Предчувствуя неизбежность

Она еще немного постояла у окна пытаясь что-то разглядеть, но подъездная площадка быстро опустела. Невесть откуда, из щелей окна подул свежий ветерок, посылая волной озноб по всему телу. Лиз прикрыла глаза, представив на секунду, что она стоит в своей комнате у окна и вот сейчас ее позовет отец на завтрак. Секунда, вторая… Перед ней были все те же стены и тот же холодный пол в неизвестном месте. Она попыталась открыть окно, но не повезло — все закрыто намертво, а выбить его нечем: пуфики мягкие как подушки, а стол неподъемный. Девушка испуганно посмотрела на входную дверь ожидая, что вот-вот в комнату войдут; за дверью слышались приближающиеся шаги нескольких человек. Двустворчатая массивная дверь открылась и в комнату вошли две девушки, те самые с того кошмарного места в пустыне, их тоже утащили в джип вместе с Лиз. Девушек, одетых точно так же как и ее, сопровождали вооруженные охранники с автоматами наперевес. На мгновение Лиз стало радостно, что теперь у нее будет компания, что, возможно, у них будет общая комната. Вспышка радости погасла, когда Элизабет встретилась взглядом с каждой из них, в глазах читался страх и что-то похожее на обреченность. Спустя несколько минут в комнату вошел тот самый старик, которого Лиз видела из окна. Он вошел в сопровождении охраны и остановившись посреди комнаты посмотрел на всех усталым взглядом, его помутневшие карие глаза осмотрели комнату и остановились на невидимой, но вполне для него конкретной, точке на полу. Он тяжело вздохнул и провел морщинистой рукой по короткой седой бороде. Лиз украдкой осмотрела его: мужчине лет где-то 70, он ссутулившись стоял у входа и казалось чего-то ждал; его белая рубаха, с длинными широкими рукавами, покрывала все его старческое тело до самых пят. На рубахе была еле заметная белоснежная вышивка вдоль всего ворота и на манжетах, вышивка была похожа на рисунок, что бывает от мороза на стекле, такой причудливый красивый узор. На голове у него был красно-белый платок из плотной ткани, с обручем похожим на бечевку черного цвета. На правой руке в несколько рядов у него намотаны блестящие черные четки; и своими сморщенными крючковатыми пальцами он методично перебирал нитку, бусинку за бусинкой, что дугой свисали ему в ладонь и что-то шевелил губами. Лиз казалось, что он молился. Все стояли молча в ожидании дальнейших команд. Два крепких араба внесли красивое деревянное кресло с золотой обивкой и подставку для ног. Массивное кресло напоминало трон, его поставили посредине комнаты куда прежде смотрел старик. Когда этот важный гость сел и поставил ноги на маленький пуфик, охранники тут час подтолкнули Лиз вместе с девушками вперед, и они втроем встали в шеренгу перед ним. Никто из них не осмелился от чего-то смотреть ему в глаза, каждая украдкой поглядывала на него из-под лба. Все это время в комнате было угнетающее молчание, что давило на всех, как еще одна форма пыток. Лиз услышала, как рядом кто-то из девушек всхлипнул, видимо им было очень страшно, Лиз их понимала. Старик осмотрел каждую из них и облокотившись локтем об колено закрыл лицо ладонями. Девушки слегка удивились такому поведению, они посмотрели друг на друга и слегка пожав плечами стали ждать. Элизабет подумала, что старик на жаре устал и у него разболелась голова, сама она наивно захотела кофе и булочку из кофейни Paul… После пятиминутного молчания, мужчина поднял голову вверх, а потом кивнул одному из охранников, тот подошел к старику и наклонившись к нему что-то прошептал, тот в ответ лишь задумчиво кивал. — Назовите свои имена. Имена. — Охранник, что стоял возле сидящего на троне старца, громко скомандовал. Девушки опять быстро переглянулись и по-очереди представились: «Брэнда. Элизабет. Алекс.» Охранник удовлетворительно кивнул головой и снова что-то зашептал старику, тот в ответ опять кивнул. Потом девушкам приказали отойти в сторону и сесть в углу, в то место где до этого сидела Лиз. Брэнда хотела что-то спросить, но сопровождающий их охранник грозно шикнул, и она сразу замолчала. Опять повисло молчание. Через некоторое время, после короткого совещания, к ним подошел один из охранников и приказал Брэнде и Алекс встать, девушек быстро вывели из комнаты. Их непонимающий и испуганный взгляд метался от старика к Элизабет. Лиз осталась в комнате одна, по телу снова пробежали мурашки, а сердце неистово забилось в груди как будто уже знало будущее и подавало тревожный сигнал всему организму. На нее из центра комнаты смотрела пара карих глаз. Еле заметным движением руки он показал на нее и двое охранников взяли ее под руки и подвели к нему, как будто она сама была идти не в состоянии. Этот старый араб, с каким-то непониманием и любопытством посмотрел на нее. Лиз опасалась не только того, что может ему понравиться, если он покупатель или «хозяин», как бы презрительно она не произносила это слово у себя в голове, но и того, что может ему не понравиться. Непонятно какой из вариантов для нее страшнее. Возникло также много вопросов: Почему оставили именно ее? Какие у него планы? Что ее ждет? Его карие, практически черные глаза, с густыми ресницами, как у шейха Хамида, медленно осмотрели ее с ног до головы. Элизабет уже зло и упрямо смотрела ему в глаза, сама недоумевая своей наглости: «На что он смотрел? На что там было смотреть?» Лиз представила, как она жалко и неприятно выглядит: грязные волосы, лицо покрасневшее и обветренное от слез и солнца, руки и ноги в синяках и ссадинах. Она стояла в просторной черной рубахе, прикрывающее тело до самого пола с платком-хомутом на голове, который постоянно спадал. Она мысленно ухмыльнулась: «Не самый лучший товарный вид. Да, старик?» Старый араб медленно встал и посмотрел в окно, все опять чего-то ожидали. Это вечное ожидание «чего-то» настолько выматывало Лиз, что она начала ужасно злиться! Это как сидеть перед кабинетом у стоматолога зная, что сейчас тебе вырвут зуб. Страх сменялся гневом, потом накатывалао жуткое желание рыдать, следом отчаяние и пустота, а потом опять все по кругу. В движениях старика была неспешность, тягучесть и усталость, он прошел в глубь комнаты и отвернувшись к окну, сказал что-то негромко на непонятном ей языке. Мужчины, что были в комнате, начали что-то встревоженно ему отвечать мотая головой. Старик устало вздохнул и снова посмотрел на Лиз. — Как тебя зовут? — Спросил старик на хорошем английском, без акцента. — Повтори еще раз. Скажи свое имя и фамилию. — Милхон. — Лиз прочистила горло и повторила. — Меня зовут Элизабет Милхон. Мне 23 года, я из США. Учусь… Он поднял руку останавливая ее, кивнул и подошел ближе к окну. Старик долго стоял всматриваясь в солнечный свет, что просачивался из щелей деревянных ставней, он подошел вплотную к окну и Лиз показалось, что он стоит как тогда она, несколько минут назад, наслаждается внезапным прохладным ветерком. Еще ей вдруг придумалось, что возможно он тоже не хочет быть здесь, что он так же не может уйти к себе домой и от этого он такой усталый и грустный. Но она выбросила эти ужасные мысли из своей головы, обвинив себя в Стокгольском синдроме и заставила себя его ненавидеть, хотя бы мысленно. Мужчины, что стояли рядом с Лиз ощутимо нервничали и как и Лиз, все это напряжение густым сгустком повисло в воздухе. Ее держали за локти и видимо не рассчитав силы один из мужчин слишком сильно сжал ее руку. Лиз ойкнула и сразу же мысленно прикусила себе язык. Старик повернул голову и скомандовал что-то, ее сразу отпустили и сделав несколько шагов назад оставили стоять одну. Лиз удивленно посмотрела на сутулого пожилого человека, что по-прежнему стоял у окна. — Меня зовут Ариф аль-Адавийа. Уверен у тебя много вопросов… Как и у меня… — Растягивая слова сказал старик в пространство. — Надо отдохнуть. Надо подготовиться к вечеру… — Нет… сэр, я хочу поговорить. — Элизабет сделала шаг вперед и испугавшись своего дерзкого «нет» обернулась посмотреть на реакцию охранников. Те безразлично стояли на своих местах. — Сэр, позвольте сказать. Я хочу домой, хочу к своей семье… и если вас интересует деньги… выкуп то… У Лиз в голове был рой из вопросов и океан вариантов как она будет упрашивать его отпустить ее, ничего не удавалось сформулировать. В то время как она стояла, соображая и обдумывая происходящее старик устало смотрел на нее: — Ты, Элизабет Милхон, моя гарантия. Молчи и слушай! Ты будешь мостиком между той кровавой рекой, что начала течь. С твоей помощью или без нее, но я доберусь до берега не захлебнувшись… — Я? Почему именно я? — Лиз в недоумении спросила. В комнате опять повисло молчание. Лиз ждала ответа и обдумывала слова, готовясь понять смысл и посыл. — Как твое состояние, у тебя есть повреждения? — Мужчина, зажал руки на спине в замок, стал медленно прохаживаться по комнате вдоль окна словно разминая ноги. — Нет… — Лиз убавила тон заговорив тише и спокойнее, а он остановился и удивленно поднял бровь. — Царапины только… на руках и ногах. Почему именно я? Он поджал губы и дальше пошел по комнате. — Что-то еще? — Он проигнорировал ее вопрос, посмотрел на мужчин и снова на нее. Когда она промедлила он раздраженно поднял бровь ожидая ответа. — Нет, сэр. — Видимо его понимали и слушались с первого раза и повторять он не привык. — Только царапины. — Покажи. — Он сделал несколько шагов к ней, и Лиз оказавшись лицом к лицу посмотрела ему в глаза. Старик был примерно ее роста, но сутулый. — Покажи царапины. Элизабет подняла кисти рук показывая запястья, а потом она приподняла подол мешка и показала щиколотку. Ее раны выглядели не так уж плохо, местами были еле заметные кровоподтеки. Старик насупил брови и долго смотрел на довольно большом расстоянии от нее на ее руки. Лиз казалось все странным. — Тех двоих, — Он кивнул в сторону двери, — отвезли в другое место, ближе к месту обмена, вечером их передадут представителям властей. Это первая часть сделки. — Он удовлетворительно кивнул и забрался на своё кресло, еле заметным движением руки — приказал ей тоже сесть. Позади нее уже лежал пуфик. — Тебя кормили? Воду давали? — Он спрашивал монотонно и протокольно, его мысли были далеко. — Царапины — это мелочь, как-будто ребенок упал. Так? На лице у него мелькнуло подобие улыбки и Лиз молча кивнула. Она уже хотела открыть рот как тут он продолжил. — Вот, что будет дальше. — Он вздохнул и продолжил. — Сегодня вечером американки попадут к властям, а сюда приедут два очень уважаемых человека, и я сделаю все чтобы стороны пришли к согласию. Ты сейчас пойдешь гулять в сад, тут хороший сад… Свежий воздух, много цветов и красивых растений… несколько фонтанов… Казалось он говорит сам с собой, просто вспоминает и проговаривает мысли вслух. Ее участия в разговоре вовсе не требуется, более того — оно даже нежелательно. Элизабет чувствовала как паника поднимается волной у нее где-то внутри. — Сэр, я тоже американка, как и те девушки… — Лиз подумала, что этот старик, Ариф, не так уж плох, он спокойно и честно все объяснил. Может имеет смысл поговорить с ним? — Меня тоже надо отдать властям… или давайте я сама пойду к ним… — Царапины через несколько дней будут менее красными… — В пространство проговорил старик кивая, не обращая внимание на ее слова. Он что-то сказал охранникам, один из них кивнул и вышел. Лиз продолжала говорить ему о том что она тоже из США, что ее ждут дома, что у нее есть больной отец… Ариф не прислушивался к тому, что говорила сидящая напротив него девица, этот гул чужих слов его раздражал. У него болела спина и ноги, он давно уже не совершал таких дальних поездок. Да, в молодости он часто вел переговоры между племенами и иностранцами, но вот уже лет десять, как он отошел от дел — регион и так жил со всеми в мире. Мысленно он был в этом прекрасном саду… — Замолчи. — Его голос никогда не повышался, он по прежнему говорил медленно и спокойно. — Женщина не должна много говорить, это утомляет. Женщина должна молча принимать свою судьбу и быть благодарна богу за свою жизнь. Ариф повернулся к ней и посмотрел враждебно, будто она была в чем-то виновна, будто она причина всего случившегося. — Я молился Аллаху, чтобы не было больше глупых жертв. По простой причине — тогда можно будет договориться о мире, чем меньше жерт — тем легче говорить. Мне все равно, что будет с тобой или с теми двумя. Ты смиренно и благодарно примешь в свое сердце хозяина. Если он проявит милость — ты, не принявшая в сердце Аллаха, будешь ходить и дышать под его опекой и именем. А я получу для себя и своей семьи мир. Так, что — молчи. Элизабет стиснув зубы опустила глаза в пол, она чувствовала как неистово в груди клокочет сердце, а в горле встал ком. — Если что-то пойдет не так, если ты совершишь глупость и попытаешься убежать, если… мою семью вырежут, как вырезали тех глупцов… — Что… — У Лиз полились слезы и ее начало всю колотить. Мужчина молчал некоторое время, потом опять негромко и медленно заговорил. — Я  посредник между тем кто тобой владеет сейчас и тем, кто претендует на тебя. Меня назначили, у меня, как и у тебя, тут нет выбора. Я сделаю все, чтоб больше не было ненужных жертв. А теперь иди… Мужчина отвернулся от нее и замолчал. Было видно, что он обдумывал что-то. Старик обвел взглядом охранников и дальше речь была на арабском. В голове у Лиз была паника, она ужаснулась от мысли, что ею может владеть какой-то страшный человек. Человек, который способен убивать людей, который покупает женщин как вещь. По —видимому любой из завтрашних гостей мог быть таким, имеет ли смысл спрашивать? — Тебя никто не тронет, тебя будут кормить. Если тебе что-то нужно — скажи, тебе принесут. — Элизабет кивнула, стирая с щек слезы. Видимо ее кошмар только начинается. Старый араб сам себе кивнул. — Завтра или сегодня ночью ты покинешь этот дом и все будет кончено, слава Аллаху… — Простите, сэр, а кто меня заберет? Что это за люди? — Лиз решила задать вопрос не рассчитывая на ответ.  — С кем бы ты не уехала домой — это честь для тебя. — Он нахмурился и строго сказал. — Так, что веди себя достойно, поверь — молчание в женщине ценится больше чем все остальное. — Я не совсем понимаю… — Лиз растерялась, она рассчитывала, что власти ведут переговоры о ее выкупе. — Зачем я … ему?  Он медленно качал головой раздражаясь. — Мои люди сообщат твоему правительству, что ты погибла в результате перестрелки. Никаких подтверждений не потребуется. Тебе лучше прямо сейчас смириться и успокоиться. — Что? Я хочу позвонить домой! Я имею право! — Лиз со злостью выговорила каждое слово сжимая кулаки у себя на коленях. — Я человек, а не вещь или скотина, чтоб меня передавали из рук в руки! Рядом стоящий мужчина сделал шаг в ее сторону и ей казалось, что сейчас ее ударят. Да, вот прямо сейчас он ударит ее прикладом автомата, но в комнате повисла тишина. Старик посмотрел в окно и не очень громко заговорил. — Послушай, женщина… Послушай и запомни: следует молчать и повиноваться. Вы, американцы, не привыкли молчать… Я тебе расскажу, что он за человек и что произошло. Ты все равно не вернешься в Америку, и возможно у тебя хватит ума — вести себя достойно. Вот что произошло на днях: как только вас троих увезли сюда, в то место прибыли его люди. Это был перевалочный пункт и всех сразу должны были доставить в укрытие, вот почему они не удивились прибывшим машинам. Практически всех убили сразу. Девушек сфотографировали, а когда нескольких недосчитались… людей начали пытать. Говорят, это было ужасно… Если бы все были на месте, возможно — многих бы удалось спасти. Все бы закончилось еще там. Тебя, как и тех двоих, выбрали в подарок для одного уважаемого человека, и ты принадлежишь ему абсолютно законно, если бы не обстоятельства… — Мужчина замотал головой закрывая глаза и после долгого молчания продолжил. Лиз слушала внимательно, пытаясь понять происходящее. Ее немного трясло, поскольку все происходящее не укладывалось у нее в голове. Человек, что за ней придет, явно внушал всем окружающим страх, как впрочем и ей. Он провел рукой по лицу и устало выдохнул мотая головой: — Мои младшие братья напали на него на том правительственном вечере в чужой стране. Как же глупо… Атака была плохой и неорганизованной, глупой даже, но он проявил разумное хладнокровие и позволил самолету долететь сюда. Когда я узнал, что произошло было уже поздно что-либо исправлять — уже были жертвы, но мне удалось убедить его встретиться на переговоры. Вот почему тех двоих я отпустил сегодня. Он уже казнил моего сводного брата, но обещал пощадить второго. Ты часть сделки, которую я сегодня заключу. В комнате повисло молчание.