Got You On My Mind

Знаешь?

Звонок разносится по пустой квартире как гром среди ясного… Точнее уж — пустого, дня. Тэхен протягивает руку к телефону и медлит всего секунду. Его имя на дисплее. Как давно они не виделись? — Алло, Тэхен? С этого телефонного звонка все и начинается. Снова? Скорее, по-новому. Не с «просто хорошие знакомые», а теперь, наверно, нечто намного большего. Похоже, друзья. Похоже… Тэхен надевает свое бежевое пальто, завязывает шнурки на нелюбимых черных ботинках и звенит ключами в дверях. Он не берет зонтик. А стоило бы. На улице льет дождь. Руки начинают мерзнуть, едва Тэхен выходит на улицу. И все же, он любит этот дождь. Ким поворачивает ключи в замке зажигателя и мягко жмет на газ. Выезжает на шоссе и нажимает на педаль газа сильнее. Летит на встречу с ним. Летит сквозь бьющие о лобовое стекло крупные капли. Сквозь слезы неба. Чимин тянет рукава красной растянутой кофты и пытается улыбнуться. «Это ни к чему» — думает Тэхен, смотря на него. Не заставляй себя. — Давай посидим у реки, — предлагает он тихим голосом. Ким кивает. Обводит взглядом его дрожащую спину, когда тот уходит чуть вперед, и переводит взгляд на одинокую скамейку, виднеющуюся впереди. Прямо напротив реки. — Я потерял отца, — признается Чимин. Ким его понимает. — Я свою мать, — говорит он. Хотя помнит, что Пак и так это знает. Знает, что Ким до сих пор с этим не смирился. Наверно, потому-то он и звонит именно ему. Кто, как не Тэхен, поймет его чувства, связанные с потерей родного человека. Кто, как не он, разделит его боль. Наверное, их связывает ещё кое-что важное — их общая ненависть к таблеткам. Общее горе, сжигающее вместе с килограммами. Незапланированная диета, называемая депрессией, в которой без ненавистных таблеток, впрочем, попробуй-ка выживи. Они не носят черное. Не носят траура по тем, кем не стали. Там, в них, нечто иное. Там закрытые комнаты и пустой коридор. Там холодные руки и постоянно немеющие пальцы. И то онемение, кажется, уже никогда не пройдет. Там красная растянутая кофта, с местами разошедшимися рядами. И взять бы спицы и подправить те ряды. Да только сил нет. И ещё кое-что. То, что рождается после очередной встречи и разговоров о жизни. Кое-что, что приоткрывает одну из дверей и заглядывает. В нее. Заглядывает в него. И Тэхену хочется рассмеяться. Рассмеяться от всего этого. Закрыться в ванной и смеяться там через скользящие вдоль щек слезы. Хочется… Ты в моих мыслях. Ну разве не смешно? Тэхен сидит в прихожей, с так и не обутым вторым ботинком на ноге, и смотрит, как за окном, в сером растертом карандаше сверкают вспышки. Сверкают ярко. Немного режут глаза. Ты наводишь меня на мысли, о которых я и не думал прежде. Тэхен не любит телефонные разговоры и никогда их не любил. Он больше за живые разговоры. За то, чтобы быть рядом. Рядом с ним. Ким растирает замерзшие пальцы, сидя на холодной остановке. Машина на днях сломалась. Он выдувает в ладони теплого воздуха, но это не помогает. Автобус все не приезжает. Небо за козырьком остановки остается неаккуратно растертым. Телефон звонит в широком кармане. Тэхен не медлит с ответом. Ким еле сдерживается, чтобы не сказать — Я скучаю. Я скучаю по тебе. Это плохо. Ты в моих мыслях. Знаешь же, это нехорошо. «Я в порядке» — врет сам себе. Я в порядке. И с грустью обводит осунувшиеся плечи. — Я в порядке, а ты? Чимин чуть усмехается. — Я тоже. Ложь. Тэхен, конечно, не верит. Ким знает о ней, о той, что в траурном платье, что гладит с мнимой нежностью по голове. Он знает, его можно не обманывать. И Чимин вроде тоже это понимает. Но не признает. Теряет вес. Вместе с весом теряет себя. Не отпускает. Просто не может отпустить. Не может принять. И снова Ким его понимает. После того как он сам теряет её, своего близкого человека. Родственную душу. После определенного промежутка времени, после того как становится чуть лучше. Нет. Когда становится более-менее. Он думает, что сможет пройти по этой дороге в одиночестве. Даже под руку с той, кого не звали. Даже с постоянно исчезающими непонятно когда и куда килограммами, из-за которых начинают выпирать ключицы и кости острых плеч. Он думает, что справится. Думает, получится себя этим обмануть. И он никогда никому не откроет ни одну из тех дверей. Думает так… А теперь. Каждый его звонок… Что происходит? Он заставляет его улыбаться. Он заставляет его чувствовать нечто большее. Ты в моих мыслях. И нет. Это не смешно. Чимин не управляет им. Чувства к нему не заставляют его делать какие-то безумные вещи. Совершать какие-то неосознанные поступки. Чувства к нему просто делают его искренним. С ним он становится искренним. С ним он пропускает прием, и от этого не становится хуже. Не становится. От этого… Но. Ты в моих мыслях. Тэхен лежит, уставившись в почти белый потолок. Он сжимает и разжимает пальцы. Они снова немеют. Вот только, кажется, теперь уже не совсем-то уж и от холода. Ким открывает и вновь закрывает глаза. Потолок остается прежним. Да и с чего бы ему поменяться? — Скажи, ты чувствуешь то же, что и я? — спрашивает он, всё у того же потолка. Скорее всего, нет. А вот ты в моих мыслях теперь постоянно. Знаешь? Нет. Конечно нет. — На чем мы сошлись? — спрашивает Ким у чуть подрагивающего рядом Чимина. Ким не уточняет. Но смотрит. Прямо на это продолжающее исхудать тело. На эту растянутую кофту и почти порванные в некоторых местах ряды. На светлые, чуть влажные от мелко моросящего сегодня весь день дождя, волосы. На пухлые, чуть дергающиеся временами губы. На слишком тоскливые теперь глаза. Ты в моих мыслях. — На чем мы в итоге сошлись? Ким всегда являлся закрытой книгой. Но Пак как-то умудряется его читать. Он не говорит лишних слов. Он не отвечает прямо. Скорее, чуть уклончиво и часто тихо. Но знает намного больше, чем все же произносит. И смотрит намного глубже. Видит намного больше, чем может показаться поначалу. Он, кажется, знает. Подозревает, что у Кима вскоре может случиться рецидив. Знает, что-то «все хорошо» давно себя изжило. И вместо той, что в черном, теперь в его мыслях тот, что в красном. Тот, что в растянутом, с почти порванными рядами. И Ким понятия не имеет, что ему делать. Ким не знает, откуда ему достать спицы. А если и добыть их. Он ведь не умеет вязать. Тэхен приносит на очередную встречу бумажный пакет. Тот хрустит в его руках и чуть намокает под мелкими каплями. Ким присаживается рядом с ним на скамейку и протягивает ему тот сверток. Он прекрасно понимает, что не умеет вязать. Не умеет признаваться. Не умеет. Но с ним он хочет быть искренним во всем. Хочет. — Это тебе. Чимин сжимает хрустящий пакет в своих коротких пальцах. Заглядывает внутрь и, кажется, впервые за долгое время, улыбается искренне. Совсем немного, лишь слегка приподняв уголки губ. Но от души. — Спасибо. Он вытаскивает из того пакета снежный шар и чуть трясет его. В том мире внутри стеклянного шара начинает идти блестящий снег. В нем сверкает волшебство. Ким глядит на это и кивает сам себе. Он сделал правильный выбор. Тот мир внутри шара, правда, такой же прекрасный, как и его новый хозяин. Такой же хрупкий и скрытый, но уникальный. Для Кима теперь нет ничего прекраснее него. Ничего прекраснее, и с тем же, ничего более тяжелого по сравнению с ним. Ты в моих мыслях. Знаешь? Киму снова начинают сниться кошмары, и его выдергивает из них среди ночи лишь холодный всплеск вместе с дрожью. Он вновь отбрасывает одеяло и бродит по квартире до самого утра, не зная куда себя деть. Не зная, как прекратить эти мучения. Борясь с желанием позвонить ему. Тэхен не знает, что ему делать с той тревогой, связанной с ним. Он не представляет, как правильно об этом говорить. Как? И боится, что тому этого и не нужно. Да и скорее всего, Пак уже и сам об этом догадался. Догадался, но молчит. Ведь, правда, зачем они ему? Эти чувства. Эти мысли. Он. Такой Тэхен. Ты в моих мыслях. Когда всё же удается нормально поспать, и он просыпается по утрам, а не среди ночи. И тогда, открывая глаза, первым делом Ким думает о нём. На экране телефона, в контактах над его номером стоит та самая красная кофта, немного видны линии его небольших рук. Тэхен сфотографировал его. Точнее часть него. Тогда, как можно незаметнее — без вспышки и затвора. Просто так захотелось. Ведь, как говорится, в некоторых поверьях. Из украденного ростка, наоборот, вырастет замечательный цветок. Так и с фотографией. Хочется верить, он станет ближе, и снимок скоро поменяется на тот, что с искренней улыбкой. С той улыбкой, предназначенной для него. Хочется верить. Ты в моих мыслях. В моих мыслях. Но это еще, как оказалось, мелочи. Ты в моем сердце. В моей душе выгравирован твой образ, понимаешь? Скорее всего, да. Скорее всего, это зря. Скорее всего, те таблетки придется вернуть. И напитком из зверобоя будет уже не обойтись. Потому что: — Ты в моих мыслях, — в пустоте коридора. — Тебя там так много, — с так и не завязанным шнурком на ботинке, глядя в знакомые до мигрени растертые пятна за окном. Глядя в блики красного на подоконнике, рядом с горшком, цветок в котором так и не зацвел. Он не приходит на встречу. Он не садится рядом. Нет, не Чимин. Тэхен не приходит. Он разрушается от кошмаров, растирает вечно замерзшие пальцы и варит отвратительный отвар из зверобоя. Ведь пишут, что он помогает. Что благодаря ему можно обойтись и без таблеток. Что раздражение то и на смену ему апатия рассосется. Дождь ведь заканчивается. Так что же тогда с ним не так? Ах да. Ведь там же он. Он в его мыслях. В его голове. Везде. Его образ в душе, как раскаленное железо — внутри все начинает плавиться. Тревога обостряется. Двери. Точнее одна из них, начинает дурно скрипеть. Ему снова страшно. Почти как тогда, почти как во время потери. И у той, что в черном, теперь красное платье. И Тэхен все ещё не научился вязать. Пак появляется на пороге сам. Среди ночи. Откуда он узнает его адрес? Какая разница. Он стоит, обхватив себя руками, и смотрит неуверенно. — Может, позволишь пройти? — выходит из его уст практически шепотом. Тэхен дергается и отходит в сторону. Конечно, проходи. Проходи. И, пожалуйста, если можно. Если это каким-то образом возможно. Не уходи больше. Останься рядом со мной. Не пей больше те таблетки. Доверься мне всецело. Пак немного нервно разувается и проходит вперед по коридору. Осматривается вокруг. Ведь он тут впервые. Тэхен хочет предложить ему чай и спросить, что привело его к нему среди ночи, но… Пак разворачивается, подходит к нему совсем близко и отводит взгляд. Видно, что размышляет над чем-то. Затем вытягивает из-под кофты какой-то кулон. Снимает его с шеи и протягивает Киму. Вкладывает в его прохладную ладонь. — Это ловец снов, — говорит он, поднимая глаза, — он избавляет от кошмаров. А ты ведь писал, что у тебя кошмары, — поясняет Пак. — Да, у меня кошмары, — соглашается Ким. У меня кошмары, отчасти потому что ты в моих мыслях. От того, что тебя там так много. И слишком непонятно, что с этим делать. А ещё та дверь. Она перестанет скрипеть? — Ты останешься? — вместо «спасибо» спрашивает Ким. И хочет дотронуться до его пальцев. Хочет соединить их ладони воедино. Ведь он знает: это было бы нечто столь же прекрасным, что и мир в том снежном шаре. Чимин немного дергается, чуть поджимает пухлые губы и кивает. — Останусь. Пак совсем не возражает, что им придется остаток ночи спать вместе. У Кима нет второй кровати или дивана. Чимин ничего не имеет против, когда Тэхен его об этом осведомляет. Он так и не рассказывает Киму истинную причину своего визита. Ведь не может же лишь в ловце снов быть дело? Однако, так ли это сейчас важно. Он рядом. Он тут, лежит прямо напротив него и снова молчит. Пак не притворяется спящим, он не отворачивается, ложась к Киму спиной. Он смотрит прямо в глаза. Все так же — чуть неуверенно, с той все никак непроходимой тоской в глубине глаз. Огромная луна, висящая за окном, позволяет разглядеть каждую черточку его лица даже в окружающем их полумраке. Ким тихо сглатывает. Кажется, ему вновь становится страшно. Но этот страх сейчас совсем не тот, что раньше. Он идет все от той же неуверенности, но теперь в нем есть еще что-то. Вот только, что именно, додумать не получается. Потому что Чимин все же закрывает глаза на пару секунд. Затем раскрывает их и переводит взгляд с глаз Кима на его лицо. На его щеки. На волосы. На губы? Он вытаскивает из-под одеяла свою сжатую в подобии кулака руку, протягивает её к лицу Тэхена, разжимает пальцы и дотрагивается до щеки, проводит по волосам на виске. Видно, что нервничает, но не отступает. — Ты в моих мыслях, — шепчет он. И Киму в первую минуту кажется, он ослышался. Что Чимин напротив него, его руки на его лице — одна большая галлюцинация. Что, возможно, он перепил отвара зверобоя, и тот вызвал бред. И не приходил к нему Чимин и вовсе. Не было никакого ловца снов. Тот не лежит сейчас напротив него. Он уже почти убеждается в этом, как вдруг Чимин говорит чуть громче. Увереннее. — Ты в моих мыслях. В моем сердце. Ты мне снишься, я думаю о тебе, едва открыв глаза. Я… — он тушуется, словно пугается своих же слов. Того, что произнес их вслух. Собирается убрать свою руку от лица Кима, но тот перехватывает ее. Переплетает их пальцы. Соединяет их ладони. Убеждается в прекрасном. Они и правда идеально смотрятся в едином дуэте. Все правильно. Теперь он и правда в порядке. — А ты в моих мыслях, — признается в ответ. — Ты везде. Только ты. Чимин улыбается, чуть смущенно, но счастливо. Искренне. Та тоска по потере все ещё живет в его глазах, впрочем, как и в глазах самого Кима, но Пак готов жить дальше. Он может. Его будущее оказывается совсем рядом. Руку протяни. У него вечно не завязанный шнурок на одном из ботинков. Немного потрепанное временем бежевое пальто, темно-русые вечно влажные из-за того, что никогда не носит зонтик, как и сам Пак, волосы. И улыбка на устах. Такая искренняя, такая добрая, что ей не страшно довериться. И правду пишут: у людей с грустной душой самая красивая улыбка. Все так. Рядом с ним Чимину уже не страшно. Вместе они справятся. Будут стараться — теперь ради друг друга. Ради одного общего будущего и тех дней без дождя. Или же дождливых, но так, чтобы совсем рядом, под одним одеялом, с тем волшебным шаром на тумбочке у их общей кровати и ловцом снов рядом с ним.