порадовали художественным свистом, весьма, кстати, неплохим по качеству, но всё равно не подходящим под обстановку. — Господин директор ждёт тебя в своём кабинете, — сообщила вернувшаяся сестра. — А вам, молодой человек, стоит вернуться на урок — больше ваша помощь не требуется. Дважды повторять ей не пришлось — Люси мышкой выскользнула за дверь, едва успев попрощаться. А торопливые шаги за спиной лишь прибавили прыти её ногам. И всё же скрыться от своего преследователя она не смогла — через пару метров Нацу не только догнал, но и перегнал её, загородив проход. — Что ещё?! — простонала Люси, чувствуя, как начинает ломить в висках — теперь к боли в руке добавится боль головная, а таблетки именно сегодня по закону подлости остались дома, как и разрешение на них [5]. Так что ничего, кроме сочувствия, ей от медсестры не добиться. Поэтому придётся потерпеть несколько часов. Но никто не говорил, что она должна выносить ещё и Драгнила! — Хочу тебя проводить, чтобы с тобой больше ничего не случилось, — приосанился Нацу. Для образа верного рыцаря не хватало только меча или шпаги на бедре. Люси устало вздохнула. А чего она ожидала? Уж если он поплёлся за ней в медпункт, глупо было надеяться, что на этом их приключения закончатся. — Спасибо, но… — Да не стоит, — отмахнулся Нацу, подхватывая её под локоть. — Мне совсем не сложно. Кстати, могу потом устроить тебе небольшую экскурсию по городу и окрестностям — у нас тут есть потрясающие места: Розовый карьер, туда все влюблённые обязательно ездят, Белый Кролик — это памятник в центральном сквере, надо обязательно с ними пообниматься и загадать заветное желание, тогда оно непременно исполнится. А ещё настоящий Дом с привидениями, если ты их не боишься, конечно. — Я не хочу лазить по каким-то карьерам и обниматься с бронзовым истуканом! — выдернуть руку оказалось неожиданно легко, возможно, потому что захватчик никак не ожидал от неё подобной прыти. — Вообще-то он каменный, — счёл обязательным поправить её Нацу. — Да хоть стеклянный! — Люси внезапно стало наплевать на то, что могут подумать о ней другие ученики или преподаватели, если сейчас выглянут из кабинетов узнать, что там за шум в коридоре — она больше ни одной минуты не выдержит наедине с этим болтливым розововолосым чудовищем. — Мне всё равно! Можешь хоть целоваться с ним, а меня оставь в покое! Резко развернувшись, Люси торопливо продолжила свой путь, теперь уже (хвала всем святым!) в полном одиночестве, стараясь не вздрагивать от нацеленного в спину растерянно-обиженного взгляда серо-зелёных глаз. Дядя ни о чём не стал её спрашивать, немедленно развив такую бурную деятельность, словно она не повредила запястье, а вовсе осталась без руки: открывал перед ней все двери, сам пристегнул в машине, был рядом, пока осматривал врач и внимательно выслушал все рекомендации, а дома не дал ничего делать, напоил чаем и отправил в кровать, попросив как следует отдохнуть и пообещав приготовить на ужин что-нибудь вкусненькое. Люси успела дважды оросить слезами подушку (первым поводом стало приключение в школе, вторым — незапланированный звонок родителей), когда в дверь осторожно постучали. — Я не сплю! — предупредила она, торопливо стирая с щёк не успевшие высохнуть капли. — Заходи! Байро присел на краешек кровати, кивнул на перебинтованную руку: — Сильно болит? Может, выпьешь лекарство? — Не нужно, — Люси пошевелила пальцами, демонстрируя, что беспокоиться не о чем. Там и правда всё было не так страшно, как могло показаться сначала, поэтому и дальше раздувать из мухи слона не стоило. — Я просто… — она беспомощно закусила губу, не зная, как лучше объяснить своё состояние, и, ничего не придумав, спросила напрямик: — Я очень сильно тебя подвела? Высоко вздёрнутые брови и недоумённый взгляд дяди ясно дали понять — без подробного рассказа не обойтись. Пришлось, краснея и заикаясь, повествовать грустную историю о покорении каната, прилипчивом, как репей, рыцаре и ехидной целительнице. Образ непутёвой принцессы вышел трагикомичным, заключительный монолог — самообличительным, но довольно трогательным, заставив единственного зрителя задумчиво пригладить белоснежные бакенбарды. — Давай вернёмся в клинику, — предложил Байро, когда длина паузы выросла до неприлично больших размеров. — Мне кажется, при падении ты ударилась не только рукой, но и кое-каким другим местом. — Дядя! — праведное негодование мгновенно осушило слёзы, для равновесия добавив краски уже и так пылающим щекам. — Вообще-то я имел в виду голову. — Байро умело спрятал коварные смешинки в глазах за лёгким прищуром и добавил теплоты в голос: — Люси, дорогая, не накручивай себя. Каждый имеет право ошибаться. Мой авторитет в школе не пошатнётся от того, что ты сказала или сделала что-то неправильно. Тем более что твои сегодняшние так называемые прегрешения абсолютно (слышишь? Абсолютно!) таковыми не являются. — Значит, ты не сердишься? — Ну… нет. А вот если ты не съешь хотя бы два куска пиццы (прости, мне совершенно не хочется готовить, поэтому давай сегодня обойдёмся вредной едой?), я буду страшно зол. Ответом ему были счастливый смех, крепкие объятия и жаркие заверения съесть и больше, если в пицце не будет лука. Составив вечернее меню, Байро всё тем же заботливо-серьёзным тоном посоветовал Люси не забивать больше голову всякой ерундой и оставил её одну. После разговора произошедшее в школе уже не казалось чем-то непоправимо-страшным. Единственное, что досадно скреблось в душе, не давая насладиться приятной компанией (дядя, шахматы, две пиццы — любительский ремейк классической гангстерской картины), это воспоминания о Нацу. Не нужно было ему грубить. Ничего ужасного не произошло бы, проводи он её до кабинета. Или покажи все удивительные места в округе, тем более что ей и самой безумно хотелось их посмотреть. Особенно Белого Кролика. Ведь у неё есть то самое, заветное, желание, которое нужно прошептать ему на ухо, а затем трижды погладить тщательно выбитые на камне усы. И захватить на память камушек из Розового карьера, чтобы потом сделать из него кулон. Пожалуй, только в Дом с привидениями она не отважилась бы сходить, потому что до жути их боится. Так что стоит завтра извиниться перед Нацу — не из меркантильных побуждений, а для успокоения собственной совести, чтобы больше не мучиться от её болезненных уколов. Боясь упустить Драгнила в толпе или разминуться с ним в коридорах, Люси уже с раннего утра караулила у шкафчика, спрятавшись за угол. Едва он появился, она тут же окликнула его, от волнения зачастив на ходу: — Привет! Ты только не подумай ничего, ладно? Что я сталкер, например, и преследую тебя, или ещё чего в таком духе. Просто ты мне помог вчера, и надо было хотя бы сказать спасибо, а не кричать. В общем, я хотела извиниться и поблагодарить. Люси судорожно перевела дыхание и замерла в ожидании ответа, в упор смотря на Нацу. Тот, неразборчиво угукнув, вытащил из шкафчика книги, с грохотом захлопнул дверцу и ушёл. Ей оставалось лишь с глупым видом пялиться ему вслед. Было не обидно, скорее, удивительно и непонятно: неужели она настолько сильно его обидела, что теперь он даже не хочет с ней разговаривать? Пожалуй, большего провала в её жизни ещё не случалось. Потоптавшись немного на месте, Люси направилась в класс — смысла торчать посреди коридора уже не было. Она зашла в аудиторию самой последней, вместе с учителем — хороший способ избежать лишнего внимания, но не лучший при поиске свободного места. Сейчас таковых оставалось два: одно — на первом ряду, прямо напротив доски и учительского стола, второе — правее, дальше от двери. Люси предпочитала садиться ближе к окну — там было светлее и отпадала надобность в очках, которые врач прописал ей два года назад. Не занимай Нацу следующее за пустым столом место, надобность в выборе отпала бы сама собой. Однако после утреннего разговора находиться рядом с ним было неловко (вдруг подумает, что она и вправду его преследует), так что приглянувшаяся парта так и осталась пустой. Начался урок химии. Люси посещала её факультативно: баллов для поступления в выбранный университет хватало с лихвой, но она придерживалась мнения, что знания лишними не бывают, а будущая профессия требовала широкого кругозора — по крайней мере, сама Люси считала именно так. Химия оказалась для неё достаточно сложным предметом: бесконечные формулы веществ воспринимались как записи на неведомом доселе языке, химические реакции приравнивались к волшебству, а периодическая таблица пугала похлеще плаката для проверки зрения в кабинете окулиста. Но Люси не сдавалась — это было не в её правилах. Поэтому испещряла тетрадки мелкими бисеринками букв, сочиняла из формул смешные песенки, раскладывала из карточек с названиями химических элементов пасьянсы — в общем, делала всё, чтобы уложить в голове не поддающиеся запоминанию предмет, превратив учёбу в весёлую игру. В новой школе уроков химии Люси пока посещать не доводилось: неожиданно возникшие с её документами проблемы и затянувшийся переезд не позволили ей начать учебный год вместе с другими учениками. Потом нужно было определиться со списком предметов и утрясти расписание. Так что этот был первым, а потому особенно волнительным — не хотелось ударить в грязь лицом. Поздоровавшись и объявив тему урока, учитель, мисс Милкович, предложила им разбиться на пары для лабораторной работы. Люси даже не тронулась с места — вряд ли кто-то добровольно захочет присоединиться к ней, если только не найдёт себе напарника — и вздрогнула, когда громыхнул, проехав ножками по полу, стоящий рядом свободный стул. С которого ей теперь широко улыбался Нацу. — Не возражаешь? Люси молча сдвинулась в сторону, чтобы он смог сесть ближе к столу, при этом постаравшись оставить между ними максимально возможное расстояние: Нацу слегка пугал её перепадами своего настроения, поэтому, не зная, чего ожидать в следующий момент, она инстинктивно старалась держаться от него подальше. Драгнил на этот манёвр не обратил внимания, продолжая всё так же пялиться на неё и, кажется, совершенно не слушая объяснения учителя. Люси с тревогой покосилась на помеченные цифрами пробирки: насколько велики её шансы обойтись сегодня без травм и приключений, учитывая, кто напросился ей в пару? Самым интересным на химии для неё всегда были лабораторные работы, превращающиеся в сложный и оттого чрезвычайно привлекательный квест. На них она попеременно воображала себя то готовящей лекарственные припарки для раненного Артура Морганой [6], то повторяющей урок зельеварения педантичной заучкой Грейнджер, то злой Волшебницей Востока, нагоняющей страх на жителей Жёлтой страны [7]. Бурлящие в колбах реактивы, меняющие цвет жидкости, бесследно исчезающие в растворах предметы — чем не магия? После очередного, наполненного опытами урока Люси кропотливо рылась в Сети в поисках новой, пока ещё не известной ей волшебницы, за раз проглатывая найденную литературу, чтобы на следующем уроке примерить на себя её образ. Они были такими разными, все эти представительницы недоступного магического мира: добрые и коварные, красавицы и полные уродины, счастливые и не очень. Люси любила их всех, ничего не меняя в характерах, добавляя лишь одно — особую собранность и внимательность при выполнении заданий. Ведь ведьма не должна ошибаться, варя зелье, иначе не миновать беды. Причём, не только в волшебном мире, но и в её, материальном. Поэтому столь халатное отношение Нацу к объяснениям учителя Люси довольно сильно расстроило, и она решила, что руководить процессом, дабы избежать неприятностей, будет сама. Напарник отнёсся к доставшейся ему роли пассивного наблюдателя с поразительным спокойствием, лишь нетерпеливо поёрзал на стуле, намекая, что пора начинать. Люси последний раз глубоко вздохнула и потянулась за первой пробиркой. Половина опытов уже осталась позади, когда внимание Люси привлекло едва слышное характерное позвякивание — такой звук издавали бьющиеся друг о друга стеклянные пробирки. Холодея от закравшегося в душу нехорошего предчувствия, она медленно повернулась. О нет, только не это! — Боже, что ты делаешь?! — у неё даже голос осип от нахлынувших эмоций. — Мне стало скучно, — нисколько не смутившись, пояснил Нацу, возвращая пробирки на место. — И поэтому ты решил поиграть с лабораторным оборудованием в солдатики? — как можно быть настолько безответственным?! Ведь в этих стеклянных колбочках кислота! Одно неосторожное движение — и… — Я же сказал — мне скучно! Почему всё делаешь только ты? Это нечестно! — Хорошо, — скрепя сердце согласилась Люси. — Следующий опыт будет твой. Возьми пробирку под номером три… Нацу послушно проделал необходимые манипуляции и пристально уставился на мензурку в своей руке, ожидая результат. Тот последовал незамедлительно: содержимое пробирки помутнело, приобрело грязно-зелёный оттенок и забурлило, норовя выплеснуться через край. — А что, так и должно быть? — Нацу с любопытством следил за творящимися с жидкостью метаморфозами: рассматривал, нюхал, даже, кажется, собирался попробовать её на вкус. — Н-не-ет… — перешла на истеричный шёпот Люси. — И что теперь с ней делать? — Не знаю, — необходимо было срочно что-то придумать, но содержимое пробирки снова изменило цвет и закипело ещё активнее. — Ой, мамочки… мне кажется, она сейчас взорвётся. Выбрось её куда-нибудь! — Куда? Нацу начал озираться вокруг себя, но, так и не найдя подходящего места, просто сунул мензурку в подставку к остальным. Жидкость, словно обидевшись на столь пренебрежительное к себе отношение, успокоилась. По классу медленно и неотвратимо поползла мерзкая сладковатая вонь. — Поздравляю, — прикрыв рот и нос ладонью, прогнусавила мисс Милкович. — Кто-то сегодня остаётся после уроков.