База потерянных Бойцов и Жертв

5 февраля. Суббота. Вечер.

Впервые в жизни Соби чувствует свободу. Безграничную. Опьяняющую. Он раскладывает свои скоромные пожитки по полочкам и радуется тому, что все пространство этой комнаты принадлежит ему и только ему. И самое главное, что сейчас он может быть самим собой. Имеет возможность рисовать. Он с трепетом расставляет на большом столе баночки с красками, упаковки с пастелью, акварелью, углем. Проводит пальцами по мягким кончикам кисточек и остро заточенным грифелям карандашей. Скользит руками по различным листам бумаги. И с замиранием сердца ждет момента, когда перед его глазами окажется чистый холст, а в пальцах кисточка, чтобы рисовать, рисовать, рисовать. С жадностью упиваясь этим. Не спя ночами из-за бурлящего внутри вдохновения. Соби кажется, что стоит ему только дать волю этому дикому желанию, как оно поглотит его целиком. Соби смотрит на мир вокруг, ощущая, как он звенит, кричит, требуя запечатлеть ускользающую естественную красоту. Даже зима, казалось бы столь серое время года, на самом деле сверкает не меньшим количеством различных красок, нежели любое другое. Просто ее оттенки иные, более утонченные, незаметные, если не всматриваться. А Соби смотрит. Жадно, восхищенно и пристально. Он ловит каждый момент времени, порой желая, чтобы тот никогда не заканчивался, чтобы все вокруг замерло. Чтобы мир застыл в своей неподражаемой красоте, дабы дать возможность Агатсуме впитать ее в себя до последней капли, и перенести на бумагу. Ранними утрами, когда еще все спят, Соби уже обычно сидит где-то с альбомом в руках и с упоением рисует. Он проваливается в творчество с головой, ничего не замечая, не ощущая того, как стрелки часов отсчитывают секунды, минуты, часы. За несколько дней у него накапливается множество набросков, но Агатсуме все еще их мало. Он не может прекратить рисовать, не может утолить эту жажду. Он настолько увлекается, что забывает обо всем, что столько лет давило на его плечи невыносимой тяжестью. Он почти перестает ощущать себя Бойцом, потому что в такие моменты он оказывается просто Соби. Но система не позволяет ему надолго о себе забыть. Рицка напоминает о ней на пятый день пребывания Агатсумы на базе. В тот вечер Боец облюбовывает для рисования окно в конце второго этажа общежития, из которого открывается вид на небольшую, запорошенную снегом, беседку, окруженную голыми деревьями. Соби сидит на подоконнике и рисует ее, когда внезапно его словно окатывает холодной водой и одновременно охватывает пламя. Его рука неконтролируемо вздрагивает, прочертив на листе кривую, совершенно неуместную линию. Художник расстроенно вздыхает и отворачивается от окна, обращая свой взор на темный конец коридора. Тихие, гулкие шаги раздаются со стороны лестницы, скрипит дверь, и в коридор заходит юноша. Черное зимнее пальто на нем было расстегнуто, но длинный бордового цвета шарф так и остается обмотанным вокруг шеи, скрывая от взора Соби нижнюю половину лица парня, что на ходу роется в перекинутой через плечо сумке. Только оказавшись у ближайшей к Соби двери юноша, наконец, извлекает на свет связку ключей и проворно отпирает свою комнату. И прежде чем зайти в нее, он на пару долгих секунд поднимает взгляд на неподвижно сидящего на подоконнике Бойца. Заглянув в эти теплые вишневые глаза Агатсума понимает, что пропал, что его мир за какую-то долю секунды вновь разбился на мелкие осколки. И теперь Соби оказывается еще более потерянным, чем когда-либо ранее в своей жизни. Ему уже не хочется рисовать. Он смотрит на почти законченный набросок беседки, наискось перечеркнутый той самой неуместной линией и понимает, что никогда не сможет его завершить. Более того, он не сможет ни стереть эту линию, ни выбросить сам лист. Ибо этот жалкий рисунок стал чем-то большим, чем планировалось, обратился в реликвию, которая впитала в себя особые сверхъестественные силы, которым следовало бы поклоняться. Этот рисунок стал материальным напоминанием об их первой встрече. О молчаливом пересечении взглядов, говорящих слишком много того, что невозможно облечь в слова. О первом соприкосновении сил, в безумном потоке которых можно было с легкостью захлебнуться и утонуть. Соби неловко спрыгивает с подоконника и направляется в свою комнату. Оказавшись у входа, он оборачивается, дабы взглянуть на дверь, за которой несколько минут назад скрылся юноша. Агатсума все еще ощущает тихую пульсацию силы Жертвы, что едва касалась как туман его ног и рук. Едва заметный запах ванили и сладкой мяты витает в воздухе, рождая желание вернуться на шагов десять назад, к той самой двери, за которой был парень. Но Соби, стиснув зубы, не позволяет себе этого. Он поспешно заходит в свою комнату, громко захлопнув за собой дверь, и дрожащими руками закрывает ее на замок. Вместе этим тихим щелчком внутри Соби словно отключается какой-то тайный механизм, что до этого времени помогал ему держать себя в руках. Теперь его всего сотрясает дрожь. Легкие пылают, а язык прилип к небу, словно он только что на морозе бегал стометровку. Боец прислоняется лбом к шершавой поверхности двери, вдыхая запах сухой старой древесины в попытке прийти в себя. Агатсума никогда не думал, что ему удастся окунуться в ощущение опьяняющей силы Жертвы. Даже к именной Жертве не каждый Боец подобное чувствует, а что уж говорить о Чистых, для которых априори подобное было недоступным из-за отсутствия истинной пары. Соби медленно сползает на пол, неловко, как сломанная кукла, садясь на потрескавшийся старый паркет, прислонившись к двери плечом. Альбом для рисования падает в паре шагов от него, а карандаш откатывается куда-то под стол, но Бойцу плевать на это. Все его силы уходят на то, чтобы не поддаться сжимающей в тисках тяге, что заставляет Соби чувствовать себя иголкой, всем своим естеством тянущейся к магниту. Он уже не осознает того, что его короткие ногти скребут по полу и двери, в попытке то ли зацепиться за них, то ли чтобы выбраться из помещения, и доползти до комнаты Жертвы. Соби лишь старается дышать. Медленно, глубоко. Но каждый вдох кажется ему пыткой, разрывающей на части внутренности. Кажется, ему было больно, но это чувство тонет в непроглядном вязком тумане. Агатсума неосознанно вцепляется зубами в нижнюю губу, прочти до крови ее прокусывая. Жар продолжает волнами накатывать на него, окутывая со всех сторон, приглушая ощущения всех органов чувств. Соби не знает сколько времени это продолжается. Возможно, всего пару минут, а быть может час. Просто в один момент все угасает. До этого упорно топящие его волны утихают, оставляя после себя лишь легкий запах морской соли как напоминание. Агатсума облегченно глубоко вздыхает, и, прислонившись затылком к двери, устремляет свой проясняющийся взгляд в потолок. Только сейчас он осознает, что пережил откат из-за отказа подчиняться притяжению силы Жертвы. Он смог противостоять юноше с пронизывающим насквозь взглядом. В первый раз, но ведь не в последний? Соби не может ответить даже сам себе на этот вопрос. Ведь в природе Бойца заложено быть слабее Жертвы, ей подчиняться. Вот только к чему приведет, навязанное силой, подчинение? Более того, подчинение не желанное для самой Жертвы? Вопросов так много, и ни на один Агатсума пока ответить не может. Теперь Соби не знает, что его ждет впереди. Ведь этот юноша может оказаться, как его спасением, так и погибелью. И потому Агатсуме остается только ждать и издалека наблюдать за парнем. Изучать его, пытаясь из маленьких фрагментов мозаики составить более-менее понятную картину. Боец знает уже сейчас, что это будет трудным делом. Но, не смотря ни на что, Соби намеревается выполнить его, пусть даже ему придется, сцепив зубы, терпеть постоянную боль, ведь не зря его столько лет учил Рицу.