Я буду петь для тебя

      В эту ночь я спала так плохо, словно совсем не ложилась. Мне было жарко. Зной обхватывал мою шею обжигающими пальцами, больно сдавливая её и впиваясь ногтями во взмокшую кожу. В такт ему медленно изводила меня кружащаяся в воздухе плотная пыль, что оседала в этой комнате на каждом предмете. Но, кажется, ей было того мало. Ведь она, подобно извивистой ядовитой змее, вползала в мой приоткрытый рот вместе с вдыхаемым воздухом, ведь носом дышать я не могла – запахи вокруг сводили с ума. И некуда мне деться. Я бессильно провела рукой по своим пересохшим губам и почувствовала давно забытый горький вкус.       Я вспомнила его: как он говорил о том пути, что должен был стелиться под нашими ногами, когда бы мы шаг за шагом, сцепившись пальцами, приближались к горизонту. Он говорил мне, не давая разбавить его пламенные речи ни словом. Всё описывал, что ждёт нас за линией, разделяющей небо и землю, что горела у нас под ногами.       Однако нам никогда не преодолеть её и не узнать, что там. Что кроется от нас на тёмной стороне, которую не видело ещё ни одно живое существо?.. Идя к этой недосягаемой мечте, мы каждое мгновение умирали. По крайней мере, мне так казалось. А он, будто, больше, чем умирал. Что-то менялось в нём. Но разве моя юность в паре с наивностью могла разгадать его жуткие метаформозы?..       Воспоминания потянули меня в омут смешанных чувств, на самое его дно, откуда не выбраться. Ещё немного, и мой разум бы растворился в очерняющей моё существо боли, но тут меня выхватило что-то извне, вновь представив лику жестокой реальности. Кто-то, а, может быть, и что-то, пыталось прорваться в мою комнату.       Удар. Ещё один удар по железной двери, судя по звуку, деревянными лапами. Такое тяжёлое прерывистое дыхание было за стеной, отчего я сжалась в один комочек страха, а оно всё рвалось ко мне. Разумеется, это существо извне желало лишь помочь мне. Но в чём можно помочь человеку, если он ничего не хочет? Или его желание состоит лишь в том, чтобы уйти за горизонт, дабы попытаться настигнуть того, кто уже давно там, недостижимо далеко… Он был там, недостижимо далеко…       Меня тянуло туда. Я сгорала изнутри: грудь раздирали демоны с острыми когтями и жёсткой шерстью, что полыхала желанием, - пепел осыпался на раненое сердце, пачкал душу. И эту грязь не могли смыть даже мои горькие слёзы, которые я всегда проливала, чтобы затушить разыгравшийся пожар сожаления. Я не должна была тогда оставлять его.       Но в этот раз мои глаза даже не намокли. А языки пламени плясали всё сильнее – сегодня им никто не мешал. Мимо пролетело стремительное мгновение, впустившее в эту пыльную мутную комнату всех огненных чудовищ, скребшихся внутри меня. Я почувствовала секундное облегчение.       Однако дышать было трудно, если не сказать, что невозможно. Глаза застилал дым. Неужели так оно и бывает, когда грёзы находят выход из твоего больного сознания и начинают бесноваться в настоящем, осязаемом мире?..       Существо вдруг прекратило биться в железную дверь. Видимо, смертельные пары моих дум просочились сквозь стены… Звук падающего тела. Теперь мне никто уже не сможет помочь. Неизбежность судьбы заботливо согревала меня жарким пламенем. В безумном угаре прыгали по моей темнеющей от ожогов коже искры.       Да, я должна была тогда остаться с ним. В том было моё предназначение. Только вот я не могла, хоть и страстно желала, измениться так, как изменился он. Не могла я поднять с земли неподъёмную клетку, где были заточены голоса, что вырывал он прямо из глоток отчаявшихся и падших. А он мог. И даже повесил себе эту переносную тюрьму на спину. А ещё чуть позже приделал туда четыре острые спицы, на которые бросались заблудшие души, приманенные пением и звоном пленённых голосов.       Он крепко держал меня за руку, чтобы и я не поддалась соблазну пронзиться холодной спицей, вдаваясь в звучание покойников, мелодия которых струилась сквозь прутья клетки. Я не хочу забывать эту чарующую музыку умирающих сердец. Когда-нибудь и я запою также – когда некому будет держать меня за руку, и я кинусь на одну из острых спиц, а лучше на все сразу.       Я хотела бросить последний взгляд на уже ненавистную мне комнату. Приятное чувство зашевелилось во мне при мысли о том, что она и всё, что в ней, исчезнет, как только утихнет пожар. Только вот я забыла – я же и сама горю и уже ничего никогда не увижу: глаза мои тают от нестерпимого зноя. Конечности уже не шевелятся. Быть может, от меня, наконец, останется только лишь один скелет – жалкая фигурка из бесчисленных мелких деталей, по которым уже не понять, каким был человек, куда он стремился, и что ему было предначертано…       Мне было предначертано остаться с ним тогда. И если бы я не искушала судьбу и следовала тому, что велели мне звёзды, возможно, не падало бы вниз сейчас моё обгоревшее тело, точнее, то, что от него осталось. Не проваливалось бы оно сквозь прогнившие половицы. И в итоге не оказалась бы я без сил лежащей на раскалённых камнях.       Неужели я в преисподней? Где ты, мой дьявол?.. Вот я, сгорела лишь для тебя, чтобы оказаться здесь, за горизонтом. Ведь только через ад можно попасть в это проклятое место, куда ты так стремился? Я должна была остаться с тобой тогда, мы вместе ступили бы на раскалённые камни босыми ногами. И наши пальцы вновь переплелись бы вместе, я бы слушала пение голосов из клетки, что была у тебя за спиной…       Мысли заглушились знакомыми шагами. Я сглотнула от необъяснимого ужаса, который всегда охватывал меня, стоило ему оказаться рядом. Я всегда боялась: в начале узнать его ближе, потом вдруг отпустить его руку, а теперь… Теперь я таяла от страха увидеть его нового. Мог ли он измениться ещё сильнее?       Музыка падших израненных душ, что струилась у него из-за спины, плавно вошла в моё сердце. Оно вновь ритмично забилось, а вместе с ним стала меняться и я. Зрение вернулось. Ожоги выровнялись. Кожа стала такой мягкой и ровной. Он любил когда-то задумчиво касаться её подушечками пальцев.       Я всё ещё не могла встать, однако была в состоянии поднять голову, чтобы поймать выражение его глаз. Я смотрела одну секунду, две. Кажется, его лицо куда-то ускользало от меня. Вместо родных черт мне виделись куски холодного металла, будто бы он отрезал свою голову и на её место прикрепил железный бокс, вокруг которого была обмотана неприступная колючая проволока. Я протянула ослабевшую руку, чтобы постучать по его голове и услышать глуховатый звук удара по металлу, пусть и пришлось бы порезаться. Лицо, черты, - всё неважно, меня волновало лишь, вырвал ли он у себя из груди сердце и не вставил ли вместо него жестянку?..       Он опустился передо мной на колени. Во всей пыли преисподней мне бросились в глаза его до блеска начищенные сапоги. Он всегда следил за своим внешним видом. Лишь пара багровых капель разрушала этот безумный перфекционизм, поэтому я поспешила смахнуть кровь с его сапог. Как только подушечки моих пальцев также нежно, как он когда-то трогал мою кожу, коснулись поверхности его обуви, я вдруг перестала чувствовать собственные руки.       Он покачал железной коробкой вместо головы, словно осуждая меня за что-то. Впрочем, я и не спорила: пусть бы он судил меня, ведь я и впрямь виновата, - я должна была тогда остаться с ним. Я должна была не дать ему сделаться наполовину свинцовым чудовищем.       Но чудовищем ли?.. Разве не благие намерения двигали им сейчас, когда он с поразительной чёткостью опустил свой наточенный топорик по очереди на каждое моё запястье? Неужели не из любви ко мне складывал он кисти моих кровоточащих на его фартук рук в свой чёрный пакет, а затем протыкал их железными крюками и спицами? Мне только предстояло узнать его на самом деле.       Меня мутило. Мутило от нестерпимой боли, какая всегда душит любого, кто теряет не одну, а сразу две конечности. Эта потеря совсем ничего не значила для меня, - это твердили мне сердце и разум, но животный инстинкт самосохранения, вот беда, заставлял меня в ужасе отползать всё дальше и дальше.       Он не давал мне уйти – схватил меня за горло так сильно, что следующий вдох потерялся где-то внутри меня. Опять. Наверняка, он помнил, как я отдалилась от него раньше. Тогда я даже не стала собирать свои вещи, просто беспечно упорхнула, распевая о том, какая беспечная и счастливая жизнь ждёт меня, если я оставлю эту ношу в виде тяги к горизонту ему одному. Тогда я питала смутные надежды, что он, наконец, найдёт, что ищет. Саму же меня ждал другой путь. И я потерпела крах. Он же, напротив, становился всё сильнее и сильнее. С каждым мгновением, что я проводила в разочарованиях, он приближался к заветной черте, разделяющей небо и землю, горящую у меня под ногами. А у него земля не горела. Он был победителем. Я была побеждённой.       Тут мне почудилось, как его пальцы, пальцы победителя, разрывают нежную кожу на моей шее и ищут что-то внутри. Не прошло и секунды, как он, удовлетворённо поглаживая меня по взмокшей спине, видимо, так пытаясь расслабить моё дрожащее от боли тело, резко выхватил что-то прямо из моего горла, из которого так и не успел вырваться последний крик.       Моё тело умерло, однако голос, что жуткой пронзительной мелодией рассказывал печальную историю, я отпустила от себя и сделала всё, чтобы звучать громче среди других отчаявшихся и павших, заточённых в клетке за спиной победителя.       О победитель, я буду ещё долго петь для тебя.